Жена Лунного демона - Анита Мур

пройти мимо. Но отец выглядел искренне встревоженным, что для него нехарактерно.

Взяв за руку мужа, сплетя наши пальцы, я набралась храбрости и кивнула.

Старый торговец ничего нам не сделает. А вот рассказать что-то интересное может.

Например, как так вышло, что меня подбросили им на порог. Ведь фейри редко расстаются с детьми, у кого есть дар. Вот пустышек — тех да, возвращают отцам.

Пустышек по их меркам. Это все еще сильные маги природы, но они не умеют слышать живое.

Торговый ряд, где расположился господин Кин, был из дорогих. Не просто доска с навесом. Нет, ему предоставили целый домик с отдельной комнатой, где можно было отдохнуть, а можно было и принять особо дорогих гостей и угостить их чаем. На пробу.

Без малейшего сожаления отец захлопнул ставни, отсекая любопытствующих и покупателей.

Я забеспокоилась.

Что он такого собирается нам сообщить, что жертвует выручкой в самый лучший день ярмарки?

Чен устроился на подушках, подготовил место для меня рядом с собой. Отец опустился напротив, через стол. Потрогал чайник по привычке, поморщился.

— Не буду предлагать, он остыл. Времени у нас мало, перейдем к делу, — решительно заявил господин Кин.

Муж выгнул бровь.

По всем законам гостеприимства нас нужно было чем-то угостить. Но мысли папеньки витали далеко. Он постоянно оглядывался, всматривался в темные углы и потирал дрожащие руки.

— Не надо мне было ее продавать, — вздохнул, старательно не глядя в мою сторону. — Одни проблемы от нее. Но нарушить договор я не мог, а иначе от нее никак не избавиться. Умри она, проклятие пало бы на всю нашу землю. А мне еще чай растить!

— То есть меня не убили потому, что земля оскудела бы? — переспросила я. — Ясно. Спасибо за откровенность. Мы, пожалуй, пойдем.

— Сиди! — рявкнул отец. — Все беды из-за тебя! Если бы не золото, никогда бы не подписался на такое. Но нашей семье нужны были деньги. Много денег. И я согласился…

— На что? — спросила, сглотнув.

— Принять тебя, как дочь, — вздохнул господин Кин.

Налил себе остывшего чаю и выпил залпом, как рисовое вино.

Мы с Ченом переглянулись. Муж нашел под столом мою ладонь, стиснул заледеневшие пальцы.

— То есть я не ваша дочь? — пролепетала растерянно.

Переспросила и без того очевидное — теперь. Но все свои восемнадцать осеней я верила, что родилась от семени этого мужчины! А теперь получается меня ему что, продали?

Или если сверху еще доплатили, это по-другому называется?

— Тот договор давно сожжен и развеян по ветру. Но записанное в нем продолжает действовать, хочу я того или нет, — не слыша меня, бормотал господин Кин, раскачиваясь точно детская игрушка. — Я обязан растить тебя, как свою дочь, следить чтобы ты не получала тяжелых травм, доросла до совершеннолетия и ни в коем случае не снимала железные украшения. Всю жизнь. Если кто-то пожелает взять тебя в жены, я могу тебя отдать, главное,чтобы ты сама была не против.

— То есть обо мне таким образом позаботились? Подсунув в чужую семью? — недоуменно повторила я. — И много ли за меня дали?

— А как, по-твоему, я приобрел три соседских участка? — пожал плечами господин Кин. — Твое приданое позволило мне расширить дело, увеличить посадки, а дальше ты и сама помнишь.

Да, как трудилась наравне с самыми низшими из слуг, выкапывая, окучивая, подстригая. Прекрасно помню.

— Про физический труд и пользу для семьи в договоре ничего не было! — защищаясь от нехорошего взгляда Чена, приемный отец поднял руки.

Я по привычке называла его так мысленно. В конце концов, он меня вырастил. Не допустил, как указано в договоре, травм.

— Вы сняли с нее серьги. И теперь они за мной придут! — заламывая руки, воскликнул господин Кин. — Получается, я нарушил соглашение!

— Разве не указывалось, что после замужества вы передаете Минлань супругу, под его ответственность? —деловито уточнил Ченхин.

— Железо до самой смерти. Это основное правило, самое главное, — вздохнул торговец. — Теперь оно нарушено. И я тревожусь за свой род.

Я поежилась.

Кто-то отчаянно не хотел меня убивать, пристроил в общем-то в неплохую семью — попади я младенцем к крестьянам, жилось бы мне куда хуже. Тут хоть еда на столе каждый день была. И не били. Наказывали, да, но я все-таки считалась хозяйской дочерью. Такую розгами не лупят.

Однако тот же неведомый благожелатель сделал все, чтобы мой дар угас, не раскрывшись.

Кому это могло понадобиться?

Раньше я была уверена, что меня отдала мать, потому что не хватало средств воспитать ребенка самой.

Потом, когда Чен открыл мне глаза на происхождение, появилась другая версия, не сильно отличающаяся:родившая меня фейри решила, что дитя ей не нужно, видимо, по меркам лесного народа у меня какие-то отклонения, и потому отдала отцу.

Но если господин Кин мне вовсе не родной, почему меня подсунули именно ему? Причем доплатили немалую сумму и обязали исполнять условия магического договора.

Версия с отклонениями все еще правдоподобна. Чен утверждает, что моя сила нормальна, но он тоже никогда не встречался с настоящими фейри. Откуда ему знать?

Может, я неправильная. Урод.

— Твой дар уникален. И он не имеет изъянов. Я бы почувствовал, — наклонившись к моему уху, заверил меня муж.

В который раз я поразилась, насколько тонко он чувствует мое настроение. Практически читает мысли.

И каждый раз находит нужные слова, чтобы успокоить.

Ченхин повернулся к господину Кину.

— Кто именно заключал с вами договор, вы помните? Мужчина, женщина? Как они выглядели?

— Их было трое. Мужчины. Маги, — поколебавшись, ответил господин Кин.

Казалось, он мысленно проговаривал ответы вслух, убеждаясь, что за раскрытие сведений ему не грозит наказание. Магические договоры — суровая штука, они не потерпят нарушений условий. И то, что с меня сняли серьги, должно было отразиться на его состоянии. Но раз он жив, здоров — Чен прав, сделка завершена.

Я перешла в род мужа, и никакие условия ни на меня, ни на приемных родителей больше не действуют.

— Как выглядели? — Супруг вел допрос, как настоящий магистрат — быстро, толково, без эмоций.

Однако господину Кину сообщить было особо нечего.

— Не знаю. Они лица и капюшонами прикрыли, и замаскировались иллюзией. Ничего не разглядеть, а если присматриваться — голова болеть начинает.

Торговец поморщился — видимо, вспомнил, как попробовал изучить гостей.