Аэропорт. На грани катастрофы - Артур Хейли

– С какой это стати! – возмутилась миссис Квонсетт. Впрочем, она тут же сбавила тон: – Я понимаю, что вы не хотели меня обидеть, моя дорогая, но у меня здесь, помимо всего прочего, лежат личные бумаги. А вы, особенно вы, как англичанка, должны уважать неприкосновенность личности. Вы ведь англичанка, не правда ли?

– Кто я такая, не имеет ни малейшего отношения к делу. Сейчас нас интересует ваш билет. Если, конечно, он у вас есть. – Гвен повысила голос, слова ее были слышны теперь другим пассажирам. Кое-кто повернул голову в их сторону.

– О господи, да есть у меня билет. Вопрос только в том, куда я его сунула. – Миссис Квонсетт дружелюбно улыбнулась. – А вот то, что вы англичанка, я сразу поняла, как только вы заговорили. В устах некоторых людей – вот как в ваших, например, – английская речь звучит так пленительно. Обидно, что мало кто из нас, американцев, обладает таким произношением. Мой покойный супруг не раз, бывало, говорил мне…

– Что говорил ваш супруг, нас не интересует. Где ваш билет?

Нелегко было Гвен держаться так нелюбезно, даже грубо. В обычных обстоятельствах она обошлась бы с этой старушкой хотя и твердо, но добродушно и даже дружелюбно; запугивать женщину вдвое старше себя было очень не по душе Гвен. Но когда она покидала кабину пилотов, Вернон дал ей на этот счет строжайшие указания.

Миссис Квонсетт была, казалось, несколько оскорблена.

– Я терплю ваши грубости, милочка, но как только найду билет, я не премину объяснить вам, что ваше поведение…

– В самом деле, миссис Квонсетт? – От Гвен не укрылось, как вздрогнула старуха, когда она назвала ее по имени: впервые ее спокойное благодушие было поколеблено. А Гвен неумолимо продолжала: – Вы ведь Ада Квонсетт, не так ли?

Старушка приложила к губам кружевной платочек и вздохнула:

– Ну раз уж вам известно мое имя, было бы бесполезно его скрывать, верно?

– Безусловно, тем более что мы знаем про вас все. Вы настоящая уголовница, миссис Квонсетт.

Теперь уже многие пассажиры смотрели в их сторону и прислушивались к разговору, а некоторые даже покинули свои места и подошли поближе. Симпатии всех были явно на стороне старушки, все неодобрительно поглядывали на Гвен. Пассажир, сидевший у прохода и беседовавший с миссис Квонсетт, когда появилась Гвен, беспокойно заерзал на сиденье и сказал:

– Если произошло недоразумение, может быть, я могу помочь…

– Никакого недоразумения не произошло, – сказала Гвен. – Вы путешествуете вместе с этой дамой?

– Нет.

– Тогда это вас не касается, сэр.

До этой минуты Гвен ни разу не позволила себе взглянуть на пассажира, сидевшего у окна. И он тоже не смотрел на нее, однако его поза и наклон головы свидетельствовали о том, что он внимательно прислушивается к происходящему. Украдкой бросив взгляд в его сторону, Гвен успела заметить, что он по-прежнему держит чемоданчик на коленях. При мысли о том, что он там прячет, она похолодела, предчувствуя беду, и по телу ее побежали мурашки. Ей захотелось повернуться, кинуться в кабину экипажа, сказать Вернону, чтобы он справлялся с этим делом сам. Но она взяла себя в руки и преодолела минутную слабость.

– Я ведь сказала, что нам все про вас известно, – повторила она. – Не далее как сегодня вас уже поймали без билета на одном из наших лос-анджелесских рейсов. Вы даже были сняты с самолета, но вам удалось улизнуть. А потом вы обманом ухитрились пробраться на этот самолет.

Маленькая старушка из Сан-Диего заметила небрежно:

– Если вам все известно или кажется, что все известно, разубеждать вас нет смысла. – Ну что ж, решила она про себя, стоит ли расстраиваться? В конце концов, она ведь была готова к тому, что ее поймают. И все-таки она успела пережить интересное приключение и хорошо поужинать. Да и что такого особенного случилось? Эта рыжеволосая там, в аэропорту, сама сказала, что авиакомпании никогда не возбуждают дела в суде против безбилетных пассажиров.

Однако ей было любопытно, что же последует дальше.

– Мы что же, повернем теперь назад в аэропорт?

– Ну не такая уж вы важная персона. Мы сдадим вас в Италии тамошним властям. – Вернон Димирест предупредил Гвен, что все должны по-прежнему считать, будто самолет летит в Рим, ни в коем случае нельзя говорить, что они уже повернули обратно. Он несколько раз повторил, что Гвен должна быть груба со старушкой. Гвен вовсе не улыбалось выполнять такую роль, но это было необходимо, чтобы произвести соответствующее впечатление на Герреро и выполнить задуманный Димирестом план.

Герреро, конечно, не подозревал – и в случае удачи догадается, когда будет уже поздно, – что вся эта сцена разыгрывается только для него.

– Пройдемте со мной, – сказала Гвен миссис Квонсетт. – Командиру сообщили о вас, и он должен дать соответствующий ответ. Но сначала он хочет поговорить с вами. – И, обратившись к пассажиру, занимавшему кресло у прохода, она сказала: – Будьте любезны, пропустите эту даму.

Впервые за все время старушка проявила нервозность.

– Командир хочет со мной говорить?

– Да, и ждать он не любит.

С явной неохотой миссис Квонсетт поднялась с места. Музыкант, весьма расстроенный, вышел в проход, чтобы дать ей пройти. Гвен взяла ее под локоть и повела вперед, чувствуя на себе враждебные взгляды остальных пассажиров.

Она с большим трудом преодолела желание обернуться и поглядеть, наблюдает ли за ними пассажир с чемоданчиком.

– Меня зовут капитан Димирест. Пожалуйста, подойдите поближе, Гвен, будьте любезны, закройте дверь – как-нибудь разместимся. – Вернон Димирест улыбнулся миссис Квонсетт. – К сожалению, конструкторы самолета не учли, что сюда могут пожаловать гости.

Старушка из Сан-Диего устремила внимательный взгляд на говорившего. После ярко освещенного салона она еще не успела освоиться с полумраком кабины. Она различала лишь неясные очертания какой-то фигуры на фоне десятка светящихся красным циферблатов. Но голос звучал, несомненно, дружелюбно. А миссис Квонсетт уже мужественно приготовилась к разговору в совсем другом тоне.

Сай Джордан откинул подлокотник на свободном кресле позади Энсона Хэрриса. Гвен мягко и предупредительно – совсем не так, как несколько минут назад, – усадила старушку в кресло.

Самолет не качало, поэтому передвигаться в нем было легко. Он продолжал снижаться, но до тех слоев атмосферы, где бушевала пурга, было еще далеко, и самолет летел со скоростью пятьсот миль в час легко и плавно, словно плыл по заштилевшему морю.

– Миссис Квонсетт, – сказал Вернон Димирест, – забудьте о том, что произошло за стенами этой кабины. Мы пригласили вас сюда по другой причине. – Он обернулся