Элегии и малые поэмы - Публий Назон

        Песнями доблесть жива; через них далеким потомкам,

        Тленья избегнув, она весть о себе подает.

        Старость все сокрушит, растлит и железо и камень,

50   Сила не может ничья времени силу сломить.

        Но писанья живут. По ним Агамемнона знаем,

        Знаем и тех, кто пошел с ним или против него.

        Кто бы без песни знал о дерзких семи ратоборцах —

        Как они в Фивы пришли, что их постигло потом?

55   Да и богов создает, если молвить дозволено, песня:

        Их величье мертво без воспевающих уст.

        Знаем: Хаос был, изначальной природы громада, —

        Был, и распался, и стал сонмом своих же частей.

        Знаем: дерзнувших достичь небесной державы гигантов

60   В Стикс каратель низверг, грянув из тучи огнем.

        Знаем: бессмертье дала победа над индами Вакху;

        Знаем: Эхалию взяв, стал олимпийцем Алкид.

        Если, о Цезарь, твой дед вознесен за свою добродетель

        В небо звездой, то и здесь праздною песнь не была.

65   Пусть же, если есть в нашем гении жизни толика,

        Пусть, Германии, тебе отдана будет она.

        Сам поэт, отвергать ты не станешь услуги поэта

        И по достоинству их можешь ты сам рассудить.

        Если бы имя тебя не призвало к делам высочайшим,

70   Стал бы ты, как обещал, славой и гордостью муз.

        Ты нам не песню давать предпочел — но предметы для песен:

        Вовсе расстаться с ней разве ты можешь, поэт?

        То сраженье ведешь, то слова под размер подбираешь,

        Что для другого труд, стало досугом твоим.

75   И, как привержен равно Аполлон кифаре и луку, —

        Ту ли, другую ль струну тут же готов натянуть, —

        Так и в поэзии ты преуспел, и в искусстве правленья,

        С Музой в сердце твоем рядом Юпитер живет.

        Но коль скоро и нам испить дозволено влаги

80   Той, что забила ключом из-под копыта коня, —

        Пусть нам поможет она предаться единому делу,

        Общей и мне и тебе вместе святыне служить.

        Край покинуть пора, слишком близкий к диким кораллам,

        В шкуры одетым, от вас, лютые геты, уйти!

85   Если нельзя в отчизну вернуть, пусть изгнаннику место

        Ближе к Риму дадут и к авзонийским лугам, —

        Место, откуда б Назон героя подвигам новым

        Незапоздалую мог песнями дань приносить.

        А чтоб моя молитва дошла, ты тоже, Суиллий,

        Бога проси за того, кто тебе чуть ли не тесть.

IX. Грецину

        Не откуда бы рад — откуда позволено, с Понта

        Ныне Грецину Назон слово приветствия шлет.

        Волей богов дошло бы оно в то первое утро,

        Как понесут пред тобой фасции — дважды по шесть!

5     Раз уж взойдешь без меня ты консулом на Капитолий,

        Раз в толпе друзей я не предстану тебе,

        Пусть в положенный день от лица своего господина

        Выскажут эти стихи все, что он хочет сказать.

        Если бы я родился под счастливой звездою и если б

10   Шло мое колесо не на разбитой оси, —

        Долг приветствия, тот, что сейчас письмо выполняет,

        Сам я мог бы тогда выполнить словом живым,

        И, поздравляя, к словам добавил бы я поцелуи,

        Видя в почете твоем равный почет для себя.

15   Так, наверно, в тот день загордился бы я, что едва ли

        Дом бы нашелся вместить чванную радость мою.

        Шествуешь ты, окружен священным сонмом сената,

        Я же, всадник, бегу, консула опередив!

        Но, хоть и рад бы стоять к тебе поближе, я счастлив,

20   Что бок о бок с тобой места для всадника нет.

        В давке пускай оттеснили б меня, — я и тут не жалел бы:

        Что многолюдна толпа, был бы доволен вдвойне.

        С радостью я бы смотрел, как все прибывает народу,

        Как далеко идти этим бессчетным рядам.

25   Жадно, как зритель простой, я все пожирал бы глазами,

        Вплоть до одежды, поверь, до багряницы твоей.

        Стал бы разгадывать я рисунки на кресле курульном,

        Знаки, что вывел резец по нумидийской кости.

        А когда возвели бы тебя на Тарпейские выси

30   И пролилась бы кровь жертвы твоей на алтарь,

        Вместе тогда б и моей благодарственной тайной молитве

        Внял обитающий там — в сердце святилища — бог!

        Я бы не на алтаре возжег ему ладан, а в сердце,

        Трижды, четырежды рад власти почетной твоей.

35   Там стоял бы и я средь твоих приверженцев верных,

        Если бы милость судеб в Рим возвратила меня,

        Зрелище то, которым теперь я мысленно тешусь,

        Стало б тогда для меня зримой усладою глаз.

        Иначе суд божества решил — справедливый, наверно:

40   Кару приняв, к чему нашу вину отрицать?

        Дух, однако, избег изгнанья — я взором духовным

        Праздничный твой наряд, фасции вижу твои.

        Вижу мысленно я, как вершишь ты суд всенародно.

        В тайных советах твоих мысленно рядом сижу.

45   Вижу, доходы сдаешь с торгов на все пятилетье —

        Их наперед оценив честно и правильно сам.

        Вот, единственно лишь о народной пользе ревнуя,

        Речью искусной своей ты покоряешь сенат.

        Вот, воздавая богам от Цезарей благодаренье,

50   Жертвенных тучных быков белые выи разишь.

        А завершив мольбы о важнейшем, попросишь, быть может,

        Чтобы гнев положил Цезарь на милость ко мне.

        Пусть разгорится огонь под жертвой высоко и ярко

        В добрый знак, что твой принят богами призыв.

55   Хватит сетовать нам! В одиночестве, как лишь возможно,

        Консульства я твоего славу отпраздную здесь.

        Ждет нас радость к тому ж и вторая, первой не меньше:

        В почестях этих тебе будет преемником брат.

        Пусть полномочья твои, Грецин, с декабрем истекают,

60   В первый январский день примет правление Флакк.

        В преданной вашей любви обоюдно вы будете рады:

        Фасциям братним ты, он же взаимно твоим.

        Дважды консулом брат и сам ты консулом дважды

        Будешь — так осенит слава двойная ваш дом.

65   Но, хоть безмерна она и хотя, воскормленник Марса,

        Власти не знает Рим выше, чем консула власть,

        Эту умножит честь величье подателя чести:

        Ценен дар стократ, если даритель велик.

        А потому процветать вам всегда — Грецину и Флакку —

70   Вам, кого так отличил Цезарь высоким судом.

        В час же, когда божество от важнейших забот отдыхает,

        Ваши с моими мольбы соедините, друзья!

        И, если ветром дохнёт другим, ослабьте канаты,

        Чтоб из стигийских вод выплыла наша ладья.

75   В этом году здесь начальствовал Флакк,[618] и в его управленье

        Берег истрийский забыл грозы и беды свои.

        В мире держал он, Грецин, племена беспокойных мисийцев,

        Гетский лук устрашил верным двуострым мечом.

        Тросмий, взятый врагом, возвратил он доблестью быстрой,

80   В русло Дуная влив варварской крови поток.

        Ты у брата спроси, каково оно, скифское небо,

        И почему, узнай, страшен немирный сосед,

        Правда ль, что желчью змеи пернатые смазаны стрелы,

        Что человечью кровь мерзостно льют на алтарь.

85   Лгу ли я, или впрямь застывает Понт на морозе,

        И на югеры[619] льдом море одето зимой.

        Скажет, — и ты спроси, какова моя слава в народе,

        Как провожу, узнай, бедствия горькие дни.

        Тут неприязни ко мне не питают — да и за что бы?

90   Пусть изменила судьба, не изменил я себе.

        Тот же душевный покой, который во мне одобрял ты,

        Ту же стыдливость мои запечатлели черты.

        Да, таков я и здесь, в стране, где силу оружья

        Учит варвар-сосед выше закона ценить.