Мертвые львы - Мик Геррон

информацией. Побочной жертвой этого стал распавшийся брак. Что касается Луизы, то она провалила слежку, из-за чего на окраинах Лондона появилось огнестрельное оружие. Однако пару месяцев назад Луизе и Мину удалось избавиться от ступора и завести роман, что как раз совпало с тем временем, когда к жизни ненадолго вернулась и Слау-башня. С тех пор все успокоилось, но оптимизм не угас. Луиза и Мин предполагали, что у Джексона Лэма появился реальный шанс надавить на Диану Тавернер, которая хоть и не стала его марионеткой, но признала, что за ней должок.

Что давало Лэму определенную власть.

— Уэбб — тот самый, кого Ривер сбил с ног?

— Ага.

— Странно, что он снова на ногах.

— По-твоему, Ривер такой крутой?

— А по-твоему — нет?

— Не то чтобы очень.

Луиза хохотнула.

— Что?

— Ой, да ты так небрежно плечом дернул, когда это сказал. — Она карикатурно изобразила его жест. — Типа, да уж не круче меня.

— Ничего подобного.

— Да-да. — Она снова дернула плечом. — Вот так. Будто ты сильнее всех на свете.

— Неправда. Я просто имел в виду, что Ривер, конечно, ловок, но не настолько, чтобы заставить Леди Ди избавиться от своего мальчика на побегушках.

— Все зависит от того, как именно этот мальчик ему насолил.

Они обогнули озеро. По лужайке бродили две противные птицы на здоровенных лапах, а неподалеку скользил по воде черный лебедь. Сердитый.

— Ну и как тебе задание?

Луиза пожала плечами:

— Присмотр. Ничего особенного.

— Зато из офиса выберемся.

— Наоборот, надолго там застрянем. Придется рапорты писать. Интересно, что скажет Лэм?

Мин остановился. Луиза, которая все еще держала его под руку, тоже остановилась. Вдвоем они смотрели, как лебедь патрулирует волнующуюся кромку озера и без предупреждения тычет клювом в воду; лебединая шея на миг стала полоской черного света в глубине.

— Черные лебеди, — сказала Луиза. — Я про них недавно где-то читала.

— В меню еды навынос? Фу, гадость какая.

— Веди себя прилично. Дело было в воскресенье. Есть такое выражение, «черный лебедь», — сказала она. — Означает экстремальное непредсказуемое событие со значительными последствиями. Но такое, которое в ретроспективе выглядит очевидным и объяснимым.

— Ага.

Они пошли дальше. Немного погодя Луиза спросила:

— Интересно, о чем ты размышлял? Ну, когда задумался?

— Вспомнил, что в прошлый раз, когда нас подключили к операции Риджентс-Парка, то хотели подставить.

Черный лебедь снова изогнул шею и погрузил голову в воду.

Ширли Дандер взяла картонный стаканчик с кофе, обнаружила, что он остыл, и все равно сделала глоток.

— А Стэндиш? — спросила она.

— Леди Кэтрин… — Маркус правой рукой поднес к губам воображаемую бутылку. — Она любит выпить.

Что-то не складывалось. Кэтрин Стэндиш вроде бы постоянно была на взводе, а забавные старомодные наряды делали ее похожей на постаревшую и разочарованную Алису в Стране чудес. Но Маркус ничуть не сомневался в своих словах.

— Ну, она сейчас в завязке. Давным-давно, наверное. Но если я разбираюсь в пьяницах, а я многих знавал, то в свое время она и меня, и тебя вырубила бы вмиг. По очереди.

— Ты говоришь о ней, как о боксере.

— Так ведь настоящий алкоголик относится к выпивке будто к драке. Ну, мол, выстоит только один. А алкоголик всегда считает, что выстоит именно он. А в данном случае — она.

— Она же завязала.

— Все алкаши так думают.

— А Картрайт? Он завалил Кингс-Кросс.

— Да, знаю. Я видел запись.

Видеозапись катастрофической учебной операции Ривера Картрайта, проведение которой вызвало панику в час пик на одном из главных вокзалов Лондона, до сих пор использовали в тренировочных целях, к глубокому Риверову сожалению.

— У него еще дед легендарный. Дэвид Картрайт, знаешь?

— Я его не застала.

— Он же дед Картрайта. Никто из нас его не застал, — сказал Маркус. — Был шпионом в Средние века. Между прочим, до сих пор жив.

— Вот и славно, — сказала Ширли. — Иначе в могиле извертелся бы. Ну как же, Картрайт — и угодил к слабакам. Хромой конь. В общем, все такое.

Маркус Лонгридж отодвинулся подальше от стола и широко раскинул руки. Он собой дверной проем перекроет, подумала Ширли. И перекрывал, наверное, у себя в департаменте Операций. Отправлялся на задания, год назад ликвидировал террористическую ячейку. Ну, ходили такие слухи, но, наверное, ходили и другие, иначе он бы здесь не оказался.

Он уставился на нее. У Ширли невольно мелькнула мысль: «А глаза-то темнее кожи».

— Ты чего? — спросила она.

— А ты чем их взяла?

— Чем взяла?

— Я в том смысле, что тебя не уволили.

— Я знаю, в каком ты смысле.

Где-то наверху по полу шаркнул стул, кто-то подошел к окну.

— Я им сказала, что лесбиянка, — наконец произнесла она.

— Да?

— И как им уволить лесби за то, что она врезала какому-то мудаку, который к ней в столовой приставал?

— Ты поэтому остриглась?

— Нет. Я остриглась потому, что мне так захотелось.

— Так мы с тобой заодно?

— Я ни с кем не заодно, кроме самой себя.

Он кивнул:

— Ну, как хочешь.

— А то.

Она повернулась к уснувшему монитору, шевельнула мышью. Экран неохотно высветился, демонстрируя застывшую картинку: сравнение двух лиц, настолько непохожих, что программа как будто издевалась.

— Так ты лесбиянка? Или просто так сказала?

Ширли не ответила.

Джексон Лэм сидел на скамейке, на железнодорожной станции Оксфорд; полы распахнутого плаща свисали с обеих сторон, пуговица на рубахе расстегнулась, открывая волосатое брюхо. Лэм рассеянно почесал его, завозился с пуговицей, бросил и прикрыл брюхо черной федорой, устремив на нее задумчивый взгляд, будто она хранила тайны святого Грааля.

Черная шляпа. Забытая в автобусе. В автобусе, где умер Дикки Боу.

Само по себе это ничего не означало, но Лэм размышлял.

Когда автобус прибыл в Оксфорд, шел сильный дождь, и первое, что сделал бы любой, выходя из салона, — это надел бы шляпу. Если бы она у него была. А если бы не было, то вернулся бы за ней. Кроме тех случаев, когда пассажир не желает привлекать к себе внимания; когда хочет смешаться с толпой людей, устремившихся на платформу, сесть в поезд и покинуть место происшествия как можно скорее…

На Лэма выразительно уставилась женщина, слишком привлекательная, чтобы проявлять к нему живой интерес. Приглядевшись, Лэм заметил, что она уставилась не на него самого, а на сигарету, которую он, оказывается, зажал между двумя пальцами левой руки и постукивал ею по федоре. Правая рука уже рылась в кармане в поисках зажигалки, что со стороны выглядело так, будто он чесал яйца. Лэм одарил незнакомку своей лучшей кривой ухмылочкой, раздув при этом одну ноздрю, а