Кровь Моего Монстра - Рина Кент

меня за то, что меня спасли четыре моих двоюродных брата, которые все умерли. Ее глаза говорят мне, что она хотела бы, чтобы мы поменялись местами. Но когда я поговорила об этом с дядей Альбертом, он сказал, что я слишком много думаю.

Однако он умеет избегать конфликтов. Конечно, он пытается построить мост между ней и мной. Как он делал с папой и моим третьим дядей.

— Ты все еще одна из нас. Даже если мир знает тебя под другим именем, полом и внешностью, я всегда буду помнить тебя своей Сашенькой.

— Дядя…

— Произнеси свое имя вслух, чтобы никогда его не забыть.

Мои губы дрожат. Это было так давно, что это кажется чужим на моем языке.

— Александра Иванова.

— Саша… Саша… — скандирует Майк у меня на руках, и я улыбаюсь.

Когда дядя Альберт пытается забрать его, он закатывает истерику и отказывается уходить. Он даже объявляет, что не разговаривает со своим отцом.

Я целую его в лоб и приглаживаю его золотую гриву волос.

— Мы еще встретимся, Мишка.

— Но когда?

— Когда ты станешь старше и сильнее и станешь Суперменом.

— Хорошо! — он ухмыляется, его глаза полны очаровательной невинности.

Мысль о том, что я не увижу, как он растет, и не услышу его очаровательного смеха в ближайшем будущем, наполняет меня тяжелым отчаянием.

На этот раз он идет к отцу без особых протестов, и я хватаюсь за его пальто слишком долго, прежде чем целую его в щеку и, наконец, отпускаю.

— Если что-то срочное, пришли мне обычный код, — говорит мне дядя Альберт.

— А как ты со мной свяжешься, если у вас будет что-то срочное?

— У меня достаточно друзей, чтобы добраться до тебя. Не волнуйся.

Я смиренно выдыхаю, когда он натягивает на себя и Майка капюшоны, затем они выходят на морозный воздух. Мой двоюродный брат продолжает махать мне руками и бросать поцелуи, пока видит меня.

В тот момент, когда они исчезают вдали, я сползаю на землю, подтягиваю колени к груди и, наконец, выпускаю слезы.

***

После того, как я прощаюсь с моим дядей и двоюродным братом, меня охватывает калечащее чувство одиночества. Становится так плохо, что мне трудно дышать или думать.

Чтобы меня не допрашивали, я не возвращаюсь сразу на базу. Я сейчас на грани, и могу слишком легко сломаться под давлением.

Обычно в выходной день я делала упражнения для укрепления мышц, но сегодня я сделала перерыв и была так взволнована, увидев дядю и Майка. Я чувствую себя еще более успешной с тех пор, как поднялась в звании.

Оказывается, это продвижение скорее проклятие, чем благословение.

Прошла неделя с тех пор, как я присоединилась к спецподразделению, и, хотя это более интенсивно, чем в моем предыдущем подразделении, я научилась подталкивать себя и постепенно избавляться от своей психической клетки.

В тот момент, когда я осваиваюсь с определенным темпом, капитан Кирилл полностью его ниспровергает. Мало того, у него также есть Виктор в качестве ответственного надзирателя, и он не что иное, как стальная, несгибаемая скала.

Другие солдаты привыкли к нему и его манерам, так что только мне приходится приспосабливаться. Даже новобранцы приспособились лучше, чем я.

Несколько часов я рассеянно брожу по заснеженным улицам. Холод леденит мои слезы, но я все иду и иду. Мои ноги останавливаются перед красивым кружевным платьем у входа в магазин. Кремовый цвет придает элегантность, а кружево придает изделию красивый женственный оттенок.

Мое сердце набухает. Настанет ли когда-нибудь день, когда я снова надену платье?

Я внутренне качаю головой. Даже если у меня будет шанс, буду ли я знать, как двигаться в платье?

Прошли годы с тех пор, как я носила его.

Я неохотно отхожу от магазина и исчезаю в толпе людей. Как только я успокаиваюсь и лучше контролирую свои эмоции, я возвращаюсь на базу.

Я иду с прямой спиной и широкими шагами. Странным образом это дает мне уверенность, в которой я так отчаянно нуждаюсь в моем нынешнем состоянии.

В тот момент, когда я ступаю в спальню, передо мной появляются большие сапоги. Я знаю, кому они принадлежат, прежде чем поднять взгляд, и еще больше выпрямляюсь, прежде чем отдать честь.

— Куда ты ходил, Липовский? — в тишине звучит хриплый голос Виктора.

— Я вышел прогуляться, — технически я это сделала, так что это не ложь.

— Прогулка важнее тренировки, солдат?

— Нет, но у меня выходной.

— Что ты только что сказал?

Мой позвоночник дергается, и я понимаю, что, возможно, облажалась и не должна была так отвечать. Не то чтобы я врала, и нельзя было ожидать, что я буду доступна для тренировок в выходные дни, но кто-то такой жесткий, как Виктор, не понял бы. У него свои взгляды и мнения, и он подобен непоколебимой горе.

Чем-то он мне бабушку напоминает.

— Оставь новичка в покое, Виктор, — другой голос раздается позади меня, прежде чем его владелец останавливается рядом со мной.

Новоприбывший — еще один член отряда. Он выглядит на несколько лет старше меня, сложен как стена, с угловатыми, но странно приветливыми чертами лица.

— Ты, — Виктор указывает на него. — Не лезь в это, Максим.

— Нет, не могу. Ты издеваешься над беднягой, — Максим хватает меня за плечо и буквально вытаскивает обратно.

Я не сопротивляюсь, даже когда чувствую убийственную энергию, исходящую от Виктора.

— Ты уверен, что это была хорошая идея? — шепчу я, когда мы выходим на улицу. Мгновенно мой нос начинает течь, и иглы холода пронзают мою кожу.

Я лучше останусь в подобии тепла внутри, но вряд ли Максим услышит эту просьбу. Он кажется из тех, кто сбивает вас с ног ради какого-нибудь приключения.

— Не бери в голову! Ты этого не знаешь, но Виктор похож на гору, на которую иногда приходится взбираться или просто перепрыгивать, чтобы он перестал быть занозой в заднице, особенно когда у нас есть предлог, например, выходной… Господи, ты такой мелкий, новичок.

Я напрягаюсь, но затем снова заставляю себя расслабиться.

— Меня зовут Александр.

— Я Максим. Я заметил, что на прошлой неделе ты был чопорным и одиноким, а мы не занимаемся этим дерьмом в этом подразделении, — он наклоняет подбородок вперед. — Как насчет того, чтобы повеселиться?

Мы останавливаемся перед полем для… футбола.

Солдаты делятся на две команды по одиннадцать игроков. Концентрация и