Соседский пёс - Елена Дымченко

Елена Дымченко

Соседский пёс

Звонок в дверь звучал непривычно требовательно и громко.

Отчего-то испугавшись, Вера Петровна, наскоро сунув ноги в шлёпанцы и застёгивая на ходу халат, поспешила в прихожую. Она заглянула в глазок и, помедлив всего минуту, обречённо повернула ключ в замке. Тот тихо щёлкнул и дверь, подгоняемая нетерпеливой рукой извне, рывком распахнулась.

На пороге стояла Клава, соседка по подъезду, живущая двумя этажами выше. Её глаза возбуждённо блестели, волосы, обычно аккуратно уложенные в сложную замысловатую причёску, сейчас были небрежно откинуты на спину. Полузастёгнутый, атласный халат с красными драконами на жёлтом фоне бесстыдно распахнулся, открывая чужому взору шёлковое дорогое бельё на теле уже далеко не молодой, но не желающей этого признавать, женщины. Клаве сейчас было абсолютно наплевать, как она выглядит.

– Вера Петровна! Вера Петровна! Вы слышали?

– Господи, что случилось, Клава? – Вера Петровна, испытывая волнение, передавшееся ей от не в меру возбуждённой соседки, всё же про себя осудила ту за распущенность и несдержанность в выражении чувств.

– Кузнецова убили! – Клава, блестя глазами, чуть не схватила Веру Петровну за рукав, но та успела уклониться.

– Какого ещё Кузнецова? – устало и обречённо спросила та, понимая, что быстро отделаться от Клавы теперь не получится.

– Соседа вашего, из шестой квартиры. Пошёл вчера с собакой гулять, с этим своим велосипедом горбатым, а его убили. В парке нашем, хулиганы, наверное. Нашли его сегодня, милиция вон приехала, ходят по квартирам, спрашивают, кто да что; а я ведь поцапалась с ним вчера. Вы, наверное, слышали? – с тревогой заглянула она в глаза Вере Петровне.

– Ничего я не слышала, Клава, – Вера Петровна уже начинала терять терпение, но по её невозмутимому лицу этого заметить было нельзя.

Уж что-что, а владеть своим лицом она умела профессионально. Вера Петровна уже тридцать лет работала в школе, преподавая в старших классах математику и физику. Там без этого навыка было бы трудно выжить.

– Ах, ну да, вы не слышали! Это и не удивительно, – с нескрываемой издёвкой произнесла Клава.

Вера Петровна, прислонясь к стене, еле сдерживала раздражение. Какое ей дело до Кузнецова? И до Клавы? И кто с кем и почему «поцапался»? Она всегда держалась отстранённо от соседей и не участвовала в достаточно активной «общественной» жизни многоквартирного дома, в котором прожила уже ни много ни мало около двадцати лет.

Ей были неинтересны соседские склоки и сплетни, она считала себя выше и относилась к соседям несколько свысока, с чувством превосходства. Они это чувствовали и не любили её за это, за спиной называя «учёной дурой». Своей холодностью и отстранённостью Вера Петровна, в принципе, добилась того, чего хотела: её оставили в покое. Всё общение с соседями ограничивалось весьма сухими приветствиями при встрече. Это её вполне устраивало, и вот только Клава, то ли не чувствуя её высокомерия, то ли ей было всё равно, с упорством продолжала «общаться» с неразговорчивой соседкой.

– Ой, что же теперь со мной будет? – Клава уже готова была разрыдаться, её выпученные глаза начали краснеть, толстоватый нос угрожающе зашмыгал. Вера Петровна не на шутку испугалась: не хватало ещё, чтобы эта дура здесь разнюнилась, тогда придётся её утешать, а это уже было чересчур.

– Да что вам будет, Клава? Вы-то тут причём? Возьмите себя в руки, – подчёркнуто спокойно ответила Вера Петровна.

– Я же вчера кричала на весь подъезд, что убью и его и этого паршивого пса! Все же слышали, весь дом! Его поганый пёс Муську мою вчера порешил во дворе, хватанул за шею и как тряхнёт, паразит, и нет Муськи.

– Ну, успокойтесь, пожалуйста, Клава. Неужели вы думаете, что в милиции всерьёз решат, что вы за какую-то кошку человека убили? Это же смешно, в конце концов, – Вера Петровна раздражалась всё больше.

«Кошку порешил? Тоже мне горе», – подумала она про себя.

А Клава, как будто не слыша раздражения в её голосе, с надеждой вглядывалась в непроницаемое лицо соседки, как будто именно от той зависела её судьба. И не отыскав на строго-отрешённом лице долгожданной поддержки, как-то вдруг поникла, её лицо некрасиво сморщилось и, всхлипнув, она вдруг припала на плечо к Вере Петровне и громко в голос разрыдалась.

Чувствуя себя неловко в подобной ситуации, и не зная как успокоить разошедшуюся не на шутку Клаву, Вера Петровна вдруг почувствовала себя бессердечной и бесчувственной, Вера Петровна приобняла её за плечи.

Чувство неловкости от этой невольной близости не проходило и уже, не имея сил этого выносить, Вера Петровна попыталась мягко отстранить от себя рыдающую Клаву. Но та, оттолкнув её руки, вновь приникла к плечу, громко завывая.

Что-то в том, как она выражала  непонятное ей горе, претило Вере Петровне и вызывало чувство брезгливости.

Клава, живя одна после двух бурных, коротких браков, вела довольно распущенный образ жизни. Вереница мужчин прошла через её одинокую спальню. и ни один из них не задержался надолго. Одинокая, неустроенная женщина начала потихоньку попивать, пребывая в полной уверенности, что никто не догадывается о её тайном пристрастии, хотя все соседи уже давно, шушукались за её спиной, то жалея, то осуждая непутёвую соседку. Вот и сейчас, в столь ранний час, от Клавы исходил довольно ощутимый запах дешёвого портвейна.

Вера Петровна, которая всегда держась в стороне и от Клавы и от всех остальных, почему-то вызывала прилив доверия у Клавы, хотя никогда её к этому не поощряла. Довольно часто под разными предлогами Клава забегала на минутку и в результате задерживалась и на две, а то и на все полчаса. Вера Петровна, из вежливости её выслушивая, всегда облегчённо вздыхала, закрывая за той дверь. Каждый раз она надеялась, что Клава больше не придёт, но та приходила снова и снова, не замечая вежливой отстранённости Веры Петровны.

Вот и сейчас, рыдая на её сухом плече, Клава ждала от слов поддержки, а та не могла себя заставить выдавить даже слово. Молчать больше было неловко, и Вера Петровна, запинаясь, пробормотала:

– Клавочка, ну что вы, успокойтесь.

Ей хотелось сейчас ударить эту несдержанную женщину, настолько неприятна была эта вынужденная близость.

Похлопав успокаивающе Клаву по плечу, она решительно отошла от неё и, облегчённо вздохнув, села на диван.

Та, неожиданно утратив опору, поникла ещё больше и, закрыв залитое слезами лицо руками, так и стояла, ссутулившись, рыдая в ладони.

Глядя на неё, Вера Петровна почувствовала вдруг жалость и, налив стакан воды, протянула Клаве.

– Ну, выпейте, станет легче.

Клава, всхлипывая и вытирая по-детски глаза кулаком, взяла, наконец, стакан, и жадно, громко глотая, почти залпом осушила его.

Вера Петровна почувствовала вдруг, что этот детский жест, лишённый взрослого притворства и желания выглядеть хорошо, неожиданно тронул её, напомнив сына. Не того сильного, жилистого и грубоватого мужчину, каким он был сейчас, а того маленького, уязвимого мальчика, которого она, наверное, недостаточно часто жалела, стараясь вырастить сильного мужчину.

Как часто, будучи