Россiя въ концлагерe - Иван Солоневич

Новаго повара нашли довольно скоро. Завхоза не было. Начальникъ лагпункта, оскорбленный въ лучшихъ своихъ гастрономическихъ чувствахъ, сказалъ: "ищите сами, -- я вамъ одного далъ -- не понравился -- не мое дeло". Фомко какъ-то пришелъ ко мнe и сказалъ: "тутъ одинъ старый жидъ есть". "Какой жидъ и почему жидъ?" "Хорошiй жидъ, старый кооператоръ. Его просвeчивали, теперь онъ совсeмъ калeка... Хорошiй будетъ завхозъ". "Ну, давайте его"...

ПРОСВEЧИВАНIЕ

Просвeчиванiе -- это одинъ изъ совeтскихъ терминовъ, обогатившихъ великiй, могучiй и свободный русскiй языкъ. Обозначаетъ онъ вотъ что:

Въ поискахъ валюты для соцiализацiи, индустрiализацiи, пятилeтки въ четыре года или, какъ говорятъ рабочiе, пятилeтки въ два счета -- совeтская власть выдумывала всякiе трюки -- вплоть до продажи черезъ интуристъ живыхъ или полуживыхъ человeчьихъ душъ. Но самымъ простымъ, самымъ привычнымъ способомъ, наиболeе соотвeтствующимъ инстинктамъ правящаго класса, былъ и остается все-таки грабежъ: раньше ограбимъ, а потомъ видно будетъ. Стали грабить. Взялись сначала за зубныхъ техниковъ, у которыхъ предполагались склады золотыхъ коронокъ, потомъ за зубныхъ врачей, потомъ за недорeзанные остатки НЭПа, а потомъ за тeхъ врачей, у которыхъ предполагалась частная практика, потомъ за всeхъ, у кого предполагались деньги, -- ибо при стремительномъ паденiи совeтскаго рубля каждый, кто зарабатывалъ деньги (есть и такiя группы населенiя -- вотъ вродe меня), старались превратить пустопорожнiе совeтскiе дензнаки хоть во что-нибудь.

Техника этого грабежа была поставлена такъ: зубной техникъ Шепшелевичъ получаетъ вeжливенькое приглашенiе въ ГПУ. Является. Ему говорятъ -- вeжливо и проникновенно: "Мы знаемъ, что у васъ есть золото и валюта. Вы вeдь сознательный гражданинъ отечества трудящихся (конечно, сознательный, -соглашается Шепшелевичъ -- какъ тутъ не согласишься?). Понимаете: гигантскiя цeли пятилeтки, строительство безклассоваго общества... Словомъ -- отдавайте по хорошему".

Кое-кто отдавалъ. Тeхъ, кто не отдавалъ, приглашали во второй разъ -менeе вeжливо и подъ конвоемъ. Сажали въ парилку {397} и холодилку и въ другiя столь же уютныя приспособленiя -- пока человeкъ или не отдавалъ, или не помиралъ. Пытокъ не было никакихъ. Просто были приспособлены спецiальныя камеры: то съ температурой ниже нуля, то съ температурой Сахары. Давали въ день полфунта хлeба, селедку и стаканъ воды. Жилплощадь камеръ была расчитана такъ, чтобы только половина заключенныхъ могла сидeть -- остальные должны были стоять. Но испанскихъ сапогъ не надeвали и на дыбу не подвeшивали. Обращались, какъ въ свое время формулировали суды инквизицiи: по возможности мягко и безъ пролитiя крови...

Въ Москвe видывалъ я людей, которые были приглашены по хорошему и такъ, по хорошему, отдали все, что у нихъ было: крестильные крестики, царскiе полтинники, обручальныя кольца... Видалъ людей, которые, будучи однажды приглашены, бeгали по знакомымъ, занимали по сотнe, по двe рублей, покупали кольца (въ томъ числe и въ государственныхъ магазинахъ) и сдавали ГПУ. Людей, которые были приглашены во второй разъ, я въ Москвe не встрeчалъ ни разу: ихъ, видимо, не оставляютъ. Своей главной тяжестью это просвeчиванiе ударило по еврейскому населенiю городовъ. ГПУ не безъ нeкотораго основанiя предполагало, что, если ужъ еврей зарабатывалъ деньги, то онъ ихъ не пропивалъ и въ дензнакахъ не держалъ -- слeдовательно, ежели его хорошенько подержать въ парилкe, то какiя-то цeнности изъ него можно будетъ выжать. Люди освeдомленные передавали мнe, что въ 1931-1933 годахъ въ Москвe ГПУ выжимало такимъ образомъ отъ тридцати до ста тысячъ долларовъ въ мeсяцъ... Въ связи съ этимъ можно бы провести нeкоторыя параллели съ финансовымъ хозяйствомъ средневeковыхъ бароновъ и можно бы было поговорить о привиллегированномъ положенiи еврейства въ Россiи, но не стоитъ...

Фомко притащилъ въ мой кабинетe старика еврея. У меня былъ свой кабинетъ. Начальникъ лагпункта поставилъ тамъ трехногiй столъ и на дверяхъ приклеилъ собственноручно изготовленную надпись: "кабинетъ начальника спартакiады". И, подумавши, приписалъ снизу карандашемъ: "безъ доклада не входить". Я началъ обрастать подхалимажемъ...

Поздоровались. Мой будущiй завхозъ, съ трудомъ сгибая ноги, присeлъ на табуретку.

-- Простите, пожалуйста, вы никогда въ Минскe не жили?

-- Ну, такъ я же васъ помню... И вашего отца. И вы тамъ съ братьями еще на Кошарской площади въ футболъ играли. Ну, меня вы, вeроятно, не помните, моя фамилiя Данцигеръ16.

16 Вымышлена.

Словомъ, разговорились. Отецъ моего завхоза имeлъ въ Минскe кожевенный заводъ съ 15-ю рабочими. Нацiонализировали. Самъ Данцигеръ удралъ куда-то на Уралъ, работалъ въ какомъ-то кооперативe. Вынюхали "торговое происхожденiе" и выперли. Голодалъ. Пристроился къ какому-то кустарю выдeлывать кожи. Черезъ полгода и его кустаря посадили за "спекуляцiю" -- скупку {398} кожъ дохлаго скота. Удралъ въ Новороссiйскъ и пристроился тамъ грузчикомъ -крeпкiй былъ мужикъ... На профсоюзной чисткe (чистили и грузчиковъ) какой-то комсомольскiй компатрiотъ выскочилъ: "такъ я же его знаю, такъ это же Данцигеръ, у его же отца громадный заводъ былъ". Выперли и посадили за "сокрытiе классоваго происхожденiя". Отсидeлъ... Когда сталъ укореняться НЭП, вкупe съ еще какими-то лишенными всeхъ правъ человeческихъ устроили кооперативную артель "самый свободный трудъ" (такъ и называлась!). На самыхъ свободныхъ условiяхъ проработали годъ: посадили всeхъ за дачу взятки.

-- Хотeлъ бы я посмотрeть, какъ это можно не дать взятки! У насъ договоръ съ военвeдомъ, мы ему сдаемъ поясные ремни. А сырье мы получаемъ отъ какой-то тамъ заготкожи. Если я не дамъ взятки заготкожe, такъ я не буду имeть сырья, такъ я не сдамъ ремней, такъ меня посадятъ за срывъ договора. Если я куплю сырье на подпольномъ рынкe, такъ меня посадятъ за спекуляцiю. Если я дамъ взятку заготкожe, такъ меня или рано, или поздно посадятъ за взятку: словомъ, вы бьетесь, какъ рыба головой объ ледъ... Ну, опять посадили. Такъ я уже, знаете, и не отпирался: ну да, и заводъ былъ, и въ Курганe сидeлъ, и въ Новороссiйскe сидeлъ, и заготкожe давалъ. "Такъ вы мнe скажите, товарищъ слeдователь, такъ что бы вы на моемъ мeстe сдeлали?" "На вашемъ мeстe я бы давно издохъ". "Ну, и я издохну -- развe же такъ можно жить?"

Принимая во вниманiе чистосердечное раскаянiе, посадили на два года. Отсидeлъ. Вынырнулъ въ Питерe: какой-то кузенъ оказался начальникомъ кронштадской милицiи ("вотъ эти крали, такъ, вы знаете, просто ужасъ!") Кузенъ какъ-то устроилъ ему право проживанiя въ Питерe. Данцигеръ открылъ галстучное производство: собиралъ всякiе обрывки, мастерилъ галстуки и продавалъ ихъ на базарe -- работалъ въ единоличномъ порядкe и никакихъ дeлъ съ государственными учрежденiями не имeлъ... "Я ужъ обжигался, обжигался, хватитъ -- ни къ какимъ заготкожамъ и на порогъ не подойду"... Выписалъ семью. Оказывается, была и семья, оставалась на Уралe: дочь померла съ голоду, сынъ исчезъ въ безпризорники -- прieхали жена и тесть.

Стали работать втроемъ. Поработали года полтора. Кое-что скопили. Пришло ГПУ и сказало -- пожалуйте. Пожаловали. Уговаривали долго и краснорeчиво, даже со слезой. Не помогло. Посадили. Держали по три дня въ парилкe, по три дня въ холодилкe. Время отъ времени выводили всeхъ въ корридоръ, и какой-то чинъ произносилъ рeчи. Рeчи были изысканны и весьма разнообразны. Взывали и къ гражданскимъ доблестямъ, и къ инстинкту самосохраненiя, и къ родительской любви, и къ супружеской ревности. Мужьямъ говорили: "ну, для кого вы свое золото держите? Для жены? Такъ вотъ что она дeлаетъ". Демонстрировались документы объ измeнахъ женъ, даже и фотографiи, снятыя, такъ сказать, en flagrant de'lit.

Втянувъ голову въ плечи, какъ будто кто-то занесъ надъ ними дубину, и глядя на меня навeкъ перепуганными глазами, {399} Данцигеръ разсказывалъ, какъ въ этихъ парилкахъ и холодилкахъ люди падали. Самъ онъ -- крeпкiй мужикъ (биндюгъ, какъ говаривалъ Фомко), держался долго. Распухли ноги, раздулись вены, узлы лопнули въ язвы, кости рукъ скрючило ревматизмомъ. Потомъ -- вотъ повезло, потерялъ сознанiе.

-- Ну, знаете, -- вздохнулъ Фомко, -- чортъ съ ними съ деньгами -- я бы отдалъ.

-- Вы бы отдали? Пусть они мнe всe зубы вырывали бы -- не отдалъ бы. Вы думаете, что если я -- еврей, такъ я за деньги больше, чeмъ за жизнь, держусь? Такъ мнe, вы знаете, на деньги наплевать -- что деньги? -заработалъ и проработалъ, -- а что-бъ мои деньги на ихъ дeтяхъ язвами выросли!... За что они меня пятнадцать лeтъ, какъ собаку, травятъ? За что моя дочка померла? За что мой сынъ? -- я же не знаю даже-жъ гдe онъ и живой ли онъ? Такъ что-бъ я имъ на это еще свои деньги давалъ?..

-- Такъ и не отдали?

-- Что значитъ не отдалъ. Ну, я не отдалъ, такъ они и жену и тестя взяли...

-- А много денегъ было?

-- А стыдно и говорить: двe десятки, восемь долларовъ и обручальное кольцо -- не мое, мое давно сняли -- а жены...

-- Ну и ну, -- сказалъ Фомко...

-- Значитъ, всего рублей на пятьдесятъ золотомъ, -- сказалъ я.