Опасная фамилия - Антон Чиж

– Этого вопроса я бы предпочел не касаться, – ответил Серж. – Он глубоко личного свойства. Прошу вас понять.

– Кому мог понадобиться портрет вашей матери?

Каренин опять щелкнул пальцами, что выдавало высшую степень его раздражения.

– Я не могу этого понять. Если бы Ани понадобился, я всегда бы сделал ей копию.

– Ани? – переспросил Ванзаров, повторяя ударение на «и».

– Моя младшая сестра. Она – Анна, но просит называть себя на итальянский манер. Она получила воспитание в Швейцарии, в пансионе. Отец счел, что без женской руки не сможет должным образом воспитать девочку, и отвез ее за границу. Она изредка приезжала, но теперь…

– Очень интересно, – поддержал Ванзаров.

– Ани приехала две недели назад, и вскоре она выходит замуж. Не знаю, как быть со свадьбой… Еще мое тридцатилетие… Как это все некстати.

– У вас с ней непростые отношения?

– Напротив. Ани выросла очень спокойным и цельным человеком. Тиха и послушна. Как и хотел отец. Мы сможем наверстывать упущенные годы. Они с мужем будут приезжать к нам в гости…

– Значит, ей пригодился бы портрет… Простите, как звали вашу матушку?

– Анна Аркадьевна… Да, Ани обожает мать до того, что часто видит ее во сне и мысленно с ней беседует. Если бы она попросила, я бы тут же сделал копию портрета.

– Барышни не всегда признаются в своих желаниях, – сказал Ванзаров. – Кстати, когда вы уехали с дачи?

Серж несколько задумался.

– Первый дачный поезд отходил, кажется, в семь ноль-ноль.

– Вы на нем приехали?

– Разумеется. Карета осталась в Петергофе.

– Вчера ваш отец был на даче? – спросил Ванзаров.

– Да, дача принадлежала ему.

– Я спросил несколько иное: господин Каренин вчера был в Петергофе?

– Насколько я помню, – ответил Серж, опять созерцая пол.

– В котором часу он уехал в Петербург?

– Целый день я занимался Сережей – это мой сын, за отцом не следил. У нас достаточно просторно. Он мог уехать когда угодно.

– У господина Каренина был ключ от дома?

– Наверное, – ответил Серж.

Ванзаров благодарно кивнул.

– Остается узнать, как в дом проникла эта милая и неизвестная барышня.

Серж чувствовал, как этот беспощадный человек тянет из него жилы и нет сил сопротивляться. А ведь мучения только начинались. Впереди предстояло еще много чего, о чем сейчас он и думать боялся.

– Возможно, эту загадку поможет нам разгадать господин Лебедев, – сказал Ванзаров, заходя на лестницу. – Слышу, что он уже заскучал. Позвольте маленький совет: никогда не угощайтесь его сигарками, если жизнь дорога вам.

13

Бетси позвонила в колокольчик. Вошла горничная и взяла ее под руку. Бетси старательно хромала, изображая согбенную годами старуху. Молодой человек подождал, пока она не вышла из гостиной, и хитро подмигнул.

– Как вы думаете, милая Бетси настолько слепа, как хочет казаться? – спросил он.

– Я мало ее знаю, граф, – ответила Ани.

– Прошу вас! – воскликнул граф Вронский. – Никаких этих глупых титулов. Мы с вами слишком молоды, чтобы думать о них. Для вас я только Кирилл. А ваше имя просто очаровательно. Позвольте так вас и называть: Ани.

– Хорошо, – согласилась она без жеманства. – Вы служите в кавалерии?

Вронский был очарован таким простодушием.

– Почему вы решили, что это кавалерийский мундир?

– Мне так кажется.

– Это великолепно! Сразу видно, что вы давно не жили в России… Хотя это прекрасная мысль… – Вронский даже хлопнул в ладоши.

– Я приглашаю вас завтра в Петергоф на конную прогулку. У меня есть прелестная лошадка, достаточно смирная даже для не слишком опытной наездницы.

– Благодарю вас. Но в пансионе мы брали уроки верховой езды.

– Вы совершенно очаровательны! – сказал Вронский, не веря, что в конце девятнадцатого века еще остались красивые, но честные барышни. – Так как насчет завтра?

Любая столичная особа тут же воспользовалась таким случаем: проявить слабость и позволить обучить ее езде. А эту так воспитали в Швейцарии, что лучше и придумать нельзя. Никакого кокетства.

– Я сам выберу для вас амазонку.

– Завтра мне будет удобно, – сказала Ани. – Мне как раз надо навестить кое-кого в Петергофе.

– Что? У меня уже появился соперник? – Вронский встал в позу шутливой угрозы. – Назовите его имя, и я вызову его на дуэль!

– Это всего лишь дальний родственник… Давно не виделись.

– В таком случае я решительно требую, чтобы родственник подождал еще немного. Мы будем кататься ровно столько, пока вам не надоест. А потом…

– А потом посмотрим, – сказала Ани, вставая. – Не знаю, что за лошади в России.

– Обещаю: останетесь довольны! – Вронский поцеловал ей руку, излишне долго задержав у губ. – Так, до завтра, милая Ани. Не знаю, как доживу до утра…

14

В кругах Министерства внутренних дел вообще и столичной полиции в частности Лебедев достиг таких высот авторитета, что приближаться к сияющим вершинам рисковали немногие. Неудержимый характер, огромный рост и крепкое телосложение позволяли Лебедеву безнаказанно и дураком обозвать, и по шее огреть, невзирая на чины. Ходила история, как он отколошматил одного пристава, посмевшего уничтожить улику. Не менее яркое впечатление производила история городового, поленившегося дойти по свежим следам и взять преступника с поличным. Городовой был запросто выброшен в реку Мойку, из которой его доставали всем участком. Начальство старалось Лебедева избегать, понимая, что польза от него неизмерима, а вред скорее психологического свойства. Бешеный характер, требовавший деятельности, как паровоз угля, заставлял его трудиться порой по двадцать часов в сутки, шефствовать над картотекой антропометрического бюро, куда заносились все преступники столицы, и лично выезжать на место преступления. Правда, для этого преступление должно было быть достойно высокого посещения.

Пристав Цихоцкий счел за лучшее увести чиновников от греха подальше, то есть в коридор перед кабинетом, где они, сбившись в кучку, обсуждали, что же такого необыкновенного можно найти на двух трупах. Всем страсть как хотелось хоть одним глазком взглянуть на работу знаменитости, но рисковать своей шеей желающих не нашлось. Из спальни не доносилось ни звука, можно было подумать, что криминалист трудится в полной тишине. Но тут раздался львиный рык, и громоподобный глас потребовал подать ему Ванзарова. К счастью пристава, бежать за ним не пришлось. Ванзаров уже закрывал за собой дверь кабинета, делая предостерегающий жест и незаметно подмигивая приставу. Цихоцкий понял его прекрасно и следом не пошел.

Аполлон Григорьевич возвышался посреди кабинета, его походный чемоданчик, с которым он не расставался, стоял в ногах верным псом. Криминалист сложил руки на груди и грозно взирал на вошедшего.

– Ванзаров! – провозгласил он с патетическим нажимом. – Отчего, если вы приглашаете меня поглядеть на хорошенькую женщину, так она обязательно мертва? Нельзя ли сменить привычку, да!

– Чем же вы недовольны, мой милый ворон? – отвечали ему. – Живых у вас и так предостаточно.

– По вашей милости, в самом деле, как ворон в падали копаюсь!

– Комплимент я сделал вашему новому и, в целом, роскошному костюму замечательно черного цвета, совсем не имея в виду издержки вашей профессии.

Лебедев обрадовался, как барышня, покрутился на месте, показывая, как хорошо проточена спинка, как нежно облегает жилетка и как точно сделаны рукава, чтоб пропускать вперед полоску сорочки.

– Неплохо, да! – сказал он. – Завелся у нас в столице английский портной, так я сразу к нему. Надоели все эти немцы…

– Может, и меня чем порадуете, – напомнил ему Ванзаров об его обязанностях.

Аполлон Григорьевич вальяжно устроился на канапе, за которым скрывалась рама, и пригласил Ванзарова сесть рядом. Тот предпочел постоять.

– Дело, надо сказать, скучное, – начал Лебедев. – Если бы не вы, ноги бы моей здесь не было. Самое примитивное убийство. Барышня получила две пули непосредственно в сердечную мышцу шагов с двух-трех, судя по следам пороха. Одной было достаточно, но вторая была, так сказать, для гарантии. Смерть наступила примерно двенадцать часов назад, то есть около десяти часов вчерашнего вечера. Ну и с пожилым господином практически никаких проблем. Все очень похоже.

– Нашли хоть какое-то подтверждение романтической версии?

– То есть он в нее выстрелил, а потом покончил с собой? – спросил Лебедев. – А сами как думаете?

– Ни малейшего шанса, – ответил Ванзаров.

– Это почему же?

– Во-первых, человек, который хочет совершить убийство из страсти, а барышню только ради этого и можно лишить жизни, не станет аккуратно вешать пиджак на кресло и закатывать рукава сорочки. На рубашке я не разглядел частичек пороха. Да и револьвера рядом с ним не было. Но это хоть как-то объяснимо. Например, оружие могли забрать. Для меня главное, что тело его перетащили отсюда в спальню. Разве не так?