Третий источник - Дмитрий Кравцов

Интересно, состоялись ли смотрины?

Ответить все равно было некому, и Толяныч погрузился в созерцание окрестного мира, и сам того не заметил, как задремал…

…Фантик из последних сил цеплялся за скользкую грань, из-за которой тянуло к нему когтистые лапы полное небытие. Истерзанный и замерзший, он ничего не видел вокруг, ни малейшего намека, куда ползти, как спастись от этой жадной бездны — вокруг была кромешная тьма. Но желание бороться не покидало его, неведомо как питаемое извне, словно бы паутинка, налипшая на лицо, которая не дает уснуть. Казалось, только нащупай ее, определись, и выскользнешь из вот-вот готовых сомкнуться леденящих объятий.

Вот только не было сил.

Раздавленный зеркалами и лишенный возможности ориентироваться в пространстве и времени, Фантик мог руководствоваться остатками других чувств. И именно они подсказали чье-то неизвестное присутствие, сперва показавшееся опасным. Но это присутствие дало ему знание направления.

Фантик попытался переползти, сдвинуться хоть на миллиметр, сделать хоть что-нибудь, пока холод не сковал его окончательно. Переместил ладонь чуть влево и вперед, и…

И сорвался, потерял опору, скользнул вдоль грани, ожидая, что его вот-вот просто разрежет на две равные половинки, которые станут добычей вечно голодной окрестной пустоты, но тут же почувствовал под собой зыбкую опору. Он шлепнулся подобно полураздавленой лягушке, и вновь распластался на мокрой плоскости. Но теперь он видел! Видел, преграду, отделяющую его от жизни: недалеко, кажется, совсем рукой подать, колебалась, как грязная тюлевая занавеска, мутноватая пелена. А за ней…

За ней он видел круг белого ослепительного света, зеленую равнину.

Там, впереди, была жизнь. Там была трава и черное небо. Там был его мир. Оставалось до него доползти, но стоило рвануться туда, как картина исчезла, схлопнулась, словно растровое изображение допотопного монитора, оставив на сетчатке глаз лишь постепенно меркнущий инверсный след…

Толяныч вскинулся, неожиданно просыпаясь и уже понимая, что падает с лавочки. Первое, инстинктивное желание ухватиться за что-нибудь, обрести опору, и — темный силуэт, заслоняющий свет заходящего солнца, багровая кайма… — неужели вновь урод из снов? Ну, гад! Пусть только рот раскроет, тут же в морду!

Толяныч вцепился в него как клещами, рванулся, вскочил, держа кулак на отлете в полной готовности… Порскунула в сторону с мявом Матрена. Он вгляделся — над ним склонялся дедушка Бертран собственной персоной, а отворот его камуфляжного френча немилосердно комкался в толянычевом кулаке.

Фу, бляха-муха, разве ж так можно?!!

Толяныч мотнул головой, разгоняя липкую паутину сна:

— Извините, Виктор Алексеевич, это я спросонья… — И он аккуратно разгладил пятнистую ткань. — Извините.

— Ничего, юноша, все в порядке. — Неожиданно благосклонно пророкотал дедушка, отступая на шаг. — Как вы себя чувствуете?

А действительно — как? Толяныч просканировал внутренне состояние и с огромным облегчением обнаружил, что все в норме: нигде не болит, не тянет, не мешает. И даже больше того — Фантик! Тонюсенькая паутинка связи. Сосед пытался преодолеть преграду, проявить себя. Вот это да!

Но говорить об этом старому перцу не стоит, даже если он и есть главный Посредник. Черт, как не хорошо получилось, чуть ведь не вмазал старичку от души…

Ноги держали немного неуверенно, выброс адреналина оказался слишком велик для ослабленного организма, и отходняк казался вполне возможен. Толяныч медленно опустился на лавочку и, пытаясь выиграть время и привести скачущие мысли к единому знаменателю, принялся нашаривать по карманам сигареты. Нашел, но доставать не стал. Пока.

— Еще раз извините, Бертран… Ох, Виктор Алексеевич. — Тут Толяныч разглядел за спиной дедушки Лиз и прищурился от бьющего прямой наводкой в глаза низкого солнца: — Ого! А это еще что за наряд?

Ведьма и вправду была одета нехарактерно — черную водолазку и джинсы сменил черный же балахон с глубокими вырезами у шеи и под мышками, а уж высоченные разрезы по бокам, открывавшие хорошо проработанные ноги почти на всю длину… Видок — это что-то, закачаешься! Самочувствие улучшилось еще на пятьдесят процентов, а верное чутье уже готовилось сделать охотничью стойку. Сейчас от ведьмы исходил почти незаметный, но тем не менее безошибочно определимый зов. И звала она понятно куда — в ловушку. Сла-а-адкую.

— Фант, через полчаса нам пора. Как раз солнце сядет. — Матрена лениво перетекла с травы на лавочку и принялась с необычайной тщательностью за вечерний туалет.

— Хорошо. — Неожиданное пробуждение встряхнула душу, как неухоженный аквариум, подняв со дна в полной мере жирный ил подозрений к ведьме, Посредникам, и лично к дедушке Бертрану. Толяныч постарался собраться, и первым делом оторвал глаза от разреза на ее балахоне. — А куда?

— Увидишь.

— Ладно, посмотрим. Ты все обговорила со своими драгоценными Посредниками? — Толяныч перевел пристальный взгляд на дедушку Бертрана, однако старик и бровью не повел, словно бы диалог его не касается никаким боком. Он с необычайным вниманием наблюдал за кошкой и улыбался вполне по-отечески.

Улыбался! И Толяныч помимо воли почувствовал к отставному секретарю чувство, подозрительно напоминающее симпатию.

— Все в порядке, Фант.

— Гарантия? — Толяныч откинулся на спинку лавочки, не спеша потянул из кармана сигарету, прикурил и откровенно провел взглядом по ее ноге, почти так же ощутимо, как если бы провел ладонью. Вопрос вышел несколько двусмысленным, словно бы он требовал для себя дальнейших гарантий. Ну и пусть. Пусть ведьма и этот экс-француз так и подумают, авось чего-нибудь нового можно услышать.

— Да. — Лиза однако осталась сестрой таланта. Краткой, то есть. Однако взгляд его не оставила без внимания, но промолчала, только поправила на груди свой кулонище и чуть усмехнулась.

— Значит с моей коррекцией все будет тип-топ? — Толяныч вновь покосился на невозмутимого Бертрана, и вновь безрезультатно, испытав даже подобие разочарования. Старик, похоже, действительно оказался не при делах — просто родственник, у которого они скоротали нужное количество времени. И все. И идентичные куры на участке косвенно это подтверждают. Если конечно ему просто не морочат голову. Хотя вряд ли — Фантик же ворохнулся…

— Фант, ты же понимаешь, что сто процентов дать я не могу. Это же несанкционированное вмешательство. — При этом она так обольстительно улыбнулась, что улучшение самочувствия чуть не привело к гормональному взрыву. Предвкушаемое вмешательство представлялось настолько плотским, что санкции и не требовались.