Опасная фамилия - Антон Чиж

Ванзаров спрятал находку в карман пиджака, приказал хозяйке запереть комнату и не открывать до появления полиции. Впрочем, он оставил еще одно распоряжение, не столь строгое, но просил исполнить его со всем старанием. Хозяйка поклялась сыскную полицию не подвести.

18

Господин Ярцев не был столь влиятельным чиновником городской управы, чтобы просители выстраивались в очередь к нему. Однако некоторый вес он уже имел, что позволяло быть разборчивым и не соглашаться на любое предложение о частной встрече. Он и не стал бы тратить время на какого-то неизвестного ему Левина, но за того замолвили словечко, и в качестве дружеского одолжения он согласился.

Левин прибыл вовремя, но Андрею Викторовичу сразу не понравился. Молод слишком, нервный слишком, и вид всклокоченный. Все в этом человеке было слишком для спокойного и рассудительного Ярцева. Господин совершенно не его круга. Это ошибка, что согласился его принять. Как бы не сделать еще большей ошибки.

Ярцев слушал гостя невнимательно, думая о том, что откажет ему, о чем бы тот ни просил, и пойдет наконец отобедать. Как вдруг гость назвал одну фамилию…

– Что вы сказали? – переспросил Андрей Викторович.

– Говорю, хватит Каренину людей обманывать… – начал Митя, но его решительно оборвали.

– Не понимаю, о чем вы говорите, – холодно заявил Ярцев. Визит из утомительного становился опасным лично для него. – Что вам угодно?

– Мне угодно… – начал Митя, – … мне угодно, чтобы вы мне кое в чем помогли, а я бы уж вас так отблагодарил…

Ярцев встал так резко, что ножки стула взвизгнули. Все ясно: откровенная провокация.

– Милостивый государь! Я не понимаю и не желаю понимать, о чем вы тут говорите, – заявил он. – Если у вас более нет, что сообщить, прошу закончить. У меня множество дел.

– Я бы желал вам сообщить… – промямлил Митя, сбитый с толку таким приемом. Ему ведь обещали совсем другое. – Что я хочу… Предлагаю вам дружбу и выгоду. Только подскажите, где… Чтобы уж планчик какой бы… А уж моя благодарность, сами понимаете… Не ограничится, так сказать… Не сомневайтесь…

– Прошу вас выйти вон, – проговорил Ярцев. – И более никогда, вы слышите, никогда не сметь появляться у меня на пороге.

Выскочив из кабинета, Митя выместил всю растерянность и досаду тем, что рубанул воздух шляпой, зажатой в кулаке. Такого оборота он никак не ожидал. Но не сомневался: во всем виноват самый главный его враг. Теперь будет над ним потешаться. Но недолго ему веселиться! Митя понял, что он абсолютно готов к самым решительным действиям.

19

Гриша Облонский взял от отца все, что в Стиве так нравилось его многочисленным друзьям. Гриша умел веселить, был легок на язык и щедр до неприличия, особенно когда дело касалось званых обедов. Он искренно верил, что все, с кем он встречается, – отличные, добрые и славные люди. Видя такое искреннее и слегка наивное добросердечие, люди отвечали ему тем же. Он давал в долг, не задумываясь и не записывая. Ему отдавали аккуратно. Он попадался на связях с замужними дамами. Их мужья прощали ему и даже пили с ним на мировую. Он высказывался неаккуратно о правительстве и даже почитывал запрещенную литературу. Его лишь журили и просили больше так не делать. Светлый образ, к которому не липла никакая грязь, окружающие оберегали от больших и малых бед.

Багаж, накопленный его отцом в светском обществе, достался Грише в наследство. Он с удовольствием ходил на приемы, на балы, на званые ужины, и уже многим стало казаться, что без него званый ужин будет не так и хорош. За Гришей прочно закрепилась репутация веселого, модного и очень дельного молодого человека. Хотя никто не мог сказать, каких взглядов придерживается Гриша и что такого умного он говорил. Все помнили, как он смешил, но никто не мог повторить ни одной его шутки.

Зато каждый знал, что в столице есть только одно перо, суждениям которого можно доверять во всем, что касается театра вообще, а балета в особенности. Перо это, конечно, принадлежало Жоржу, как его называли в свете. Гриша довольно скоро вырос из известного балетного критика в популярного, а оттуда сразу же прыгнул во влиятельного. И вот-вот готов был шагнуть на вершину, где обитал только один критик – Беспрекословная Величина. При этом Гриша был так простодушен, что не обращал внимания на такие мелочи, как популярность. Он и так знал, что его все любят. И только посмеивался, когда ему пытались угождать, чтобы он похвалил нужную персону. На сделки с искусством Гриша не пошел бы ни за какие деньги. До сих пор он не мог поверить, что от одной его статьи могла зависеть судьба начинающей балерины. Потому что никогда и в мыслях не держал этим воспользоваться. Он искренно верил, что женщины, особенно балерины, любят его не за статьи, а потому что он такой славный и не любить его просто невозможно. К тридцати годам у Гриши была прочная репутация и полное отсутствие семьи, несмотря на все усилия, которые прилагали его матушка и сестры. Гриша не мог отдать такое богатство, как он, в одни женские руки. Нет, он должен принадлежать всем.

В этот день у Гриши было дежурно прекрасное настроение. На ланч, как он называл на английский манер второй завтрак, он отправился в «Вену». Здесь он был должен больше, чем в «Кюба», и потому по странной логике считал делом чести наведываться именно сюда. Гришина добросердечность развилась так далеко, что он частенько ходил без денег, в полной уверенности, что ему везде поверят в долг. Что удивительно: ему верили. К тому же в «Вене» было весело. Здесь собирались люди творческие, богема: художники, писатели, поэты и даже композиторы, все начинающие, все молодые и бесконечно гениальные. Среди них Гриша чувствовал себя как рыба в воде. В сигаретном дыму ему дышалось легко и привольно, а улыбающиеся ему лица, которые он знал поименно, создавали нужный антураж.

Гриша прошел за свой столик у окна на Малую Морскую улицу, раскланиваясь направо и налево и вежливо отклоняя приглашения. Среди публики Гриша хотел немного побыть в одиночестве.

Знакомый официант, который тоже любил Гришу, а Гриша его, спросил, изволит ли месью Облонский, как обычно. Гриша, разумеется, изволил. Он тут же получил пепельницу и ароматные папиросы на серебряной тарелочке, а вскоре подоспел и ланч из блинов с икрой и прочими закусками. Гриша с удовольствием пропустил полуденную рюмку водки, за окном ярко горел летний день, на душе у него было светло и чисто.

Как вдруг прямо за его стол бесцеремонно уселся молодой человек строгого вида и с выдающейся красоты усами. Гриша придерживался самых демократичных взглядов, но всему же есть предел. Он постарался посмотреть на господина таким вежливым взглядом, чтобы тот сразу понял неуместность своего поступка. Но господин ничего не понял.

– Мы с вами лично не знакомы, но, к сожалению, у меня нет времени, чтобы искать кого-то, кто меня представит вам, – сказал он и представился сам.

Гриша сразу изменил свое мнение относительно манер нового знакомого, сердечно пожал руку, показал официанту, чтобы появилась еще рюмка, и вообще изъявил желание помочь сыскной полиции чем только сможет. Это же так интересно.

– Вы один из лучших знатоков балета в столице, – начал Ванзаров.

– Ну, что вы, не стоит преувеличивать, – ответил Гриша, хотя ему было немного приятно, что даже в полиции о нем известно с лучшей стороны.

– Следовательно, хорошо знаете закулисный мир и все, что там происходит.

– О, это так интересно! – сказал Гриша. – Этот мир можно изучать и изучать без конца. Никогда не надоест.

– Наверняка вы знакомы не только с примами, но и с кордебалетом.

– Вы мне льстите, нельзя знать всего на свете, – ответил Гриша, хотя мог бы много чего рассказать о пристрастии кордебалетных барышень к газетным критикам.

– Мне нужна информация конкретно о Марии Остожской.

– Мушка? – словно переспросил Гриша. – Милая, хорошенькая фигура, но совершенно лишена таланта. Такая жалость. Там и говорить не о чем.

– Меня интересуют не ее таланты, а любовники, – сказал Ванзаров, глядя прямо в веселые глаза Облонского.

Гриша смутился настолько, что выпил лишнюю рюмку и принялся старательно жевать блин. Как раз этой темы ему касаться не хотелось.

– Иногда молчание значительно красноречивей ответа. Знаете, Григорий Степанович….

– Называйте меня Жорж, – ответил Гриша с набитым ртом.

– Чудесно, Жорж. Так вот, я могу поспорить, что Мушка не является вашей любовницей, во всяком случае, в последнее время. Но вы прекрасно знаете, кто оказывает ей поддержку. Однако говорить об этом вам бы не хотелось… Из чего я делаю вывод… Кем вам приходится господин Каренин?

Закашлявшись блином, Гриша долго и тщательно вытирал губы, пил холодную воду и вообще кое-как приходил в себя. Не каждый день разговор с незнакомым человеком становился столь резвым, словно скачешь с бутылкой шампанского на лихаче.