Век - Фред Стюарт

Фаусто задумался. Да, это казалось безопасным. Они не осмелились бы применить оружие на территории Ватикана… Или посмели бы?

— Мне бы хотелось все обдумать, — сказал он.

— Да ведь думать-то не о чем, но у тебя есть двадцать четыре часа. Позвони мне в офис, когда ты будешь готов сказать «да». А пока — езжай домой. Я думаю, когда ты увидишь солдат возле своего дома, ты согласишься с нашим ходом мыслей.

Фаусто положил салфетку и встал:

— Ну что ж, это действительно был необычный обед, генерал. Благодарю вас.

— Пожалуйста.

— Все же это означает, что я не могу посетить собрание в министерстве корпораций.

— Нет, иди домой, — повторил Мальцер. — И помни: двадцать четыре часа.

Фаусто посмотрел на немцев, потом вышел из-за стола. Он был злым и испуганным. Выйдя из ресторана, он заторопился в вестибюль, чтобы позвонить домой из отеля.

— Слушаю? — Это был голос Энрико.

— Энрико, это папа. Что-нибудь… произошло?

Минута молчания.

— Вокруг нашего дома немецкие солдаты. Что происходит?

Значит, все было правдой. Они не блефовали, как сначала подумал он.

— Я в курсе дела, — сказал Фаусто. — Не тревожьтесь — они не собираются причинить вам вреда. С мамой все в порядке?

— Она напугана. Солдаты говорят, что мы не можем покидать дом. Только ты можешь приходить и уходить.

— Я знаю. Скажи мне, что все будет в порядке. Я собираюсь встретиться с дядей Тони и часа через два буду дома. И, Энрико, ничего не бойтесь, понятно?

— Понятно, папа.

Фаусто повесил трубку. «Не бойтесь», — подумал он. Он заторопился из отеля, сел в машину и направился в сторону Ватикана.

А всего в ста метрах от этого места Росарио Бентивенья все еще ждал у своей тележки с мусором возле дома номер сто пятьдесят шесть на улице Раселла. Часы показывали четырнадцать сорок. Немцы опаздывали на сорок минут. Росарио паниковал. Видимо, что-то произошло. Но если ему придется толкать нагруженную тротилом тележку опять тем же путем через весь Рим, наверняка его остановят, тележку обыщут…

Он посмотрел вниз по улице и прислушался к топанью немцев.

Ничего.

Глава 54

Фаусто понадобилось полчаса, чтобы доехать до Ватикана, из-за того, что десять минут ему пришлось прождать на перекрестке, пока не прошла рота немецких солдат, направляясь к улице Раселла. Когда же ему удалось добраться до Ватикана, он припарковал машину у ворот Святой Анны и быстро направился в офис брата. Секретарь Тони, отец Фрассети, сказал ему:

— Его преосвященство находится у святого отца, синьор Спада. Я не жду его ранее чем через полчаса.

— Тогда я подожду, — решил Фаусто и попросил: — Вас не затруднит соединить меня с моим тестем и попросить его подняться сюда? Это очень важно.

— Да, конечно. Я позвоню в его комнату. — Он набрал номер. — Не отвечает. Наверное, он на прогулке в садах. Если вам угодно, я могу послать кого-нибудь поискать его.

— Да, пожалуйста.

Пока отец Фрассети набирал другой номер, Фаусто сел и с горечью стал обдумывать свою судьбу. Он понимал, что у него нет альтернативы, кроме как принять их условия: Мальцер крепко держал его в руках. Потеря миллионов лир в драгоценностях и половины его состояния — все это ему, конечно, не нравилось. Но если это поможет его семье пережить войну в безопасности, возможно, это была бы и неплохая сделка.

Он проклинал себя за то, что не перевез Нанду и детей в Ватикан раньше.

Часы на стене тикали, минутная стрелка прыгнула вперед, и часы пробили четверть четвертого.

В пятнадцать тридцать Росарио Бентивенья услышал отдаленный топот шагающих немцев.

«Наконец-то! — подумал он, закуривая свою трубку. Вскоре он услышал их пение. Что это было? Песня Хорста Весселя? — Тупые крауты продолжают петь и топать прямо к моему заряду ТНТ…»

Он взглянул вдоль улицы Раселла туда, где она пересекалась с узкой улицей Боккаччо. На углу стоял другой подпольщик, который должен был подать сигнал поджечь запал.

Росарио дымил своей трубкой, чтобы поддержать в ней жизнь, когда уборщик из дворца Титтони вышел из здания на улицу.

— Псс! — прошипел Росарио. — Немцы идут! Мы им сейчас зададим! Убирайся к черту отсюда!

Перепуганный уборщик заторопился прочь.

Как раз в тот момент немцы завернули с улицы Трафоро на улицу Раселла. Они шли колонной по три, сто пятьдесят человек в полевой форме, и пели. Бум-бум-бум…

Когда голова немецкой колонны миновала магазин фототоваров в доме сто тридцать два, подпольщик на углу улицы Боккаччо пошел на другую сторону, приподняв кепку.

Сигнал. Росарио затянулся и приложил трубку к запальному шнуру. Шнур зашипел, как живой. Росарио положил свою кепку на верхушку мусорной повозки — сигнал о том, что все в порядке, — и перешел улицу под носом у приближающихся белобрысых немцев, похожих на огромную вибрирующую машину. Топающие сапоги несли их все ближе к мусорной повозке…

Ужасной силы взрыв потряс весь квартал и был слышен даже в центре Рима. Фаусто и отец Фрассети услышали его из Ватикана и подошли к окну, чтобы посмотреть наружу.

Двадцать четыре немецких солдата были моментально разорваны в клочки. Части их тел взлетели в воздух, и их все еще живая кровь поливала древние каменные стены. Осколки железной оболочки заряда превратились в смертоносную шрапнель, кромсавшую тела немцев. Мертвые и умирающие падали на землю. От взрыва из стен зданий стали выпадать крупные куски бетона. Через огромную дыру, пробитую в каменной стене, хлестала вода. Поток понесся вдоль улицы, обмывая ее и смешивая пыль с плотью и кровью. Одновременно ударная волна от взрыва пронеслась вдоль улицы с силой торнадо и опрокинула школьный автобус.

Генерал Мальцер, все еще находившийся в отеле «Эксельсиор» и пьяный в стельку, слышал взрыв, который раздался так близко и с такой силой, что в окнах задрожали стекла.

— Что это? — спросил он невнятно у Каплера. — Воздушный налет?

— Не думаю, — ответил Каплер, поднимаясь. — Пойду выясню.

Он заторопился в вестибюль. Сквозь стекла парадной двери он видел людей, бежавших по улице.

— Что случилось? — закричал он швейцару.

— Взрыв, господин! Внизу, возле площади Барберини. Наверное, газовая магистраль…

— Газовая магистраль, черт! — пробормотал Каплер. — Подать машину генерала Мальцера! — приказал он и побежал обратно в ресторан.

Подойдя к столику генерала, он доложил:

— Генерал, я думаю, партизаны совершили нападение на наших солдат. Бозенский полк должен был пройти по улице Раселла во второй половине дня, и, очевидно, как раз там и произошел взрыв…

Лицо Мальцера, уже красное от выпитого вина, стало пунцовым.

— Эти ублюдки! — закричал он, пытаясь встать со стула. — Если они ранят хоть одного немца, я взорву весь город! Подать мне машину…

— Она подана, мой генерал.

— Я все взорву! Папу, собор Святого Петра, Колизей… — Мальцер шел через столовую, покачиваясь как лунатик. — Тибр… Я перестреляю всех проклятых итальяшек в этом городе… Если они ранили моих людей, то они пожалеют! Клянусь Богом, они за это заплатят… Они заплатят!

Он бесновался всю дорогу от отеля до машины. Когда они с Каплером приехали на улицу Раселла, ужасающее кровавое зрелище привело его в полное неистовство.

— Месть! — завопил он, глядя на лужи крови. — Месть за наших бедных солдат!

К пяти часам Фаусто был на грани отчаяния. Тони по-прежнему совещался наедине с папой. Паоло нашли и приводили в офис отца Фрассети. Фаусто поведал ему, что произошло, и старик с грустью согласился отдать свои драгоценности.

— Я полностью разорен, — сказал он, опускаясь в кресло. — Разорен. Но какое это имеет значение? Моя дочь, мои внуки — их надо спасти…

Тони появился, когда часы показывали три минуты шестого.

— Случилось нечто ужасное, — сообщил он им. — Зайдите ко мне.

Фаусто и Паоло проследовали за ним в его большой кабинет.

— Партизаны напали на роту немецких солдат на улице Раселла, — продолжал он, подходя к своему письменному столу. — Вы слышали взрыв час назад или около того?

— Да…

— Это он и был. Я был у святого отца, когда ему докладывали. Мальцер, наверное, сошел с ума от ярости…

— Я с ним обедал, — перебил Фаусто. — Он напился.

— Ну, сейчас он совсем пьяный. Он угрожает взорвать целый квартал. Немцы везут взрывчатку грузовиками. Это ужасно, ужасно! Святой отец вне себя. Он говорит, что коммунисты готовы разрушить все. Карательные меры непременно последуют…

— Тони, — сказал Фаусто, — для нас уже все потеряно.

Кардинал сел и в напряженной тишине выслушал рассказ Фаусто. Когда тот кончил рассказывать, он спросил его: