Долгая дорога к свободе. Автобиография узника, ставшего президентом - Нельсон Мандела

работал в интересах АНК негласно, за кадром. С учетом всех этих обстоятельств он согласился с тем, что в моем случае не следовало даже и помышлять о ходатайстве об освобождении под залог. Прежде всего, оно в любом случае не было бы удовлетворено. Кроме того, мне не хотелось предпринимать никаких шагов, которые могли бы навести на мысль о том, что я не был готов к последствиям той подпольной борьбы, которую выбрал для себя.

Вскоре после того, как мы с Уолтером пришли к этому решению, меня решили снова перевести обратно в больницу в тюрьме «Форт». Слушание по моему делу было назначено на октябрь. Мало что можно сказать в пользу тюремного заключения, тем не менее следует признать, что такая принудительная изоляция может помочь повысить уровень своего образования. Я решил начать заочное обучение для получения степени бакалавра права, которая позволила бы мне практиковать в качестве адвоката. Самое первое, что я сделал после перевода в тюрьму Претории, – это отправил письмо тюремному руководству с уведомлением о своем намерении учиться и с просьбой разрешить приобрести экземпляр Закона о гражданских правонарушениях, изучение которого входило в мою учебную программу.

Несколько дней спустя полковник Аукамп, офицер из тюремного руководства и один из самых скандально известных его чиновников, появился в моей камере и не преминул злорадно высказаться: «Мандела, ты все же оказался в наших руках!» Затем он поинтересовался: «А зачем, собственно говоря, тебе, парень, нужна книга о бикфордовом шнуре, если ты не планируешь использовать его для своих чертовых диверсий?» Я никак не мог взять в толк, о чем он говорит, пока он не показал мне мое собственное письмо с просьбой выслать книгу о том, что он назвал «Законом о бикфордовых шнурах». Я улыбнулся этому, и он разозлился на то, что я не воспринимаю его слова всерьез. Все дело в том, что слово toorts на языке африкаанс означает «бикфордовы шнуры», а на английском (после некоторой корректировки в torts) – «гражданские правонарушения», и я объяснил ему это. Он ушел от меня в совершенно отвратительном настроении.

Однажды я находился во дворе тюрьмы «Форт», занимаясь своими ежедневными физическими упражнениями (бег трусцой, бег на месте, отжимания, приседания), когда ко мне подошел высокий красивый индиец Муса Динат, которого я знал лишь как преуспевающего и даже весьма выдающегося бизнесмена. Он отбывал в тюрьме двухлетний срок за мошенничество. На воле мы бы оставались просто дальними знакомыми, но тюрьма – это инкубатор дружбы. Муса Динат часто сопровождал меня на моих пробежках по двору. Однажды он поинтересовался, не возражаю ли я, если он получит разрешение начальства быть моим соседом в тюремной больнице. Я ответил ему, что буду только рад этому, но про себя подумал, что тюремные власти никогда этого не допустят. Я, однако, оказался неправ.

Было чрезвычайно странно, чтобы такому осужденному, как Динат, разрешили находиться вместе с политическим заключенным, ожидающим суда. Я, конечно, ничего не сказал ему, так как, по большому счету, был рад его компании. Муса Динат был богат и имел возможность оплачивать какие-то услуги тюремных властей. В обмен на свои деньги он получал множество привилегий: носил одежду, предназначенную для белых заключенных, ел предназначенную для них пищу и не привлекался к каким-либо работам в тюрьме.

Однажды ночью, к моему удивлению, я увидел, как полковник Миннаар, начальник тюрьмы, пришел к Мусе Динату вместе с известным адвокатом из числа африканеров. После этого посещения Динат покинул пределы тюрьмы на всю ночь и не возвращался до самого утра. Если бы я не видел этого собственными глазами, я бы, пожалуй, не поверил в такое.

Муса Динат рассказал мне целую кучу историй о финансовых махинациях и коррупции среди членов кабинета министров, которые казались мне просто захватывающими. Это подтвердило мое предположение о том, что режим апартеида был настоящим ядом для общества, который вызывал его моральное разложение во всех областях деятельности. Я старательно избегал обсуждения с Мусой Динатом каких-либо вопросов политического или иного деликатного характера, принимая во внимание тот факт, что он мог быть полицейским осведомителем. Однажды он попросил меня рассказать ему о моей поездке в Африку, но я отмолчался. Следует отдать должное Динату: он, в конечном итоге, использовал все свои связи для того, чтобы ускорить свое освобождение, и вышел из тюрьмы, отсидев всего четыре месяца из своего двухлетнего срока.

Побег борца за свободу из места лишения свободы может преследовать одновременно несколько целей: он освобождает его из тюрьмы, предоставляя возможность продолжить борьбу с правящим режимом, дает новый психологический импульс освободительному движению и наносит серьезный удар по репутации властей. Находясь в заключении, я постоянно размышлял о побеге и во время своих вызовов к начальнику тюрьмы внимательно изучал тюремные коридоры, типы ключей и замков в дверях, передвижения охранников. Я сделал подробный набросок территории тюрьмы, обратив особое внимание на точное расположение тюремной больницы и ворот к ней. Эту схему я смог тайно передать на волю своим коллегам по освободительному движению с инструкцией немедленно уничтожить ее после ознакомления.

Существовало два плана моего побега. Один из них разработал Муса Динат, и я его, разумеется, проигнорировал. Второй же подготовило руководство АНК, и мне его передали через Джо Слово. Этот план предусматривал подкуп охранников, изготовление дубликатов ключей и даже скрытную передачу мне фальшивой бороды (ее должны были пронести мне в тюрьму, вшив ее в плечевую накладку одной из моих курток). Идея состояла в том, что я надену эту бороду сразу же после того, как совершу побег. Я тщательно обдумал предложенный руководством АНК план побега и пришел к выводу, что в случае его реализации вероятность провала была недопустимо высока. Такой провал стал бы фатальным для всей нашей организации. Во время очередной встречи с Джо Слово я передал через него записку, в которой изложил свои соображения по этому вопросу. Я написал, что формирования «Умконто ве сизве» пока еще не готовы провести такую рискованную операцию. Даже хорошо подготовленный специальный отряд вряд ли смог бы выполнить такую миссию. Я предложил отложить этот замысел до того времени, пока меня не осудят официально в результате судебного процесса. Я предполагал, что после этого власти могут стать менее осторожными. Я завершил свою записку следующей фразой: «Просьба уничтожить это, как только прочтете». Джо Слово и другие руководители АНК прислушались к моему совету и отказались от планов организовать мне побег. Однако эту записку Джо решил сохранить как исторический документ, и позже ей предстояло появиться на свет в весьма неподходящее для этого время.

51

Предварительное слушание по