Третий источник - Дмитрий Кравцов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он протянул — бляха-муха, как трудно отлепляются пальцы — ей бутылку:
— Вот это дело. — Одобрил сделанный ею глоток, поднял голову, а огромный желтый глаз Луны подмигнул сверху вполне дружески.
Толяныч принял назад бутылку, помнящую ее прикосновение, припал к горлышку, неуловимо хранившему тепло ее губ. Незримый ток пронзил тело до самых пяток, а мурашки полосовали кожу, как маленькие торпеды. Преграда, отделявшая его от собственного клона стала совсем призрачной, вот-вот рухнет окончательно.
Потом взял ее за руку:
— Пойдем. — Сказал Толяныч обычным голосом. Сейчас совсем не важно, что будет завтра, не важно даже если Лиза его предаст.
Были он и она, и от всего остального мира их скрывала бархатная ночь.
* * *Вода оказалась холодной, аж дух захватывало, но, словно бы этого только и не хватало, чтобы преграда, рассекающая его сознание, истаяла, как последняя льдинка весной. Фантик влился в сознание и тут же принялся наверстывать непрочитанные за время своей комы нотации: «А тебе, братуха, никогда не вредно остудиться, уж больно ты горяч. К тому же на берегу еще ждет волшебная настойка и Лиз…»
«Но сначала все-таки настойка. Это алкоголизм?»
«По-моему нет. Это просто холодная вода…»
Толяныч доплыл наконец до намеченной точки и лег на спину, раскинув руки и прислушиваясь к току крови внутри, а река вымывала успевшую накопиться мерзость не хуже самой разудалой коррекции. Мерзость уносило вниз по течению, навстречу сточным водам московских заводов, в которых она должна была затеряться. Совсем как тогда в фонтане Репинского парка…
Вот бы глотнуть еще настоечки, просто для того, чтобы окончательно почувствовать себя среди живых.
Так и кайфовал он вниз по течению, пока наконец не обнаружил, что отнесло его довольно далеко, и пора бы выгребать к берегу. А там… Там ждет не дождется Лиз! Хм, скромность, скромность — хочется верить, что действительно ждет. Да и настоечка… Точнее все-таки сначала уж настойка, а там посмотрим.
С тем он выбрался на берег, не в силах побороть растущее предвкушение, но Лиза, как оказалась, дожидаться не стала, а куда-то подевалась, лишь ее черная хламида лежала на песке возле сумки этаким залогом скорого возвращения.
Толяныч посмотрел на хламиду с надеждой, а потом не удержавшись, взял в руки. На ощупь шерсть, теплая еще ее теплом, по крайней мере ему хотелось думать, чтоб это именно так. Поднес к лицу. Вдохнул… Пахло чем-то неуловимо знакомым, чем-то травяным, острым, но едва слышным — ах, как он реально увидел ее, почувствовал запах ее кожи — и долго задерживал этот вдох в себе, не желая расставаться. Правда, тем временем другой рукой тщательно шарил в сумке, пока не нащупал заветную бутылочку, и, выпустив шерстяную ткань, быстро свернул шею, в смысле пробку — За тебя, Фант! — сделал могучий глоток, и лишь тогда выдохнул так же мощно.
«Прикинь, как этот дух пошел сейчас гулять по-над речкою, глядишь, и приманит кого. — Фантик жадно впитывал духовную составляющую. — И я даже знаю — кого. Подождем. Надо бы подготовить хоть минимальные удобства… Так, где-то тут была подстилка. Ага, вот она.»
Ощущая мокрой кожей прохладный ночной ветерок, Толяныч уселся на подстилке и закурил, а настойка гуляла по телу, заставляя кровь бежать вполне по-спринтерски. Можно и подождать.
Фантик тоже принялся ждать, и сама ночь принялась ждать, и все ждали кто же выйдет на этот призывный выдох…
Лиз возникла рядом как и подобает ведьме абсолютно бесшумно, и как раз в тот момент, когда Толяныч вновь погладил ее накидку. Как будто соткалась из лунного света, и капли воды драгоценно блестели на коже. Толяныч вздрогнул от неожиданности, и припал к бутылке, чувствуя головокружение то ли от выпитого, то ли от ее запаха, а может сама ночь была пьянее водки, и тут же протянул ей бутылку — на-ка, мол, согрейся — и только тогда поднял глаза.
Мурашки в очередной раз прошлись по коже острыми коготками, лишь увидел ее с ног до головы покрытую серебряным бисером реки, словно даже подсвеченную изнутри. Дразнящий запах забирался в ноздри хитрым маленьким зверьком, верхний нюх тут же среагировал должным образом, а речной привкус привносил совсем уж русалочий колорит. Толяныча бы сейчас совсем бы не удивило, если в следующий момент она действительно обратится в русалку и утащит его к себе в какой-нибудь омут. Теперь он этого даже хотел.
СБОЙ:Жизнь во всей полноте враз обрушилось на воспрявшего Фантика, завораживая, кружа и притягивая. Лиза пахла так… Так…
Фантик рванулся навстречу ее запаху и телу:
— Фант, сигарета!!!
«Какая такая сигарета? Ах вот эта…» — сплюнул в сторону ярким огоньком, и все перевернулось в нем, небо оказалось внизу, и он падал прямо в небо.
И она падала в небо.
И они оба падали в небо, и никак не могли до него долететь.
Глаза. Зеленые. Искрятся и высекают ответные искры. Вот они, вдруг совсем рядом, зеленые и серые, как пыльный газон, где яркие чертенки гоняли мяч и вдруг все разом замерли — заметили его — и бросились навстречу ослепительными штришками. Фантик зажмурился, а чертенки плясали уже под веками, а когда опять открыл глаза, нежная ночь была вокруг, лишь чертенки уносились куда-то ввысь.
Он рванулся за ними вдогонку…
И что-то лопнуло внутри, и горячо растекалось, совсем как растекалось податливое тело ведьмы в его руках. Растекалось, растворялось, терялось, и были только чертики, пляшущие на траве. Были, были, пока он сам не стал… Нет, не чертиком, скорее джином из заветной бутыли, содержимое которой пылало внутри, заставляя выжженную ниже пупка руну отдаваться тяжелыми, словно расплавленный свинец, толчками. И как всякий нормальный джин он принялся строить дворцы и разрушать дворцы, и они сминались под его, такими вдруг огромными руками, как пластилин, а он тут же возводил их опять. А они сминались, а он возводил.
А они…
А он…
А…
Лиза стала огромной, и все росла, росла и росла, грозя раздавить, смять его, и Фантик выскальзывал из-под этой громады, и взлетал, но она была повсюду, а он взлетал, и не знал, правда ли взлетает, или наоборот падает, но это было неважно. Неважно. Неважно. Ох, как неважно! Он взлетал, выскальзывал, изворачивался, и вырвался наконец, а вокруг было море! Море звезд и звезды моря, и они свивались, и свивались, и свивались…
Море…
Звезды…
Потом звезды упали. Сначала по одной, потом по другой, а потом все сразу обрушились на него, в него, сквозь него. Дождь звезд падал из моря звезд в «никуда», а Фантик был в этом «нигде», и оба они были там, а она накрепко привязала его к «здесь» пуповиной себя и пуповиной его…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
