Начальник боепитания - Зиновий Шехтман

— Хорошо, пришлите.

Вот она у меня в руках, эта самодельная записная книжка, сшитая из двух половинок разрезанной поперёк ученической тетради в клеточку, замызганная, с завернувшимися, почерневшими уголками.

Я полистал её и увидел любопытные записи:

«Дядя Семён (Кудияров), 1-я рота, тяжёл. Госпиталь № 2640, передать поклоны и привет. В перв. очередь».

«Сержант Гришаев, госп. 1836, порадовать — награждён медалью „За отвагу“».

«Усман Закиров, пулемётчик, представлен к награде. Тяжело ранен. Узнать госпиталь. Срочно».

«Фёдору Ровдугину переслать два письма из дома. Поклоны от наших. Госп. 3264».

«Амрину, связисту, написать: его земляк Ормушев получил письмо из дома. Рассказывал — жену Амрина назначили бригадиром в колхозе, он ещё не знает. Узнать № госпит.».

«Миколе Пинчуку, госп. 2638, — в штабе получено письмо с родины, от военкомата на хате крышу перекрыли».

«Генерал Панфилов лично приказал представить к награде Ефима Пантелеевича Масияша. Наверно, дадут орден. Тяжело ранен, узнать госпиталь».

«Письмо Мухамеду Джангазиеву вернулось из госпиталя. Почему — не пишут. Как узнать — умер или переведён?»

«Шахбузинову переслать письмо из дома. Срочно. Он его долго ждал».

Вот когда раскрылась передо мной душа мальчика.

Было в блокноте и нечто другое, что бросилось в глаза. Откуда паренёк мог знать о награждениях, о представлениях к награде и даже о том, что «генерал Панфилов лично приказал представить»? Упоминание о том, что «в штабе получено письмо», подтверждало, что мальчишка нашёл какую-то лазейку в штаб. Каково же было моё удивление, когда я узнал, что все сведения Гриша получает не от кого иного, как от того, кто категорически требовал отправить Гришу в тыл, от начальника штаба полка подполковника Бурнашёва.

Я потребовал у него объяснений.

— Доброе слово лучше всякого лекарства, — ответил начальник штаба. — Сам бы написал нашим, которые в госпиталях лежат, да времени нет. Когда я узнал, что у связистов грамотный паренёк завёлся, я позвал его к себе, рассказал — кого наградили, кого представили к награде, кому хату починили. Паренёк золотой оказался, аккуратный, понятливый. Сколько он радости людям доставляет!

— Да, но он в своей записной книжке генерала Панфилова упоминает.

— Это не годится. Я его предупреждал, чтобы ни фамилий, ни названий населённых пунктов не упоминал. Я его за оплошность отругаю, но людей мы с ним будем радовать и дальше.

Бои под селом Калистовом, восточнее Волоколамска, становились всё ожесточённее. Немцы буквально лезли напролом, пытаясь прорваться к Москве. Газеты тогда писали: «Поистине героически дерутся бойцы командира Панфилова. При явном численном перевесе, в дни самых жестоких атак враги продвигаются вперёд только на полтора-два километра в сутки. Эти полтора километра даются им очень дорогой ценой. Земля буквально сочится кровью фашистских солдат». Именно так и было в районе Калистова.

Местность там холмистая. Второй батальон накрепко зацепился за одну важную высоту, надёжно прикрытую с запада непроходимым болотом, и четвёртый день стоял у гитлеровцев как кость в горле. Только небольшой участок пути простреливался миномётным огнём, и обойти его было невозможно. Враг держал его под прицелом и ночью и днём. Ночью ещё проскочить можно было, а днём без жертв не обходилось. Гибли телефонисты, связные, санитары. И вот в один из утренних часов перед опасной зоной присел со своей неизменной брезентовой сумкой письмоносец Гриша. Ночью привезли почту, утром её рассортировали. Он забрал письма, адресованные второму батальону, и отправился к высотке. Не дойдя до простреливаемого участка, остановился за кустами. Затем, раздвинув ветки, сделал шаг вперёд и вдруг отпрянул назад. Прямо перед ним сидел солдат. По его лицу стекали крупные капли пота, а руки дрожали, как у человека, избежавшего смертельной опасности.

— Вот чёртово местечко, — прерывающимся голосом сказал солдат, — два раза проскакивал, а на третий чуть было конец не пришёл. Ка-а-ак она рядом жахнет! Смотри!

Солдат отвернул лоскут рассечённого рукава и показал длинную кровоточащую царапину.

— Ну, думаю, конец. Чувствую, по руке ударило, а поглядеть боюсь. И верно, ещё чуть-чуть бы… А ты куда?

— Туда, с письмами.

— Не проскочишь. Подождал бы лучше до ночи. Письма не патроны.

— Разве можно ждать до ночи? — возмутился Гриша. — Ночью письма читать не будут, оставят до рассвета. Это значит — целые сутки. А бойцы, знаешь, как ждут весточку.

— Это верно. Ждут.

— А вы куда?

— Я в штаб и обратно.

— Значит, ещё раз пойдёте?

— Моё дело солдатское. Может, ещё несколько раз идти придётся.

— Страшно?

— Как тебе сказать? Боязно, конечно, но ведь надо.

— Вот и мне надо.

— Ну иди. Только смотри. Немцы с перерывами бьют, и каждый перерыв через определённое время. Ты присмотрись, перерыва два-три пропусти, а потом махай сразу.

Уловив периодичность обстрелов и перерывов, Гриша приготовился и, улучив момент, рванулся вперёд. Здесь и случилось неожиданное. Он увидел на тропинке большое пятно крови и ещё несколько пятен, уходящих вправо к кустам.

Гриша догадался, что здесь шёл раненый человек. И, видимо, не имея сил бежать дальше, уполз в кусты. Гриша бросился туда. За кустами, уткнувшись лицом в землю, лежал сержант. Рукав шинели был в крови. Гриша достал индивидуальный пакет, разрезал рукав и перевязал раненого. Он попытался поднять бойца. Но сил не хватило. Нужно идти за помощью.

Дождавшись очередного затишья в стрельбе, Гриша приготовился перебежать через опасный участок, но в этот момент раненый, не подававший до этого признаков жизни, застонал. Мальчик чуть-чуть задержался и, хотя обстрел снова начался, побежал по тропинке. В первом батальоне он сообщил о раненом. Тотчас послали двух солдат. Но с ними опять пополз Гриша.

А перед вечером, когда Гриша вернулся к себе, получил головомойку от комиссара роты Шапшаева.

— Придётся тебя в тыл отправить, — строго сказал комиссар.

— За что? — чуть не плача, спросил Гриша. Отправка в тыл была, по его понятию, самым большим наказанием.

— За то, что у тебя слова расходятся с делом, — ответил Шапшаев. — Сказал, что будешь осторожным. А сам?

— Товарищ комиссар, да ведь если бы меня не было, как же сержант-то? Уж вы, пожалуйста, не отправляйте меня никуда, — испугался Гриша и вдруг осмелел: — Если отправите, я всё равно из тыла на фронт убегу. Не прощу немцам их злодейства… Мне мстить надо…

Вечером этого дня я зашёл к связистам и увидел такую картину: бесстрашный письмоносец лежал в уголке на каком-то ящике, уперев ноги в откос землянки. В руках он держал за концы скрученную нитку с надетой на неё большой плоской пуговицей и, растягивая нитку, самозабвенно крутил её, наслаждаясь заунывным писком.

Вот и пойми после этого мальчишечью душу!

Красным следопытам

Более двадцати лет прошло со времени тяжёлых боёв за Москву, покрылись травой окопы, и разрушились землянки. Но не заросли тропинки к памятникам боевой славы, могилам известных и неизвестных героев. Не исчезли из памяти людей-очевидцев те места, где самоотверженно сражались наши воины.

И если вас, юные друзья, заинтересуют места боёв прославленной Панфиловской дивизии, в которой воевали герои этих рассказов, воспользуйтесь нашей картой и отправляйтесь в путь.

Мы укажем вам только некоторые населённые пункты, где проходили бои.

Деревня Гусенево. Здесь 19 ноября 1941 года погиб генерал Иван Васильевич Панфилов. Произошло это так.

Фашисты бросили большие силы, для того чтобы прорвать рубеж Панфиловской дивизии на пинии Строково — Лысцово — Матренино и одним стремительным броском прорваться к Москве.

Немцы начали обстрел деревни Гусенево неожиданно. Генерал Панфилов, обеспокоенный создавшимся положением, вышел из укрытия и направился с группой офицеров на наблюдательный пункт. Неожиданно послышался чей-то крик «Ложись!». Рядом с пронзительным визгом разорвалась мина. Генерал покачнулся, схватился за грудь и упал. На месте гибели установлен обелиск, за которым следят пионеры школы в Гусеневе.

Гусенево находится на 101-м километре Волоколамского шоссе.

Ново-Иерусалимская. На этом рубеже шли тяжёлые бои.

В Ново-Иерусалимском монастыре были пробиты амбразуры для стрельбы из пушек и пулемётов. Очень долго противник не мог овладеть монастырём. И только бросив большие силы, ему удалось временно занять его. Монастырь является памятником русской архитектуры.

Деревня Строково. В ноябре одиннадцать сапёров-панфиловцев во главе с командиром взвода Петром Фирстовым и политруком Алексеем Павловым стояли насмерть, отбивая атаку немецких танков и прикрывая отход полка на новые рубежи. Почти целый день длился бой.