Гений АвтоВАЗа (СИ) - Матвиенко Анатолий Евгеньевич

Был на подъёме. Взяли первое командное, я — третье в личном зачёте. Выполнил норматив кандидата в мастера спорта. С корочками КМСа и таким турнирным списком меня с радостью возьмёт любая команда СССР.

Если бы не её шашни с начальником, жизнь прекрасна. А эта бочка дёгтя испортит любую цистерну мёда.

Подъехал на Лесную. Вторник, не «папиков день», та же старушка сидела на скамейке. Отделил от вкуснях, предназначенных для чаепития с Оксаной, два кекса, переложил в отдельный пакетик.

— Доброго вечера, бабуля! Вот, начальник с поручением прислал. И вам от меня — гостинец!

— С чего бы это, милок?

— Да просто так. Вижу, вы хорошая женщина, понятливая. Разбираете где хорошо, а где… как обычно. Как-нибудь буду ждать начальника, посидим, о жизни расскажете.

Бабка раскрыла пакетик с кексами и улыбнулась. Одного зуба у неё не хватало.

— Конечно, милок. Никифоровна меня зовут.

— Я — Сергей. А он в прошлый четверг сам за рулём приезжал, без меня?

— Сам, охальник. Каждый четверг, хоть календарь проверяй.

— Ну, не мне его судить.

Неприятно, но особых эмоций больше не вызвало. За полторы недели на гонках привык к разочарованию. И зачем-то поехал сюда снова. Наверно — зря. Поковыряться в собственной, едва зарубцевавшейся ранке? Выплеснуть наболевшее? Нафиг надо было… Но нет, с упорством, достойным лучшего применения, взбежал на второй этаж.

Открыла, улыбается, бросилась на шею. Выглядит потрясающе — на сто процентов.

— Хочешь?

Понятно, что предлагает — секс без прелюдий. И какая-та часть натуры заорала внутри: да, да! Плевать на всё остальное. Хоть разочек! Последний!

Но перед глазами всплыл товарищ в чёрном костюме, увлекающий её в эту же квартиру, на эту же чрезвычайно удобную тахту, и желание удалось обуздать.

— Может, хоть чаю нальёшь? Я с дороги. Если честно, уставший до ужаса.

— Конечно!

Она суетилась на кухоньке, очень мило и со вкусом обставленной. Пухлый любовничек не пожалел инвестиций в гнёздышко для удовольствий. Когда я думал об этом, просто красная пелена застила картинку перед глазами. Несмотря на всю соблазнительность пейзажа.

Села напротив, близко, ножку перебросила на ножку, из-под халата призывно выглянула коленка.

— Ты переедешь ко мне?

— А к чему спешка?

— Времени на раскачку не осталось. Присмотрись, у меня пятнышки на лице. Наша прошлая встреча не прошла даром.

— Аллергия?

— Началась задержка и сразу токсикоз. Я беременна. У нас будет ребёнок.

А вот это — финиш. Карты на стол.

Я поднялся, отодвинул недопитую кружку.

— Спасибо за чай. Прощай.

— Услышав про ребёнка, ты…

— Поздравляю Льва Иосифовича с третьим наследником. Я к тебе не притронулся без предохранения, он — не знаю.

Она окаменела. Потом раскаменела и бросилась в атаку.

— Ты… Ты носил всё время в себе эти грязные подозрения и снова пришёл ко мне?

Её глаза потемнели от гнева и сузились. Красота осталась, но обаяние исчезло напрочь. В чём-то даже была страшна. В гневе, в обманутых иллюзиях.

— Я пришёл, потому что надеялся — ты расстанешься с ним, объяснишься со мной, и мы вместе пойдём по жизни рука об руку.

— Жуткая, гадкая, несправедливая клевета!

— Скажешь, он не бывает здесь?

— Откуда ты взял⁈

— Ведёт к дому, хозяйски обнимая за талию, уединяется с тобой на часок.

— Ты следил за мной?

— Бабушки рассказали. И бухгалтерия торга в курсе. И Роза Давыдовна, супруга твоего начальника, известная, кстати, стоматолог, тоже наверняка осведомлена, городок-то маленький. Или она ещё не знает?

— Шпионил… И молчал!

— Молчал, потому что дал тебе шанс. Сейчас он исчез. Совет да любовь с Львом Иосифовичем.

— Дурак… Какой же ты дурак… Не понимаешь, от чего отказался!

— Таким родился, таким помру.

Двинул уже к выходу, но Оксана проявила незавидное упорство.

— Это — твой ребёнок! Презерватив мог порваться или соскользнуть.

На 24-летнего аргумент бы подействовал. На меня — нет.

— Хочешь, узнаем в поликлинике срок беременности? Хотя зачем, и так всё понятно. Он больше, чем с нашей встречи. Не хочу быть с тобой жесток. Ты говорила о потерянных кошкиных жизнях, значит, пережила какие-то потрясения, сочувствую и понимаю. Почти полюбил тебя. Разочарован страшно. Из нас троих я потерял больше всех.

Вдруг дрогнет? Ничего подобного. Не призналась в сексе с начальником, скорее всего, из железного женского правила — никогда не колоться ни при каких обстоятельствах. Как в старом анекдоте, когда муж застаёт супругу в постели с любовником, та встаёт, накидывает халат и лениво замечает: надоело, сейчас опять начнутся какие-то глупые упрёки и необоснованные подозрения.

Вместо наивно ожидавшегося «чистосердечного раскаяния» Оксана рявкнула напоследок:

— Убирайся! Но учти: никто и никогда меня не бросал. Даром тебе не пройдёт.

Пока катил домой, чувствовал пустоту потери… и облегчение. Всё же треть века жил в постсоветской России. Это советскому времени соответствовали строки: любите, девушки, простых романтиков, отважных лётчиков и моряков. Хотя бы — гонщиков. Новой эпохе более подходили рассуждения: чтоб любить такие ноги, нужен белый «кадиллак» и толстый банковский счёт. Следовательно, не имеющий ни смокинга, ни фрака, ни «кадиллака», а на счету всего лишь чуть более тысячи рублей, слёзы, я не мог поверить в серьёзность происходящего. (Использованы неточные цитаты из песен В. Сюткина и А. Еромолина). Столь декоративные дивы уместны под руку с олигархами, Серёга Брунов знает свой шесток. Обломилось отведать сладенького, когда дива решила поразвлечься с более молодым, и спасибо на том.

На следующий день, в среду, нас чествовали: директор крепко жал руки каждому, включая штурманов и технарей команды, каждый получил премию в размере двойного оклада, я — дополнительную грамоту за рацухи с подвеской и смазкой распредвала. Всё это — в актовом зале под грохот торжественной музыки, в присутствии администрации. Для массовки в публике сидели девочки из бухгалтерии, в том числе та, симпатичная, с круглой мордашкой и острым язычком.

Неизбежный поход в бухгалтерию дал прекрасную возможность подкатить, тем самым смыть пренеприятный осадок… понятно от чего. Лучшее лекарство от женщины — другая женщина. Я сделал вид, будто чего-то не понял в квитанции на перечисление премии, уронил бумажку ей на стол и спросил: всё ли здесь правильно, проверьте, окажите любезность.

— Вам причитается 680 рублей премии за победу и 350 за рацпредложение, чемпион. Завтра будут у вас на сберкнижке. Что непонятно?

— Только одно! — я опустил голову к ней вплотную и шепнул: — Согласитесь ли отметить премию со мной?

Обернулась, расширила глазки. Не мисс Тольятти, оставленная на Лесной, но хорошенькая, личико мягкое, щёчки с ямочками, жгучая брюнетка с хитрым карим взглядом. Фигурку оценил только сзади и издали, когда бухгалтерши покидали актовый зал. Стройная, хоть не тростиночка, с выпуклостями где надо, ножки ровные, щиколотки тонкие, вполне-вполне.

Подмигнул, она кивнула. Написала на бумажке телефон и имя «Лиза». Иветта, Лизетта, Мюзетта и ещё кто-нибудь, вся жизнь моя вами согрета. Или что там пел Андрей Миронов в «Соломенной шляпке»?

Следующий день, четверг, что-то этим летом не люблю четверги, начался как обычные трудовые будни, а после обеда превратился в тихий кошмар. В пять, после смены, собрались в цеху на открытое комсомольское собрание, оно же товарищеский суд, на повестке дня лишь один вопрос: об аморальном поведении комсомольца Брунова. Повод — письмо из горкома на имя генерального, спущенное к нам с визой начальнику цеха «рассмотреть по существу дела сегодня же и доложить». Я успел метнуться к машине, прихватив сумку с дешёвым кассетником «Весна».

Парни были за меня, но тон задавал ответственный товарищ Коротченя из парткома завода с орденскими планками, ветеран внутренних войск МВД, которому давно пора на покой, но, как ему показалось, партия шепнула на ухо: ты нужен в рядах строителей коммунизма.