Когда мертвые заговорят - Вики Филдс

– Это не забота, – отчеканила я. В моем взгляде была злоба, а еще боль, много боли, потому что во взгляде Леды – любовь. Я тверже повторила: – Это не забота, нет.

– Да, да, для меня – забота, потому что другой я не знала. Ты совсем ничего не понимаешь, Кая, – с сожалением вздохнула Леда, сжав мои пальцы. Рисунок на моих коленях смялся, но она не обратила на это внимания. – Я не хочу причинять тебе боль…

– Прекрати, – приказала я, клокоча от гнева. – Встань, мы во всем разберемся.

– Нет, пока ты не выслушаешь меня. – Она нахмурила белые брови, крылья носа затрепетали. – Если я скажу тебе, что парень, с которым ты спала в одной постели, ненастоящий, как ты отреагируешь? Что, если я буду повторять каждый день, что ты живешь в мире иллюзий, как ты поступишь?

– Буду принимать таблетки. Я никогда не сдамся.

– Потому что ты другая, Кая. Ты не такая, как я. Я лишь однажды поступила хорошо – когда помогла тебе в том страшном месте. И все. Я ни на что не годна.

– Я сказала: хватит! – Я попыталась подняться, но Леда с силой вцепилась в меня ногтями, и я, все сильнее раздражаясь, вернулась на диван.

– Помнишь, ты обещала, что спасешь меня? Помнишь, ты поклялась, что освободишь меня от кошмара, в который превратилась моя жизнь? Помнишь? – Я молчала, разглядывая ее лицо. Безумное, безумное, безумное лицо… – Я знаю, что ты все помнишь, Кая. И я помню, как плакала и боялась, что он убьет тебя, а затем и меня. Я видела, как он бил тебя, как ты истекала кровью. Я слышала твой смех. И мне было так страшно… – Она покачала головой, зажмурившись, чтобы отогнать видения. Передо мной тоже возникли картинки. Запахи. Образы. Но я не закрывала глаза, недоверчиво глядя на Леду. – Я хотела забрать каждую твою ранку, каждый синяк. Он не трогал меня той ночью. Это была единственная ночь… когда он не касался меня. Ты знаешь, что это значит? Уже тогда, даже связанная и прикрепленная к крюку… уже тогда, Кая, ты спасла меня. Ты не знала об этом, но уже тогда ты помогла мне, дала передышку.

Леда выпустила мои руки и обмякла, в изнеможении опустив голову на грудь. Я не шелохнулась, пораженная, напуганная. И боялась моргнуть, потому что чувствовала, что вот-вот заплачу.

– Это не может длиться вечно, Кая… Он никогда не оставит меня. Никогда. Это неизлечимая болезнь. Я больна.

Не выдержав, я опустилась перед ней на корточки и взяла одной рукой за плечо, а второй за подбородок.

– Я же сказала тебе: не надо. Не надо вновь пытаться причинить себе боль. Никогда. Ты должна жить.

– Я не могу жить, – ответила она, убрала пальцы от моего лица и крепко сжала их. – Я не могу жить, потому что мой отец внутри меня. Он часть меня, и я могу избавиться от него лишь если убью себя. Смерть – мое спасение. Ты ведь и сама знаешь, Кая, не притворяйся, что не понимаешь!..

Я пришла в ужас от ее слов, а Леда лишь всхлипнула, вновь опустив голову.

Спаси Леду Стивенсон. Я должна была спасти Леду Стивенсон. Нет, невозможно. Это невозможно. Все не должно было быть так. Только не так.

Я зажмурилась, держась рукой за диван. Сжимая кожаную обивку, я чувствовала в суставах боль, но больнее было где-то в груди. В горле. В глазах.

– Смерть не похожа на поездку в лифте. Смерть – это покой и тишина. Смерть – это отнятые шансы, загубленные мечты, ничто.

– Возможно, именно это мне и нужно. Тишина и покой. Ничто.

– Для некоторых смерть – это конец, Кая.

– Для других конец, но не для меня.

– Смерть – мое спасение, Кая. – Голос Леды раздался прямо рядом с моим лицом. Я открыла глаза и увидела, что она в нескольких сантиметрах от меня. И ее голубые глаза сверкали доверчивостью и искренностью. Она хотела заставить меня поверить, что смерть – это ее выход.

– Смерть – это не выход, – шепнула я, и Леда сморгнула тяжелые, набухшие солью слезинки. – Смерть – это загубленные мечты. Это покой и тишина.

Слова Ноя, вырванные из контекста и слетевшие с моих онемевших от страха губ, прозвучали как насмешка. И Леда действительно слабо улыбнулась. Я увидела, что у нее слиплись ресницы, а под глазами появились крохотные морщинки.

– Для меня это выход, Кая. Для меня покой и тишина – лучшее, что я могу желать. Это то, что мне нужно.

Я почувствовала очередной спазм в груди, когда Леда ответила мне моими словами, сказанными Ною. Мне показалось, будто кто-то насмехается надо мной – кто-то сильный и властный, кто способен управлять самой судьбой, и опять почувствовала резь в глазах, но, не выдавая ее, положила на щеку Леды свою ладонь. Ее кожа была теплой, а моя – холодной. Живое и мертвое.

– Ты не можешь так поступить. – Контраст температур наших тел немного привел меня в чувство. – Не можешь и все. Потому что смерть – это ничто, Леда. Ты должна продолжать бороться. Ты должна продолжать жить, раз тебе был дан этот шанс.

– Это не шанс! – возразила она, отстраняясь и глядя на меня, словно на врага. Она бешено жестикулировала, пытаясь доказать мне нечто страшное, что-то, что я отказывалась понимать и принимать. – Моя жизнь – не шанс. Моя жизнь – сплошной кошмар, от которого я не могу проснуться. Таблетки не помогают. Они только парализуют меня. И когда он приходит, я становлюсь лишь более доступной. Когда он входит в дверь палаты, я не могу защищаться. Я не могу прятаться. Потому что там негде прятаться! – крикнула она. – Поэтому я вернулась домой. Чтобы закончить начатое. Ты не можешь меня остановить, Кая. Ты поклялась, что спасешь меня. Ты же пообещала… помнишь? Ты помнишь? К кому мне еще обратиться? Кроме тебя у меня никого нет!

Я молча смотрела на нее, чувствуя болезненный комок в горле.

Пожалуйста, пусть я проснусь. Пожалуйста, пусть это будет сон, навеянный поцелуями Ноя и глинтвейном. Его прикосновения вместе с алкоголем ударили мне в голову. Я не соображаю.

Но на самом деле именно вечер с Ноем и глинтвейном казался сном. Он был чарующим и волшебным, и вот пришла пора просыпаться. Ной пообещал, что сегодня все закончится. Неужели он имел в виду это? Неужели он имел в виду, что я должна убить свою… сестру? Неужели он думал, что я могу отнять жизнь у той, кто и так достаточно натерпелся? Неужели Ной считал, что для Леды единственное спасение – это смерть? Но на мгновение я представила его перед собой. Его сияющий и добрый взгляд, сменяющийся циничностью, и равнодушный безжалостный голос: