Мертвые львы - Мик Геррон

ловкости, если ты такой нерасторопный, что ловчить не успеваешь?

Однако Маркус так не считал. Ловкость — психологической настрой. Лэм подавлял уже одним своим присутствием, и о том, что он представляет угрозу, ты не догадывался до тех пор, пока он не уходил, оставив тебя раздумывать, почему и как в глазах только что потемнело. Разумеется, это было личное мнение Маркуса. Он мог и ошибаться.

— Наверное, — сказал он, — мы это выясним, если побудем тут подольше.

Выйдя из автобуса, Лэм потер пальцем глаз, что придало ему горестный вид, ну или такой, будто у него там зачесалось. Начальник автобусного парка выглядел так, словно ему было неловко наблюдать за скорбью постороннего, а может, он заметил, как Лэм шарил за подушками сиденья, и теперь придумывал, как бы половчее об этом спросить.

Дабы пресечь подобные попытки, Лэм сказал:

— А где водитель автобуса?

— Водитель? Тот, который был за рулем, когда…

Да, когда мой братец откинулся, подумал Лэм, кивнул и снова потер глаз.

Водитель не горел желанием обсуждать с Лэмом строптивого пассажира, считая, как и всякий водитель автобуса, что хороши только те пассажиры, которые покидают салон самостоятельно. Однако едва начальник парка, в последний раз выразив соболезнования, удалился к себе в кабинет, а Лэм во второй раз за утро намекнул, что у него в кармане двадцатифунтовая купюра, водитель стал разговорчивее.

— Эх, что тут скажешь… Сочувствую вашей утрате, — буркнул он, явно обрадованный возможностью поживы.

— Он с кем-нибудь разговаривал? Может, ты заметил? — спросил Лэм.

— Вообще-то, наша обязанность — следить за дорогой.

— А до того, как вы отъехали?

— Что тут скажешь… — повторил водитель. — Там был чертов цирк с конями. Тысячи две пассажиров сняли с поездов, а нам пришлось их развозить. Так что нет, извините, но я ничего не заметил. Он был один из многих, пока не… — Тут он сообразил, что направил разговор в тупик, и завершил предложение невнятным: — Ну, сами понимаете.

— Пока автобус не приехал в Оксфорд с трупом на заднем сиденье, — услужливо подсказал Лэм.

— Ну, он помер тихо-мирно, — обиженно буркнул водитель. — Я скорости не превышал.

Лэм посмотрел на автобус, выкрашенный в фирменные цвета, красный и синий; низ автобуса был заляпан грязью. Самый обычный автобус; Дикки Боу вошел в него, но не вышел.

— А в поездке не произошло ничего необычного? — спросил Лэм.

Водитель уставился на него.

— Если не считать трупа, — пояснил Лэм.

— Извини, дружище. Все было как обычно. Забрал на станции, высадил в Оксфорде. Оно мне не впервой.

— А что случилось в Оксфорде?

— Ну, все высыпались, как горох. Там уже поезд ждал. А пассажиры и так уже на час задержались. И дождь шел. Так что никто не мешкал.

— Но кто-то ведь обнаружил труп.

Водитель странно посмотрел на него, и Лэм, догадавшись почему, исправил ошибку.

— Ричарда, — скорбно прошептал он; они ведь были братьями. — Дикки. Кто-то же заметил, что он умер.

— Да, там сначала пассажиры засуетились, но он уже мертвый был. Один из пассажиров, доктор, остался с ним, а остальные рванули на поезд. — Водитель помолчал. — Он такой был упокоенный, брат ваш.

— О такой смерти он и мечтал, — заверил его Лэм. — Он любил автобусы. А ты что, вызвал «скорую»?

— Ну, ему уже было не помочь, но да. Я весь вечер там проторчал, не в обиду вам будь сказано. Пришлось давать показания и все такое, да вы же знаете. Вы ж брат его.

— Да-да, — сказал Лэм. — Брат. А что еще случилось?

— Так все как обычно. Когда его, ну это, увезли, я навел порядок в автобусе и поехал в парк.

— Навел порядок?

— Ну, не уборку, а так, проверил сиденья, не забыл ли кто чего. Кошельков там или еще каких вещей.

— И что ты нашел?

— В тот вечер ничего. А, шляпу вот.

— Шляпу?

— На багажной полке. Неподалеку оттуда, где ваш братец сидел.

— Какую шляпу?

— Черную.

— Какую — черную? Котелок? Федору?

Водитель пожал плечами:

— Обычную шляпу. С полями, ну такую.

— А где она сейчас?

— В бюро находок. Если ее не забрали. Обычная шляпа. В автобусах все время шляпы забывают.

Только не в дождь, подумал Лэм.

Однако, поразмыслив, он сообразил, что это не так. В дождь шляпы носят чаще, поэтому чаще и забывают в автобусах. Обычное дело. Простая статистика.

«Нахер такую статистику, — решил он, — пусть отправляется в свободный полет, хоть до Луны».

— И где это ваше бюро находок? — Он повел рукой куда-то в сторону автобусного парка. — Вон там?

— Не-а, оно в Оксфорде.

Ну конечно, подумал Лэм.

— А как тебе Хо?

— Хо — задрот.

— Тоже мне новость. Все гики-айтишники — задроты.

— Нет, Хо всем задротам задрот. Знаешь, что он мне первым делом заявил?

— Что?

— Нет, ты прикинь, первым делом. Я даже пальто снять не успел, — сказал Маркус. — Прихожу сюда в первый раз, думаю: ну вот, меня сослали на шпионский эквивалент Дьябло[4]. Пока я соображал, что здесь и как, Хо берет свою кружку, показывает мне — такую чумную, с фотографией Клинта Иствуда — и говорит: «Это моя кружка, понял? Я не люблю, когда ей кто-то пользуется».

— Да уж. Хреново.

— Не то слово. Спорим, у него носки помечены «правый» и «левый»?

— А что Гай?

— Она спит с Харпером.

— А Харпер?

— Он спит с Гай.

— Не подумай, что я не согласна, но, по-моему, это не характеристика.

Маркус пожал плечами:

— Они недавно вместе, поэтому сейчас это их самая главная характеристика.

— Наверное, это они чуть раньше вышли. Интересно, зачем и куда.

— Значит, в Парке мы все еще нежелательные лица, — сказал Мин Харпер.

Прозвучало странно, потому что они как раз и были в парке, но Луиза Гай поняла, о чем он.

— Знаешь, — сказала она, — я не совсем уверена, что дело именно в этом.

Они были в Сент-Джеймсском парке, а нежелательными их считали в Риджентс-Парке, то есть в Конторе. Сейчас они направлялись в ту оконечность парка, что была ближе к Букингемскому дворцу, а навстречу им по дорожке, со скоростью примерно двух миль в час, бежала трусцой дамочка в велюровом спортивном костюме розового цвета. Рядом с ней неуклюже переваливалась мохнатая собачонка с розовой, в тон костюму, ленточкой на шее. Гай и Харпер дождались, когда дамочка их минует, а потом продолжили разговор.

— Объясни.

Луиза объяснила. Все дело было в Леонарде Брэдли. До недавнего времени Брэдли был председателем Комиссии по ограничениям, которая распоряжалась бюджетом Конторы. Для проведения любой операции Ингрид Тирни, глава Риджентс-Парка, должна была получить одобрение Комиссии