Царская чаша. Книга I - Феликс Лиевский

с Востока, века бок о бок отираясь. И счётную науку, и Зодия звёздного толкование, и оружие боевое несравненное, и сноровку воевать всячески, и мастерство украшения драгоценные изготовлять, и несметно красивых полезных премудростей, чтоб себя обихаживать. А уж для бабьей половины у многожёнцев этих столько напридумано было! От чувяков мягких узорчатых без пятки да с каблучком, что любая боярыня паче серёг золотых в подарок чает, щипчиков для делания бровей тонкими и ровными, точно серп месяца новорожденного, для ногтей красы – пилочек и кусачек, для волос блеска и пышности уловок и красок, а для нежелательных, напротив, – с тела всего выведения снадобий волшебных (тут Федька едва не поперхнулся, почуяв в голосе государевом лукавство, так он глянул на него, это говоря), и благовоний сказочных, от одного только духа коих возжелать девицу иль хатум197 было можно, и до ногавок наитончайших тканых, либо шёлковых шитых, либо точно кружево сплетённых, цветов всяких, и всю ножку ейную доверху обнимающих. Недавно такие государь царице преподнёс, не сам, его опять послал. Федька протянул ей с низким поклоном парчовый свёрток на золотом блюде, и государыня Мария, оживясь заметно, выждала целую минуту, наверное, пока он, согнувшись, стоял, а после велела боярыне своей теремной подарок принять, а ему – государя за неё благодарить. Так и выговорила раздельно, "за неё", словно намекала прямо, что разумелись под этой благодарностию не одни слова ласковые. Но напрасно силится царица выбить его из седла такими стрелами. Они коротки и легковесны для его брони, уже окрепшей. Ничто ни единым движением не дрогнуло в почтительно и благожелательно улыбающемся ярком лице кравчего, всё обещавшего по её пожеланию исполнить.

Ключник явился на пороге, передал Федьке обширный поднос с большим тяжёлым прохладным кувшином глиняным и шестью тонкими плошками. К китайскому питью было подано мёду разного, из земляники варева и пирожков. Одно время, сказывали, никто не знал, даже великий князь, дозволено ли потреблять его в постные дни. Испросили у самого митрополита. Тот отвечал, что куст китайский, "чаем" ещё называемый, есть быльё земное, из земли произрастающее, а значит, во всякий день не возбраняется к потреблению.

Разлив и поднеся всем, опробовав государев чай и передав ему в руки, Федька забрал себе пирожка и мёду и пристроился на подоконнике, ожидая, когда же они начнут о деле. И опасаясь больше всего, что сейчас его опять ушлют куда-то, да хоть Грязному в помощь, надсмотреть за возведением и обустройством хоромов на приезд198. Вскоре ожидалось нашествие сюда в Слободу гостей разных, и переселение многих боярских семейств со всем подворьем, так что спешно жильё строилось уже за стенами, не помещалось всё внутри, а стену отодвигать не везде возможно было, да и некогда… И так государь тут сделал хитрость, о которой сторонние не знали. Как переезд замыслился, и стали обновлять александровский дворец, стены прежние слабы и малы показались. Их оставили, государев двор с Покровским собором отделя от прочего, только ворота вторые добавились. А всё стали обносить кольцом заново, расширяя пределы во все стороны сколь возможно. Класть из камня времени не было, и камня в окрестностях не достать, а везти издали столько немыслимо… Не было тут даже того, тёплого и лёгкого, цвета белого либо коровьего масла, камня199, из которого вся богатая Москва строится. Делать решили «обманку» – меж бревенчатой дубовой свайной опалубки в пять аршин вышиной насыпали и уминали землю, доверху, а снаружи и изнутри обкладывали красным кирпичом, из него же стрельни, затины200 и башни складывали, им добротно облагали и коротыши201, делая точно по могучим очертаниям цельнокаменных, а после известью всё крыли. Видел перед собой всякий подъезжающий твердыню неприступную, совершенную, и не подумать, что изнутри – четыре аршина земли. Впрочем, чтоб и такую стену пробить из пушек, тоже надо было потрудиться изрядно… Так вот, больше боялся Федька не того, что не услышит чего-то, не узнает, хоть от любопытства страдал тоже. Что надо, батюшка и государь ему и так поведают, иль сам догадается. А вот снедала его нестерпимая зависть ко всякому разговору государя без его присутствия, и глупо это было, и самому ему не понятно, но – было. Сто раз себя одёргивал, стыдил, да напрасно. Особенно бесился, когда с Годуновым государь затворялся. Невесть за что, а невзлюбил его Федька. Хоть видел, что умён он, делами ведает приказными многосложными, что полезен он Иоанну, может, даже верен, а вот…

Не отослал никуда. Васька один после чаю уехал за стену, тоже исходя завистью, очевидно. Так зыркнул напоследок, удавить готов, кажется.

Ждали последних вестей от разведчиков с юга, а пока решали про Ливонские порубежья, кого там оставить на войске. Нехорошие приметы тому, что огневая болезнь из Литвы уже плотно к Половецкому пределу подступила, всё чаще являлись вместе с бежавшими от неё на русскую сторону людишкамии. Обыкновенно принимаемые по распоряжению государя радушно, теперь все они непременно должны были досматриваться посадскими головами, приказными людьми либо деревенскими старостами, не больны ли, а ежели сомнения были хоть малейшие, строжайше было заказано пускать их на жительство, принимать от них товары и снедь, и если допускать поселение, то обособленно. Пуще зеницы ока беречь от всякого с переселенцами и перехожими такими касания было заповедано по войскам, сторожащим литовское пограничье.

Всё сейчас решалось по крымским вестям. Надо ль будет трогать дедиловскую рать Трубецкого и гнать под Калугу на помощь Бельскому, или пусть стоят пока по своим крепостям. В случае тревоги можно будет вызвать из Белёва полки Безнина и Димитрия Вяземского, да и отсюда есть кого послать, и Телятевский и Хворостинин, по отчётности, в полной готовности пребывают. Вяземский кивнул, добавил, что Бороздин-Борисов тоже на изготовку, если что, со своим полком выступит. Государь выглядел таким раскладом довольным. Воевода с Охлябининым склонились над обширным листом начертанной местности с обозначением дорог, троп и острогов от Москвы и до самого Дикого поля, прямо на государевом столе, и стали спокойно спорить, вернее, помогать друг другу прикидывать обустройство полагаемых войсковых переходов… Воевода водил по пергаменту мощным жёстким пальцем, а Охлябинин быстро черкал на бумажном листке примечания, с государева дозволения пользуясь одним их множества перьев и чернильницей. Федька внимал каждому их замечанию и тоже смотрел, стоя рядом.

Явился с поклоном бессменный теперь делопроизводитель государев, Годунов. Принёс из печатной мастерской202 начертание искусное особой печати, что собирались отправить в Новгород, и послание для наместника, государю на утверждение.

– «…чтобы печатать грамоты перемирные со свейским