Город, где умирают тени - Грин Саймон

Шин Моррисон сидел на краю кровати, болтал ногами и смотрел в никуда. Он пытался сочинить песню, в которой можно было поведать миру о кончине Времени, но муза не приходила. Муза умерла в нем вместе с гибелью эльфов. Без них мир казался пресным, и жизнь потеряла смысл. Фэйрия воплощала в себе все, во что он когда-либо верил. Теперь эльфов не стало, не стало блеска и величия, не стало звонкого смеха в лесах — без эльфов, павших от своей же руки. Как может родиться музыка в таком мире?

Маделейн Крэш, а для многих просто Мэд, сидела на другом краю кровати и обеими руками держала остывающую руку Времени. Он был ее миром, ее любовью, ее смыслом жизни. Он заботился о ней, когда-то брошенной всеми, защищал ее, когда никто ее не защищал. Время позволил ей остаться при нем, хотя ему лично нужды в этом не было никакой. Позволил любить себя, хотя знал, что никакого будущего у любви этой нет. Она отдала бы Времени свою жизнь, но он решил уйти без нее, и теперь в жизни Мэд не осталось ни цели, ни смысла. Всю себя Мэд посвящала тому, чтобы ухаживать за Временем, беречь и защищать его и — потерпела крах. Свою собственную жизнь Мэд хотела закончить как-нибудь ярко, чтобы потом неотлучно следовать за Временем, хотя знала, что он этого не одобрит. Сам он верил в жизнь и живущих. Мэд уже больше не знала, во что верит она. Единственное, что Мэд знала наверняка, — это то, что она снова осталась одна.

Джеймс Харт стоял в футе от кровати, сердито глядя на своего деда и думая: а ему-то, черт побери, что сейчас делать? Дедушка-Время был единственным, кто знал ответы на все вопросы, и вот он умер, оставив несчастного, сбитого с толку внука действовать наобум. Теперь он, Харт, занял место того, к кому люди придут за ответами, а он не имел ни малейшего понятия, что будет говорить им. Вот так попал! Ни спрятаться, ни убежать. Либо он найдет ответ, как справиться с Бесом, либо погибнет вместе с друзьями и этим чертовым городом.

Ответ таился где-то в нем самом. Харт чувствовал, как бурлит в нем дедовская сила, как ищет выхода. Он еще не научился понимать эту силу, ее возможности и ее пределы и не был уверен, доверяет ли ей. Он чувствовал, что может столько всего совершить — и к этому побуждала его новая сила, однако осторожность удерживала его. И еще чувствовал Харт, что в этой бурлящей силе заложена своя программа, то ли имеющая, то ли не имеющая ничего общего с его собственными желаниями и нуждами.

Харт метнул взгляд на иссохшее тело своего деда и яростно сжал кулаки. Не будь тот покойником, честное слово, прибил бы ублюдка за такое наследство!.. И тут он вздрогнул, как от толчка, почти уверенный, что ему померещилось.

Подавшись всем телом вперед, Харт вгляделся в останки. Время вне всяких сомнений был мертв и бездыханен, но грудь его двигалась. Движения эти не были равномерными, как от работы сердца или легких, — грудь старика чуть вздрагивала от резких толчков изнутри, будто что-то в теле пыталось выбраться наружу. Харт невольно отшатнулся назад, а воображение нарисовало ему образы некоего жуткого паразита, немыслимым образом пробравшегося в бессмертное тело Времени и убившего его.

Когда Харт дернулся, все огляделись по сторонам, а затем проследили за направлением его взгляда. Мэд испуганно-удивленно вскрикнула, выпустив из ладоней руку Времени, и приложила ухо к судорожно вздрагивающей груди старика. Внезапно она рассмеялась и выпрямилась, лицо ее осветилось улыбкой. В то же мгновение в руке ее оказался нож, и, деловито щелкнув, выскочило лезвие. Мэд осторожно ввела нож под грудину Времени, а затем сделала им резкое движение вверх. Грудь разделилась надвое, будто ореховая скорлупа. Облачко пыли взметнулось над раной, и в ее узкой щели все увидели что-то бледное и вяло шевелящееся. Мэд убрала нож, запустила обе руки в разрез, взялась покрепче и резко рванула руками в стороны, с громким треском распахнув грудную клетку Времени, как огромную книгу. Там, в полости грудины, крохотный, розовый и прелестный — лежал новорожденный младенец и спокойно глядел на Мэд. Осторожно протянув к нему руки, она вынула малыша и, баюкая его, проговорила:

— Время умер. Да здравствует Время!

Все обступили Мэд, радостно и удивительно по-матерински нежно прижимавшую к себе ребенка. Он был совсем такой же, как и все младенцы, — крохотный и безобидный, но немного понадобилось времени, чтобы все заметили: во-первых, у него не было пупка, и, во-вторых, глаза его были ясными и спокойными. Пухлой ладошкой малыш помахал всем и широко зевнул.

Моррисон укоризненно взглянул на Мэд:

— Могла б предупредить, что делаешь. Меня чуть инфаркт не хватил.

— А я сама сомневалась, — пожала плечами Мэд. — По идее-то он всегда выбирается сам и сам заботится о себе. Я видела молодого Время только через несколько дней после рождения, и он уже был достаточно пожилым, чтобы командовать парадом. Прелестный малыш, правда?

Мэд, склонившись над ребенком, что-то заворковала ему, и тот понимающе посмотрел на нее в ответ.

— Ты же мэр, — обратился Эш к Рии. — Ты что-нибудь знала об этом?

— Не знала, да и вряд ли знал кто другой, — покачала головой Рия. — Время был очень скрытен. А я не приставала с расспросами.

— Давайте, — фыркнул Моррисон, — объявим благодарность Мэд за то, что она не произвела кесарево той страшной штукой, что болтается у нее на поясе. Откуда, кстати, у тебя этот меч?

— Время дал, — ответила Мэд и демонстративно переключила свое внимание на ребенка.

— Он, наверное, сейчас очень слаб, — задумчиво проговорила Рия. — Никогда не видела Время таким молодым. Да и никто, думаю, не видел. По-видимому, силы будут дремать в нем до тех пор, пока он не станет достаточно взрослым, чтобы связно мыслить и говорить.

— И как долго ждать? — спросил Харт.

— Мэд говорит, пару дней, — пожала плечами Рия. — Прежде это никак не сказывалось на состоянии галерей и города: их собственной энергии было достаточно, чтобы нормально функционировать, пока Время набирал силу. Но теперь, после всего что случилось… Просто не знаю…

— Не можем мы ждать два дня, — сказал Харт. — Нет у нас двух дней. Нет у города двух дней. За это время Бес убьет всех.

— Если у тебя есть другое предложение, я с радостью его выслушаю, — отрезала Рия. — Мне самой не нравится то, что он так беспомощен. Кстати, Время должен охранять Джек Фетч. Почему здесь нет пугала?

— Я вас умоляю, — скривился Моррисон. — Все и так слишком сложно и без этого болвана.

— Время полагал, — нахмурившись, медленно проговорил Харт, — что какая-то внешняя сила вмешивается в нормальный ход событий. Может, она намеренно спровоцировала раннюю кончину Времени так, чтобы его молодой преемник был беззащитен в момент атаки.

— У-тю-тю… — продолжала ворковать Мэд. — Кто это у нас тут такой особенный, а?

— Не думаю, что кому-то по силам остановить Джека Фетча, — нерешительно проговорил Эш. — Если ему положено быть здесь, значит, сейчас примчится.

— А знаете, — сказал Харт, — если задуматься, то во всем этом мало смысла. Я вот о чем. Зачем, с какой целью такому значительному и могущественному, как Время, предназначено быть уязвимым на этом отрезке жизни?

— Может… — пожала плечами Рия. — Может, это на тот случай, если он вдруг выйдет из-под контроля и должен будет остановлен или заменен.

— Кто ж заменит Время! — хмыкнул Моррисон.

— Верно подмечено, — уронила Рия.

— Что-то приближается, — вдруг сказал Эш.

Все посмотрели на него. Взгляд Леонарда был далеко, остановившись на чем-то таком, что видеть мог только он один.

— Что, Леонард, о чем ты? — Рия прикоснулась к его руке. Он не реагировал.

— Что-то идет сюда. Что-то ужасное.

— Быстро все встали вокруг кровати! — рявкнула Мэд и осторожно опустила младенца на измятые одеяла. Затем вытянула из ножен меч, ставший словно продолжением ее руки. Остальные образовали вокруг кровати кольцо, напряженно всматриваясь в густую темень за пятном света от лампы. Долгое время там были лишь тишина и мрак.