Дом, где живет чудовище - Мара Вересень

Сказала не всю правду или почти соврала? Или “почти” не считается? Я ведь не знала, в курсе ли Лексия, что у лорда Эдселя гость, а если она в курсе, умалчивание выглядело бы некрасиво. Особенно на фоне только что состоявшегося разноса.

Чаю мне не слишком хотелось, но я все равно составила мадам Дастин компанию. А потом отправилась обратно в столовую. У меня ведь тоже есть обязанности.

Убрав посуду, я села за разбор писем.

Корреспонденция, отправляемая магическими вестниками скапливалась в специальном ящике. Для не слишком общительного человека, ведущего довольно замкнутую жизнь, лорд Эдсель получал вполне приличное количество писем. Большую часть составляла деловая переписка, но попадались послания явно интимного характера. Отличить их от прочих было легко и без распределяющего кристалла: бумага нежных оттенков, лента с романтичным закрепом или цветной сургуч, вместо скучного красно-коричневого и легкий флер духов.

Воображение рисовало смутные образы великосветских красавиц, разряженных в шелка и бархат, изящных и утонченных, и строгий силуэт хозяина дома, поддерживающего эти эфемерные создания под локоток или ведущего в танце. Зависть — дурное чувство. Я скучала по развлечениям, что греха таить. Раньше, давно, мне нравились танцы и внимание. Я любила и умела танцевать и бывала на балах и приемах так часто, как позволяли родители, а потом меня заметили и выделили среди других молодых девушек и все прекратилось. Не сразу, но очень быстро.

Вызвавшее сонм одновременно приятных и неприятных воспоминаний письмо я поднесла к распределяющему артефакту только потому, что так было оговорено правилами. И удивилась, что кристалл отметил его как важное, хотя все прочие послания подобного толка до этого момента отправлялись на третий поднос. У моего удивления был странный привкус. Неприятный. Будто я имею какое-то право на толику внимания лорда Эдселя, а меня вот прямо сейчас собираются его лишить. Во всем виноваты столкновения, не иначе. Было много проще если бы мы вообще не виделись, как в те дни, когда я только приехала в поместье.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Уговоры не помогали. Мне будто не хватало чего-то с первой же минуты, как я уселась за столик. Спина казалась открытой и беззащитной, и плечам было зябко, словно я стояла на сквозняке и с меня сдернули шаль. Захотелось оглянуться. Я поддалась смутному ощущению, что то, чего я лишилась, прежде было позади меня и чуть сверху, но там была только пустая лестница и балкон.

Обернулась я неудачно. Скрипнули ножки сдвинувшегося стула, и из зеркала за колонной на меня посмотрело чудовище. Поздно было прятать глаза.

Мы не виделись довольно давно, но ничего не изменилось. Все тот же отрешенный до потери осмысленности взгляд, покрасневшие веки в ореолах теней, шрам поперек брови, отчего та казалась чуть приподнятой. Лилово-синий мазок на щеке вдоль скулы, еще один — на подбородке. Бледные нервные губы сжаты, нижняя припухшая с острой алой риской-трещиной. На другой щеке еще один шрам, старый, похожий на оттиск. У чудовища открытые плечи, красивые, с изящными ключицами, и алый шелк наряда вызывающе оттеняет такие же лилово-синие мазки на коже как те, что на скуле и подбородке, и как те, что на запястье и кисти, которым чудовище прижимает жгучий знак-тавро на спине над лопаткой. Если прижать посильнее, меньше жжет. На запястьях цветные мазки лежат особенно густо. Лиловое соседствует красным и зеленовато-желтым. Возможно, чудовище любит баловаться с красками?

Я первой отвела взгляд. Я всегда отвожу взгляд первой. Чудовище знает мой страх и, наверное, даже гордится им. У чудовищ такая работа — пугать, и я пугаюсь. Тоже всегда. И всегда, где бы ни жила, избегаю зеркал. Я, видимо, слишком слаба духом, чтобы открыто смотреть в глаза своим страхам. Поэтому я встала со стула и поставила его ровно по почти стершимся меткам. Нужно не забыть обновить их после того, как закончу с письмами.

Одно было хорошо, мне больше не хотелось любопытничать и гадать, кто мог прислать лорду Эдселю то красивое важное письмо.

Мадам Дастин планировала съездить в город, посмотреть образцы тканей для перетяжки диванной группы в холле, примыкающей к нему гостиной и нескольких гарнитуров в гостевых комнатах, а то вдруг прием, а у нас диван с позапрошлогодней обивкой и цвет давно “не модный”. Так Лексия говорила. Я немного не понимала, зачем, все равно на них никто не сидит. Другое дело, если бы обивка обтрепалась или на диваны пятен насажали вместо того, чтобы самим на них сидеть.

Мне нравился диван в той гостиной, у холла. И сама гостиная нравилась. Большая и очень светлая. Никаких зеркал. Зато большие окна и кадки с разросшимися цветами. Немного пустоватая, из-за того, что ею не пользовались и убрали лишнюю мебель, а вот диван с креслами и маленьким столиком остались. Бирюзовая обивка немного выгорела, и яркий когда-то цвет стал приглушенным, но от этого нравился мне еще больше. У дивана были изогнутые подлокотники, тонкие ножки, царственная спинка с позолоченными резными завитками и две очень уютные мягкие бархатные подушки. Одно удовольствие устроится рядом с такой с книгой в руке.

Кресла из бирюзовой группы сиротливо жались в дальнем углу. Я посидела по очереди в каждом и ни одно мне не показалось удобным, в отличие от дивана. В библиотеке, в уголке для чтения тоже имелся уютный диван, но там можно было столкнуться с лордом Эдселем, поэтому я предпочитала утаскивать заинтересовавшие меня книги к себе или прямо в гостиную, оставляя недочитанное на столике, чтобы не носить за собой.

Ехать в город после взбучки горничным Лексия не захотела.

— Не то у меня настроение, чтобы ткани выбирать, — проворчала она, водрузила на нос очки и занялась подсчетами. Я напросилась было в помощь, но она меня прогнала, велев заняться чем-нибудь приятным до обеда.

Так появилось некоторое количество свободного времени, которое я решила потратить на чтение на том самом диване, где хотели заменить обивку.

Солнце лилось в окна-двери, открыв которые можно было легко попасть прямо в сад, настоящим потоком, расчертив паркет кубиками и полосками. Хотелось снять туфли и попробовать босой ступней наверняка теплое, уютно пахнущее разогретое дерево. Улыбнувшись детскому желанию побегать босиком, я позволила себе другое ребячество — забралась на диван с ногами. Взяла со столика книгу очерков о путешествии по стране нимф и вполне комфортно устроилась, взбив диванную подушку попышнее.

Возможно оконная задвижка просто разболталась или ее плохо закрыли, когда протирали стекла, но резкий порыв ветра распахнул створку и хлынул внутрь, щедро