Испытатели - С Вишенков

Инженеры, изучив причины этой грозы, нашли соответствующий громоотвод. И во многих наших городах миллионы людей, запрокинув головы, восхищались в солнечные дни первомайских парадов полетом армад скоростных бомбардировщиков.

Падение листом

Человека запирают в голубой шар, винтами прижимают дверь так, чтобы сквозь резиновые прокладки не просочился ни один глоток воздуха снаружи, а потом начинают выкачивать воздух изнутри.

Так можно подняться в стратосферу, ни на вершок не отделившись от земли, -- барокамера не только не имеет подъемной силы, но наглухо привинчена к полу.

Согнувшись пополам, Супрун выходит наружу. Только здесь он может выпрямиться во весь свой большой рост, вздохнуть широченной грудью.

Он благодарит врачей: они здорово подняли его "потолок" правильной методикой тренировки.

Теперь не тренировка, -- погода держит его. По телефону он ругается с метеорологами:

-- Завтра будет так же "ясно", как вчера?

Позавчера синоптики обещали: "ясно". И почти весь следующий день был хмурым. Сильный ветер быстро гнал стада облаков. Крупный косой дождь время от времени барабанил по дощатым стенам ангара, прибивал пыль и траву. Солнце показалось лишь затем, чтобы не надолго сделать тени самолетов уродливо длинными и скрыться за черными зубцами высоких деревьев.

-- Ну, когда, наконец, погоду дадите? -- Супрун пытается вырвать у синоптиков что-нибудь утешительное. -- Опять, небось, скажете "завтра"* Так и знал... Завтра! Неужели кончатся ваши циклоны? -- смеется он. -- Ладно, пророки, посмотрим...

Резкий ветер всю ночь гремел по крышам. Под утро прошел небольшой дождь.

Первые лучи солнца скользнули по асфальту и будто зажгли его. Тихий ветерок еле шевелил изумрудную траву. Еще не просохшие на ней дождевые капли сверкали на солнце, как алмазы. Небо было чистым, и самый острый взор не мог бы увидеть на нем ни малейшего намека на облачко.

"Завтра" оказалось летным днем такого высокого качества, точно сами синоптики всю ночь не спали, чистили и скребли небо, готовя его для Супруна, чаша терпения которого переполнилась.

Это был полет на высоту, на самую большую высоту, на которую был способен подняться самолет, чтобы там, в самых трудных условиях, испытать новинку: автоматический кислородный прибор.

...Супрун взлетел, и все видели, как его короткая и тупоносая машина глотала пространство, быстро и упрямо поднималась к небу, похожему на расплавленное серебро.

Самолет уменьшился до размеров стрекозы, затем стал величиной с муху и наконец исчезла из виду, растаяв в лучистом пространстве.

С земли можно было видеть лишь белый причудливый росчерк на небесном голубом экране. Это была инверсия -- след разреженных паров, тянувшихся за самолетом.

Судя по прошедшему времени, самолет был уже на "потолке" и скоро должен был начать снижение.

Так оно и было. Однако опытное ухо могло уловить, что спуск проходит по какой-то странной траектории.

Жужжание становилось то высокого тона -- тягучим и пронзительным, то медленно и не надолго замирало, как сирена воздушной тревоги, чтобы тут же возникнуть с новой силой.

Было ясно: самолет то круто пикирует, то его спуск становится пологим, а это совершенно не предусматривалось заданием. Гул становился все более явственным. На фоне неба появилась точка, она выросла в муху, в стрекозу и оформилась в крошечный, неуверенно снижающийся самолет.

Машина, действительно, чрезвычайно нелепо вела себя. Можно было подумать, что ею управляет либо пьяный, либо человек, которого впервые подняли в воздух и покинули там на произвол судьбы.

Самолет пикировал, неожиданно выравнивался, на мгновение замирал, сваливался на одно крыло, переваливался на другое, колыхался и падал, как лист, сорванный с дерева сильным ветром.

И когда люди, теряясь в догадках, тревожно замолкали, так как машина была уже недалеко от земли, она вдруг выровнялась и, сделав круг, пошла на посадку.

Супруну помогли вылезти из кабины. Он стоял, облокотившись на крыло, бледный, глубоко дышал и ерошил свои черные вьющиеся волосы.

Что же с ним случилось? На высоте 9500 метров он вдруг почувствовал себя плохо. Тело стало вялым, расслабленным, голова отяжелела и валилась набок. Темные мутные круги поплыли перед глазами.

"Вниз! Скорее вниз!" только и успел он сообразить.

Обессиленный, он одной рукой не мог двинуть рычаг, помог второй, навалился всем телом и потерял сознание. Но тренировки помогли: недалеко от земли Супрун очнулся. Самолет беспорядочно падал. Взглянув на кислородный прибор, летчик понял: испытуемый прибор, который должен был по мере подъема автоматически увеличивать дозы необходимого его организму кислорода, столь же автоматически совсем прекратил его подачу.

Супрун выпрямился. Он быстро приходил в себя. Его лицо вновь засветилось румянцем. Он перешел на свой обычный шутливый тон.

-- Вот, наверное, было комическое зрелище!.. А с прибором, -- закончил он, -- еще немало придется повозиться и не один раз слетать.

Расчет и действительность

Конструктор сказал, что на основе расчетных данных его машина, с полными баками горючего, должна без посадки пролететь тысячу километров.

Слетав по заданию на тысячекилометровую дистанцию, Стефановский, приземлившись, попросил слить из баков остатки горючего. Его оказалось там еще на добрую сотню километров пути, и это подтвердило правильность первоначальных догадок летчика.

Тогда Стефановский стал в каждом полете проверять свои расчеты. Он летал на разных высотах и скоростях. Он часами кружился вокруг аэродрома, замеряя расход горючего, скорость и наибольшую продолжительность полета. Он шел на посадку, когда винты, в последний раз взмахнув лопастями, недвижно застывали, и, нужно сказать, это было довольно рискованным делом -- садиться на скоростном двухмоторном бомбардировщике с остановившимися винтами.

Зато такой способ позволил убеждаться в том, что весь бензин выработан и замеры произведены правильно.

Результатом явилось то, что летчик в скоре предложил слетать без посадки туда и обратно по маршруту, каждый конец которого составлял около семисот километров, зная, что в этом нет почти никакого риска.

Правда, ему немало пришлось убеждать начальство, что за ним не придется высылать спасательной экспедиции с запасом авиационного бензина и ремонтной бригады, чтобы выручать его машину, приземлившуюся на обратном пути из-за пустых баков на каком-нибудь вспаханном поле под Коломной. И когда он возвращался из этого перелета домой, то напоследок, почти перед самым финишем, поволновался не меньше, чем разрешивший полет начальник, который в последние минуты, стоя у "Т", нетерпеливо посматривал то в небо, то на часы, уверяя себя, что все обойдется благополучно.