«...И ад следовал за ним» - Стивен Хантер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Знаете, Эрл, до сих пор я не послушалась ни одного вашего совета, так с чего бы начинать сейчас?
— Надеюсь, ты образумишься и пересмотришь свое отношение к жизни. Господи, как бы мне хотелось сбросить годков двадцать! Я бы показал всем этим молодым кобелям, что далеко не все покупается за деньги, черт побери.
— А знаете, что произойдет сейчас? Вы должны будете меня поцеловать. Именно так заканчиваются все сказки. Вы не согласны? Прекрасный принц целует Белоснежку, освобождая ее от заклятия, и ей уже не нужно оставаться жить в лесу с семью гномами.
— Никакой я не принц, и уж тем более не прекрасный, хотя остальные старики действительно могли бы сойти за гномов. А ты не принцесса. Ты королева, только еще сама не знаешь этого. Поэтому мне не следует тебя целовать, раз ты занимаешь такое высокое положение.
— Ну, поскольку я своими руками пришила вам оторванное ухо, причем сделала это неплохо, я сама буду решать, чему быть, а чему нет. Так что сейчас вы меня поцелуете. Я так сказала, и так все и будет. Королева отдала приказание.
— Ты самая храбрая и самая стойкая. Ты это знаешь?
— Просто я всю жизнь старалась жить так, как учил меня дедушка, а затем старый дядя Эрл.
— Должен сказать, у тебя отлично получилось!
Эрл с чувством поцеловал девушку в губы, лишь для того, чтобы проверить, что он ощутит, и, разумеется, ощутил именно то, что и ожидал. По всему его телу электрическим разрядом разлилось сожаление, но это чувство мгновенно прошло и больше не возвращалось. Улыбнувшись, Салли весело рассмеялась и выбралась из машины.
— Помощь тебе не нужна?
— Эрл, если я сейчас не уйду, то вообще никогда не уеду отсюда. Уезжайте, я уж как-нибудь сама справлюсь со своим маленьким чемоданом.
Девушка подхватила чемодан и быстро ушла, ни разу не оглянувшись.
Эрл проводил ее взглядом. Черт побери, в его жизни это случалось крайне редко, но сейчас произошло именно так: какая-то пылинка, влетев в опущенное окно, попала ему в глаза, застилая туманом взор. Стройная молодая женщина ушла, вернулась к той жизни, которая ее ждала, исчезла в толпе моряков.
К тому времени как Эрл вернулся назад, Оди и Чарли уже уехали с фермы. Оди кому-то позвонил по телефону и, положив трубку, издал торжествующий вопль. Как оказалось, его взяли на ту самую главную роль в фильме о Гражданской войне, о которой он говорил. Как всегда, роль героическую. Оди предстояло немедленно трогаться в путь, поскольку он уже к концу недели должен был добраться до «костюмерной», как выразился Элмер. А так как путь Оди лежал на запад, он предложил подбросить Чарли до Техаса.
Так или иначе, эти двое, несомненно, не будут скучать в дороге. Возможно, и к лучшему, что расставание происходило так неожиданно, без торжественной прощальной церемонии. Эти люди не умели выражать словами свои чувства и стремились по возможности бежать от них. Так что ковбои просто распрощались друг с другом без лишних разговоров.
Остался только коротышка Элмер; он и помог Эрлу навести порядок в доме. Все оставшиеся запасы продовольствия были закопаны, постельное белье было снято с кроватей, и дом вернулся в обычное состояние. До окончания срока аренды оставалось еще какое-то время, и Эрл решил не расторгать договор досрочно, чтобы никто не связал преждевременное освобождение фермы во Флориде со странными событиями, произошедшими в Фивах, отделенных от нее всего одним штатом. Впрочем, до сих пор единственным намеком на случившееся было сообщение о наводнении в юго-восточной части Миссисипи, которое слышал по радио Элмер. В сообщении было сказано лишь, что наводнение причинило большие разрушения и нанесло ущерб. Судя по всему, никто не собирался поднимать шум по этому поводу.
Закончив дела, Элмер и Эрл собрались трогаться в путь, каждый в свою сторону.
— Эрл, а теперь ответь мне честно: дело того стоило?
— Думаю, да, — сказал Эрл. — Но в памяти все стирается так быстро, правда?
— Да, ты прав. И все же я хочу услышать от тебя, Эрл: мы ведь совершили правое дело?
— Я склонен думать именно так.
— Много людей погибло в ту ночь. До этого мне еще ни разу не приходилось убивать человека. Это совсем не то что подстрелить на охоте дикое животное, чье мясо украсит мой стол, а голова — стену в охотничьем домике. Но человеческими головами стены не украшают, и, быть может, те ребята считали, что служат великой идее.
— Наверное, считали.
— Вот я и не знаю, что думать, Эрл. Возможно, надо было оставить все как есть.
— Мистер Кэй, я считаю, мы поступили правильно. В Фивах происходило нечто плохое, мерзкое, отвратительное — вы сами смогли это почувствовать.
— Что верно, то верно. Это была последняя остановка на краю света, там не оставалось никаких законов.
— Что ж, мы положили этому конец. Быть может, существовали и другие способы сделать это, но я их не знаю. Возможно, дальше будет ненамного лучше, но, видит бог, в одном я не сомневаюсь: все будет по-другому. И может быть, уже одного этого достаточно.
— Посмотрим.
— Да, посмотрим.
— Эрл, я хочу сказать еще вот что. Это был чертовски хороший бой. Я всегда буду с удовольствием вспоминать этот бой и тех, с кем я сражался плечом к плечу. Это был чертовски хороший бой.
— Да, сэр, — согласился Эрл, — это был лучший бой, черт побери, какой я только видел. А я, можете быть уверены, за свою жизнь повидал много боев.
С этими словами они расстались, поклявшись никогда больше не говорить об этом.
Глава 75
Мальчик наблюдал. Поздним вечером он сидел на крыльце белого дома на холме, совсем один, и сосредоточенно занимался наблюдением. Мальчик и прежде был немногословен, но после того, как исчез его отец, он вообще практически перестал говорить. Однако мальчик привык наблюдать, собирать информацию. От его взгляда ничего не укрывалось; он отмечал все, сохраняя в памяти для последующего использования.
Слева в зарослях деревьев расселась стая ворон. Мальчик знал, что птицы прилетели с запада, остановились здесь на ночь, а завтра утром на рассвете улетят дальше на восток. Кое-где в зеленой траве желтели высушенные проплешины, но мальчику было известно, что под внешней выжженной сухостью пробивается новая крошечная жизнь. Время от времени на юг пролетали клинья диких гусей и уток, их крики разносились далеко вокруг. Холодало. А мальчик сидел, смотрел и ждал. И думал.
Он понимал уже многое. Понимал, что его мать очень несчастлива. Он чувствовал, как она напряжена, и это его пугало. В последнее время она тоже постоянно молчала. Мать и сын молча жили вдвоем, молча ели, молча ложились спать. Мать тоже превратилась в наблюдателя, однако в наблюдателя другого рода: она смотрела, но ничего не видела. Мать могла часами глядеть в окно, ничего не замечая. Страх измучил ее. Хотя для мальчика она оставалась по-прежнему красивой, даже он своим предвзятым взглядом, склонным к идеализации, замечал, что она похудела, осунулась, ее лицо приобрело нездоровый желтый оттенок, а в глазах появилась пустота.
Отец просто исчез. С тех пор прошло уже несколько, недель, и его отсутствие черным проклятием легло на всю ферму. Казалось, это чувствовали даже растения, которые высохли на солнце, а сейчас, с приближением осени, несущей холода, спешили поскорее пожелтеть и завянуть.
Мальчик просыпался ночью, убежденный в том, что только что слышал отцовский голос, грубовато-ворчливый, однако проникнутый бесконечной добротой.
— Папочка! Папочка!
— Бобби Ли, папа не вернулся, — кричала мать из соседней спальни.
Она лежала на кровати, не в силах заснуть.
— Я слышал голос папы.
— Нет, Бобби Ли. Это тебе приснилось, малыш. Мне очень жаль, но папы нет.
Поэтому на следующее утро мальчик первым делом спрашивал:
— Когда папа вернется домой?
Мать отворачивалась, уставившись в пустоту.
— Малыш, я не знаю. Он вернется, как только закончит все дела.
— С ним ничего не случилось?
— Милый мой, для того, чтобы убить такого человека, потребуется целый танк.
Но мальчик понимал, что мать не отвечает на его вопрос. Да, для этого потребуется целый танк или еще что-нибудь большое, могучее и зловещее, однако, насколько ему было известно, в мире существовали и танки, и что-то большое, могучее и зловещее, что убивало людей. В каком-то месте, именуемом «Ко-рея», шла война; старики и мальчишки каждый день только и говорили о том, что мы должны остановить этих желтых коммуняк, прогнать их прочь, иначе они придут сюда.
И в тот день, такой же безликий, как все остальные, мальчик сидел на крыльце и вдруг увидел машину, свернувшую на подъездную дорогу к дому.
Он сразу же определил, что это не машина мистера Сэма. В ее облике было что-то до боли знакомое, и у него в голове взорвалась обжигающая мысль, от которой мальчику показалось, что он сейчас умрет; он погнал ее от себя, сознавая, что не перенесет еще одного разочарования.