Когда мертвые заговорят - Вики Филдс

с веселым топотом спустилась по лестнице, а когда я повернула голову в ее сторону, она спрятала руки за спиной, загадочно улыбнувшись. В этот момент Леда напомнила мне Джорджи, и сердце тут же сжалось от смешанных чувств.

Когда она приблизилась, я изобразила вежливое любопытство, спрятав опасение и неуверенность подальше.

– Я нарисовала для тебя кое-что, – произнесла она с мягкой улыбкой, а затем протянула мне бумажный конверт А4. Я взяла его и вытащила альбомный лист.

Сначала я почувствовала горячую волну изумления, а потом не менее горячую волну признательности. Леда нарисовала мой портрет, на котором я казалась живой и настоящей. Даже более настоящей, чем в реальности – это было мое другое лицо. Лицо девочки, которая никогда не сталкивалась со смертью.

– Поразительно. – Да, кажется, я сказала именно это. Это слово сорвалось с губ быстрее, чем я придумала что-нибудь другое, но я не могла сосредоточиться ни на чем, кроме портрета.

Спокойствие во взгляде, расслабленные полные губы, широко открытые темные глаза и острые скулы. Волосы заплетены в тугую косу, перекинутую на грудь. Нет, это не я. Я бы хотела быть этой девушкой на рисунке, но, к сожалению, это не так.

Я подняла на Леду взгляд, быстро соображая, что сказать.

– Это восхитительно. Меня никто никогда не рисовал, Леда. Большое спасибо.

Я все еще была поражена четкостью линий рисунка, умело наложенными тенями, мелкими деталями, которые нанесла Леда.

Я хотела сказать еще много хороших слов, но в голове крутилась одна-единственная мысль: «Будь у Леды другая жизнь, хорошая жизнь, она бы выросла совершенно иной». Потому что ее внутренний мир был полон очарования и красоты. Даже в ужасном и уродливом Леда видела что-то беззащитное и прекрасное.

То, как она передала мое лицо – без сведенных бровей, без жесткости в глазах и упрямо сжатых губ… – неужели Леда видит меня именно так?

В итоге она осталась довольна моей реакцией: ее голубые глаза признательно сверкнули, уголки губ дрогнули в улыбке. Она вернулась на диван и протянула вперед вторую руку, сжатую в кулак.

По моему телу пошел жар, и от необычности ситуации, и от тепла, идущего от камина. А может быть, от тепла Леды Стивенсон. Я давно не видела ее такой счастливой, такой наполненной. Раньше она была старым пыльным кувшином, который хранился на чердаке. Но я взобралась на чердак по сломанной лестнице, пару раз упав вниз, взяла кувшин, вычистила и вымыла его. Заполнила его свежей водой и душистыми веточками персиковых деревьев. Наконец-то почки распустились, открывая миру нежно-розовые, ароматные цветы. Наконец-то Леда распускается, наполняется жизнью. Неужели мне это удалось?

Она что-то вложила в мою протянутую ладонь и объяснила спокойным голосом:

– Это тоже для тебя.

Я подняла на уровень глаз тонкую серебряную цепочку с кулоном.

– Эта вещь принадлежала моей маме.

Так ли это? Я видела эту цепочку на одной из фотографий Дэйзи Келли, спрятанных в личном дневнике. Скорее всего, Джек выкрал украшение из комнаты Дэйзи как один из сувениров, а затем подарил своей жене.

– Спасибо. Но я не могу принять этот подарок.

И не хочу. Не хочу, не хочу, не хочу. Я только отделалась от этих мыслей, и вновь Леда с головой погружает меня в омут прошлого, подарив цепочку моей настоящей матери.

Я сфокусировала взгляд не на кулоне в виде капли, а на голубых глазах Леды и протянула руку, но она настойчиво отодвинула ее.

– Конечно, ты можешь ее взять, Кая. Эта вещь принадлежала моей маме, и я хочу, чтобы ты взяла ее. Пожалуйста.

– Хорошо. – Я быстро сдалась, решив оставить подарок где-нибудь в доме, притворившись, что просто забыла его, а затем в действительности забыть. Под пытливым взглядом Леды я фальшиво улыбнулась и запихнула цепочку в бумажный конверт.

– Хорошо. А теперь ты можешь рассказать мне, почему сбежала из больницы?

– Потому что это пустая трата времени, – ответила она и с облегчением вздохнула. – Просто пустая трата времени… – Уже не в первый раз она посмотрела в мою сторону так, будто это был наш общий секрет, что-то, что я могу понять даже без объяснений. Я не поняла и снова встревожилась от плохого предчувствия.

– А давно ты встречаешься с тем парнем? – вдруг спросила она.

– Каким парнем?

– С тем, который был в твоей постели, когда я пришла. Отец не разрешал мне встречаться с парнями. – Леда скрестила руки на груди и стала задумчиво покачиваться из стороны в сторону, как маятник. Затем посмотрела на свои колени и, будто читая по невидимой книге, медленно произнесла: – Он отрезал мои волосы, чтобы я меньше привлекла к себе внимания. А детектив Дин все равно его не послушал, все равно поступил, как захотел.

Я замерла, не зная, куда деть руки. Осторожно разгладила конверт, который внезапно стал тяжелым и шуршащим.

– Детектив был смелым и находчивым, – наконец нашлась я, с трудом подобрав слова. Мы с Ледой не обсуждали личностей, которые жили внутри нее ни во время поездки в больницу, ни во время моих посещений, и я не ожидала, что она станет говорить об этом когда-либо. Но раз она заговорила, я не могу просто отмахнуться.

– Да, – согласилась она, по-прежнему разглядывая колени, торчащие острыми углами из-под больничного халата. Она пошевелила босыми пальцами ног, утопающими в ковре, и со вздохом продолжила: – Детектив Дин был смелым и находчивым, поэтому и погиб. Смелость не всегда то качество, которое поможет выжить.

– Леда…

– Хотя я ведь предупредила, что он должен бояться моего отца.

– Леда… – Я собиралась повторить то же, что и всегда, то, что повторяла изо дня в день, сидя напротив нее за столом в зале лечебницы, но Леда опередила меня, подняв голову и невесело усмехнувшись:

– Да, Кая, да. Я знаю, что ты хочешь сказать. Но я тоже хочу сказать тебе кое-что… – Она набрала полные легкие воздуха, и ее слова вырвались из горла со свистящим, чуть истеричным смехом: – Я так больше не могу. Я больше не могу так жить.

Вот она и сказала это – то, чего я так сильно боялась. И мы обе одновременно сбросили свои маски. Мое напряжение и ее безнадежность во взгляде схлестнулись друг с другом, и я требовательно спросила:

– Что ты имеешь в виду? Не говори ерунды!

Она покачала головой, томно моргнув, будто веки стали свинцовыми.

– Нет, это не ерунда. Я не такая, как ты. Не такая сильная.

Что за вздор?!

Я собиралась возмутиться, но плотно сжала губы и заставила сердце биться тише и спокойнее, решив выслушать Леду не перебивая. Увидев выражение моего лица, она вдруг опустилась на колени на пол и взяла мои руки в свои, будто прося благословения, будто моля ее простить.

– Ты все повторяешь и повторяешь, что мой отец мертв, – шепнула она, глядя на меня снизу-вверх. – А ты знаешь, что я чувствую? Он