Нерон - Д. Коштолани

Сначала она побледнела, потом с удивлением взглянула на Париса, отступила назад и сказала с серьезностью, подняв кверху указательный палец:

— О, этого делать нельзя!

— Как! Почему же? — с улыбкой спросил Парис.

— Не знаю, почему, но нельзя! — отвечала Лидия решительным тоном.

— Но как же так? — возразил Парис, подходя к ней, — я полагал, что ты меня любишь…

Девушка задумчиво кивнула головой, потупилась и, прислонясь спиной к стене грота, сорвала цветок с ползучего растения, обвивавшего вход.

— Ну, что же ты не отвечаешь? — спросил Парису любуясь девушкой в ореоле лунных лучей.

Она молчала. Наконец, подняв глаза, Лидия прижалась к плечу Париса.

— Ты не то, что другие! Тебе это позволяется… — прошептала девушка.

— Что же позволяется, Лидия? — тоже тихо спросил юноша замирающим голосом.

Она еще крепче прижалась к нему:

— То, что ты сделал сейчас.

Она так сильно держала его за плечи, плотно прижимаясь щекой к его груди, что Парису никак не удавалось приподнять голову девушки. Эта игра продолжалась до прихода Фабия. Когда торговец невольниками подошел ко входу в грот, Парис попросил Лидию остаться там, а сам вышел к ее хозяину.

После только что пережитых минут Парису было неприятно перейти к беседе с Фабием.

— Если я не получу от тебя денег завтра вечером, — сказал Фабий, — то мне придется уступить девушку другому покупателю, я не намерен дожидаться. Подумай сам, ведь содержание Лидии обходится мне недешево. Разве ее не надо поить и кормить каждый день? Теперь мне даже нельзя по-настоящему продать девчонку дешевле восьмидесяти шести тысяч сестерций.

— Ты получишь от меня больше, — встревоженно ответил Парис.

— Но откуда же ты достанешь столько денег? — недоверчиво спросил Фабий.

— Это уж мое дело!

— Извини, и мое также!

— Довольно! — вскричал Парис. — Я не должен называть тебе, от кого я надеюсь получить нужную сумму. Все это должно остаться в тайне… Но завтра ты получишь деньги сполна.

— А-а! — возразил торговец. — Так вот что! Тут кроется тайна… Гм!.. Может быть, может быть!.. Признайся откровенно, господин, ты, наверное, рассчитываешь на одну из своих любовниц? Недурно придумано, — Фабий подмигнул и усмехнулся.

К счастью, молодой человек не слыхал этих слов. Прощальный взгляд, брошенный Лидией в его сторону, отнял у него голос. И опять в сердце Париса заныла печаль и заговорило раскаяние, заглушая все прочие чувства.

VI

В левом флигеле дворца, на половине императрицы, находилась роскошно убранная комната для купания, с мраморными стенами. Полированный мозаичный пол, отражая пурпурную ткань портьеры, казался ярко-красным. Держа наготове платок из мягкой шерстяной материи, черная невольница прислушивалась, ожидая приказаний госпожи, плававшей в мраморном бассейне.

— Готово, — раздался оттуда тихий голос.

Рабыня торопливо развернула платок и побежала в купальню, где послышался шумный всплеск воды. Через несколько минут ковровая ткань, отгораживавшая бассейн, была откинута, и комната наполнилась ароматическим голубоватым паром из горячей ванны, так что украшения стен блестели теперь как будто сквозь легкую дымку.

Домиция, закутанная в пурпурное шерстяное покрывало, приказала служанкам перенести себя к туалетному столу. Здесь посреди различных золотых украшений лежала римская газета. Пока одна из невольниц прочитывала новости дня, другая одевала супругу цезаря, что при капризном характере императрицы было нелегкой задачей. Впрочем, Домиция оставалась безмолвной, выражая свои приказания одним взглядом и жестами. Если рабыня обнаруживала неловкость или не могла немедленно отгадать немого требования повелительницы, та нетерпеливо хмурила темные брови и только в крайнем случае наказывала виновную легким ударом по руке.

Непринужденная поза молодой женщины была проникнута спокойным достоинством. Полулежа в мягком кресле, Домиция то лениво зевала с видом пресыщения, то следила глазами за полетом мух, кружившихся над туалетным столом, или, как будто собираясь задремать, окидывала равнодушным взглядом окружающее великолепие. А между тем холодная надменность императрицы, ее уверенные, рассчитанные движения имели свойство оскорблять подвластных ей людей гораздо глубже, чем сделали бы это вспышки гнева.

Наконец она вырвала дощечки из рук читающей невольницы, отыскала в них одну рубрику и велела продолжать чтение с указанного места. Служанка повиновалась. В избранном Домицией отделе газеты был помещен отчет об игре Париса в Помпейском театре. Царица приказала перечитать это известие вторично, не выдавая своих чувств. Щеки красавицы только слегка покрылись румянцем, когда рабыня читала описание танца, исполненного Парисом. В газете говорилось о триумфе любимца римлян, сумевшего на тот раз привести в восторг даже людей строгой нравственности, которые до сих пор относились с пренебрежением к его таланту.

Пока невольница прикалывала ей волосы серебряными шпильками, служанка вошла в комнату и, несмотря на поданный Домицией знак, не решалась заговорить. В эту минуту царица осматривала в зеркале свою прическу, потом слегка подрумянила себе щеки и подвела черной краской глаза. Замешательство рабыни ускользнуло от ее внимания; между тем молодая девушка оглядывалась с беспомощным видом по сторонам.

Наконец Домиция выглянула из-за ручного зеркала и, повысив голос, спросила:

— Ну, что же?

Взволнованная невольница отвечала, что в атриуме дожидается Парис. Яркий румянец вспыхнул на прекрасном лице императрицы и сменился мертвенною бледностью. Она встала с кресел, отдала несколько сбивчивых приказаний, потом опять села на прежнее место, но вдруг решила перейти на кушетку, стоявшую у окна.

Здесь красавица расположилась в ленивой позе, вытянув ноги и закинув за голову белую обнаженную руку, на которую падали длинные локоны. Домиция велела как можно красивее расположить складки своей одежды.

Полузакрыв глаза с напускной наивностью молоденькой девушки, императрица хотела изобразить на своем лице чарующую улыбку. Но она противоречила смущению, охватившему Домицию, и вышла натянутою.

Такая странная встреча неприятно поразила Париса; однако замешательство императрицы обезоружило юношу. Если супруга цезаря терялась в его присутствии, значит, он мог вполне рассчитывать на свое могущество. Домиция с трудом произнесла несколько слов в ответ на почтительное приветствие гостя. Молодой человек, в свою очередь, не без волнения приблизился к опасной женщине, но через минуту совершенно овладел собою. Желая дать возможность императрице прийти в себя, он с находчивостью актера непринужденно раскланялся и отошел в сторону, как будто любуясь статуей у противоположной стены. Однако оба они не могли тотчас же начать спокойный разговор, делая вид, что посещение Париса было чем-то самым обыкновенным. Домиция по-прежнему нервно ощипывала золотую бахрому кушетки, напрасно стараясь собраться с мыслями и подавить волновавшие ее чувства.

Парис нерешительно стоял перед молодою императрицей, пока служанка не догадалась подвинуть ему стул.

Домиция сделала рабыне знак выйти из уборной, приподняла голову и, с рассчитанной грацией, свесила руку почти до самого пола.

— Я давно ожидала, что ты придешь ко мне, — улыбнулась она. — Тебе известно мое расположение, так что было нелюбезно откладывать это посещение.

Парис залюбовался красивой манерой Домиций складывать губы при разговоре. Хотя он невольно сравнивал эту заученную мимику с простотой Лидии, но красота императрицы подействовала на него…

— Прости меня, — отвечал юноша с легким поклоном, — я должен сознаться, что твое поведение внушало мне недоверие.

Эти слова поразили Домицию, но она овладела собою, стараясь не показать, как глубоко задета она словами Париса. Она отвела в сторону отуманенные глаза, потом повернулась к гостю и кивнула, стараясь улыбнуться:

— Я благодарна за откровенность! Высокопоставленным людям редко приходится слышать правду, да еще высказанную таким дружеским, доброжелательным тоном. Мне приятно слышать, что мое обращение тебе не нравится… Но тем не менее я желаю, чтобы ты находил меня привлекательной, — прибавила императрица, причем ее губы складывались то в веселую, то в грустную усмешку. — Что же мне сделать для достижения этой цели, как исправиться от своих недостатков?

— Благороднейшая Домиция, — ответил Парис несколько заискивающим тоном, из опасения оскорбить своенравную женщину, — умоляю тебя, не испытывай на слабом смертном обаятельной силы твоих чар!

— О, значит, ты признаешь за мною эти чары? — весело спросила императрица. — Так вот почему я внушала тебе недоверие!