Соседский пёс - Елена Дымченко

через три, засунула старика в чёрный пластиковый мешок и увезла. Собаки остались одни, привязанные к ограде на пустынной пригородной станции.

Утром прибежал Костян. Догадавшись, что случилось, глотая слёзы, он отвязал Берендея, обнял его за шею и шепнул:

– Беги домой, беги, – оттолкнув его от себя, он взял других собак и пошёл к хлеву.

Берендей смотрел ему вслед, и хотел было двинуться за ним, но мальчик, оглянувшись, поднял камень и, кинув его рядом с собакой, крикнул:

– Не ходи за мной, беги отсюда, беги домой!

Берендей остался на перроне один.

В течение этих трёх месяцев жизнь Веры Петровны потихоньку вошла в прежнюю колею. Поездка на семинар оказалась очень удачной. Её выступление было воспринято очень хорошо и статью напечатали в годовом педагогическом альманахе.

На работе тоже дела шли прекрасно; Воробьёва родители перевели в физико-математическую школу, и теперь на уроках Вере Петровне никто не досаждал.

История с собакой почти забылась и лишь иногда, выходя из своей квартире, перед глазами Веры Петровны вдруг вставал образ Берендея, лежащего возле соседской двери. Он поднимал голову и, как казалось, с укоризной смотрел на неё. Она прогоняла это видение и, с течением времени оно возвращалось к ней всё реже и реже. Жизнь потихоньку налаживалась.

Пару раз к ней наведывалась синеглазая женщина с вопросом: нет ли новостей о Берендее. Сказать ей Вере Петровне было нечего, и когда та пришла в третий раз, она, увидев её заблаговременно из окна, не стала открывать дверь. Затаившись в своей квартире, она ждала, когда та уйдёт.

Клава, слава богу, теперь оставила её в покое. Поначалу она, с присущей ей непосредственностью пыталась то и дело заговаривать с Верой Петровной, встречаясь на лестнице, но та только сухо здоровалась и, не слушая, проходила мимо. В конце концов, Клава оставила свои попытки наладить отношения, и теперь они только здоровались, заходить к Вере Петровне Клава больше уже не решалась.

И вот однажды вечером резкий звонок в дверь подкинул Веру Петровну с кресла, на котором она, уютно устроившись с ногами и накрывшись пушистым пледом, сидела и читала своё любимое «Воскресенье» Толстого.

«Господи, что там случилось!» – давно уже никто не нажимал её звонок, и тяжёлое предчувствие закралось в душу Вере Петровне.

Приоткрыв дверь, она увидела Клаву. Не обращая внимания на подчёркнуто отчуждённое лицо Веры Петровны, Клава, радостно блестя глазами, выпалила:

– Вера Петровна! Пёс вернулся! – она смотрела на неё с таким радостным возбуждением и, вероятно, ждала, что та, услышав такое известие, сейчас же подорвётся и помчится сломя голову вместе с ней к собаке или хотя бы засыплет её разными вопросами, улыбнётся, обрадуется, наконец. Клавке очень хотелось стереть с лица Веры Петровны маску отчуждения и просто порадовать её.

Но Вера Петровна, дрогнув было, тут же взяла себя в руки;

– Спасибо, Клава. Я позвоню его хозяйке, – и стала закрывать дверь.

– Какой хозяйке? Вера Петровна! – Клава чуть не расплакалась от обиды, но дверь уже закрылась перед её носом.

«Змеюка поганая, стерва, сволочь!» – ругалась про себя Клава, поднимаясь по лестнице. Она еле сдерживала слёзы от обиды, ведь она так хотела порадовать свою соседку, всего-то на всего. Она чувствовала себя виноватой после пропажи собаки и ей так хотелось искупить свою вину.

Закрыв перед носом Клавы дверь, Вера Петровна, почувствовав, что сердце её неистово заколотилось, присела, чтобы успокоиться.

«Опять этот пёс, опять этот пёс!» – в панике метались её мысли. Стоило ей только услышать про него, как так долго и тщательно выстроенная ею спасительная стена, снова готова была рухнуть.

«Что же делать? Господи, что же делать?»

Подойдя к глазку и заглянув на лестничную площадку, Вера Петровна никого там не увидела.

Тогда она подошла к окну и, выглянув из-за шторы, увидела его напротив своего окна. Он лежал, свернувшись, на мокром, раскисшем газоне и, казалось, дремал. И, как будто почувствовав её взгляд, поднял голову и посмотрел, как ей показалось, прямо в глаза.

Она, испугавшись, отшатнулась от окна и, прижавшись спиной к стене, замерла, затаив дыхание.

«Боже мой!»

Вера Петровна была в панике. Она заметалась по комнате и, подскочив к письменному столу, выдвинула ящик и стала лихорадочно в нём рыться, ища бумажку с записанным телефоном синеглазой женщины. Найдя записку, она кинулась к телефону и начала лихорадочно набирать номер.

– Алло! Алло! – чуть не кричала она в трубку.

– Слушаю вас, – раздался на другом конце мужской бархатный баритон.

– Здравствуйте, могу я услышать…

И Вера Петровна стала лихорадочно вспоминать, как же звали ту синеглазую женщину, но вспомнить не могла.

«Господи, как же её зовут-то?»

– Алло! Вам кого? – спросил вежливый мужской голос.

– Анну, мне Анну! – вспомнила вдруг Вера Петровна.

– Вы не туда попали, – сказал мужчина и повесил трубку.

– Как не туда? – ответом для неё были лишь длинные гудки.

«Так, возьми себя в руки, – сказала сама себе Вера Петровна. – Не паникуй!»

Она, теперь уже не спеша, сверяя каждую цифру, снова набрала номер, длинные гудки были ей ответом. Положив трубку, она снова набрала тот же номер – гудки, телефон никто не брал.

«Наверное, нет дома, надо позвонить позже», – успокаивала сама себя Вера Петровна.

Как тигр в клетке, она стала мерить комнату шагами. Не прошло и пяти минут, как она снова стала набирать номер Анны, но ответом ей по-прежнему были длинные гудки.

«Ну, где её носит, когда она, наконец, появится!»

Снова раздался звонок в дверь, но Вера Петровна затаилась, как загнанный зверь, и открывать не стала.

За вечер она ещё раз десять набирала заветный номер, но поговорить с Анной ей так и не удалось.

«Я схожу с ума, – подумала она, – Надо успокоиться."

Сев в кресло и включив торшер, Вера Петровна открыла книгу на заложенной странице, но читать не смогла. Она вдруг вспомнила сына, как, будучи второклассником, он притащил домой щенка. Вспомнила, какой болью отозвались тогда его гневные слова: «Ты злая!!!», что он бросил ей после того, как она, невзирая на мольбы оставить щенка, отправила их восвояси. Его залитые слезами и болью, гневные глаза обвиняли и ненавидели её.

На душе стало ещё муторней.

Вера Петровна подошла к окну, и заглянула в щель между шторами. Пёс также лежал на том же месте. Голова его была опущена на лапы, поэтому Вера Петровна, не отдавая сама себе в этом отчёт, стала жадно разглядывать его.

«Какой худой, боже, а грязный какой! Где же он был? Что с ним случилось?»

Она всё смотрела на него и смотрела и не могла оторваться.

Вздрогнув, она вернулась к действительности.

«Нет, я так не могу, не могу!» – как бы извиняясь перед собакой, пробормотала она и, плотно запахнув шторы, расстелила свою постель и легла.

Сон не шёл. Снова и снова перед ней вставали то гневные глаза сына, то свернувшийся в клубок грязный пёс. Эти образы преследовали её и не давали уснуть.

Тем временем