Смертник в серой шинели. Тетралогия - Александр Конторович

– Александр, – пожимая его руку, говорю я. – Да, капитан мне про тебя рассказывал. А что за имя такое странное – Пайшанбе?

– Четверг! – смеется он, запрокидывая назад голову.

– О как! А вот Душанбе, это...

– Понедельник. В эти дни там торг большой был, вот это место так и назвали.

– Так ты из таджиков будешь?

– Нет! – отрицательно качает он головой. – Мы памирцы – не слышал?

– Не приходилось... – осторожно отвечаю я. – А что, должен был?

– Нас мало, – грустно отвечает Пайшанбе. – И живём мы высоко в горах. Когда Македонский прошёл в этих местах, он построил тут крепости. А в них оставил свои гарнизоны. Вот его солдаты и стали брать себе местных женщин. Так и вышло, что мы все – его потомки. У вас, в СССР, нас не признают, говорят – вы все таджики! Да и местная власть тоже... смотрела косо. Зато, теперь! У меня самый большой отряд в здешних краях – четыреста человек!

Нехило! Понятно, отчего басмачи обходят эти кишлаки стороной.

– Слушай, а я-то тебе зачем нужен?

– С тобой хочет поговорить дедушка Рахмон.

– Э-э-э... но...

– Капитан сказал, что врач тебя отпустит. Я отвезу тебя в кишлак и завтра вечером привезу назад.

– Хорошо. Но мне надо спросить у главврача разрешение.

– Давай! Я здесь подожду. Только не очень задерживайся, нам долго ехать.

Как и следовало ожидать, врач не возражал. Странно! Обычно, для того, чтобы хоть на пару часов куда-то отлучится, надо было нехило напрячь все извилины и найти массу серьёзных причин. Да... сильная штука – особый отдел! Главврач даже выдал мне командировочное предписание, в котором была указана цель поездки – «сопровождение специального груза». Это что же, я сам себя сопровождать должен?

Прихватив автомат и надев на ремень подсумки, выхожу к воротам.

Пайшанбе уже стоит у распахнутой двери кабины. Залезаю внутрь и пристраиваю автомат между ног. Водитель – немолодой уже мужик, заросший черной бородой по самые уши, только покосился, но промолчал. Мардонаев ловко запрыгивает в кабину, хлопает дверца и машина трогается вперёд. Следом за нами отчаливает ещё один грузовик, до этого мирно стоявший в стороне. Однако! С охраной катается парень! Нечего сказать – предусмотрительный товарищ!

Из кабины грузовика я вижу дорогу впервые. И это – совсем другое зрелище!

Блокпост наш остался далеко, госпиталь располагался между ним и целью нашей поездки. Так что посмотреть на него у меня не вышло.

Ехали долго. Два раза останавливались и водители доливали воду в радиаторы. Воспользовавшись одной из таких остановок, мы устроили перекус. Ребята Мардонаева выложили на расстеленную плащ-палатку сыр, лепешки и бурдючок с кислым молочным напитком. Добавили пучки какой-то зелени и, специально для меня, поставили открытую банку тушенки. Всего их было около десятка. Неплохо вооружённых, кстати говоря! У них было два ПК, автоматы и даже СВД. Да и в кузовах, наверняка, что-то ещё лежало.

После перекуса мы снова закружили по серпантину.

Дед Рахмон, даже на первый взгляд, выглядел не просто дедом – а патриархом! Весь белый, в смысле – седой. Он неподвижно сидел внутри дома, куда Пайшанбе меня привёл. Света здесь мало, только на приступке стоит керосиновая лампа.

– Здравствуйте! – вежливо наклоняю я голову. Черт его знает, как тут с такими дедами здороваться надо? Руку протягивать? А вдруг – это по местным обычаям не положено?

Он медленно приоткрывает глаза, и в неярком свете лампы заметно, что они смотрят совсем не по-стариковски.

– Здравствуй, шурави! – говорит он. – Садись!

И сухая старческая рука указывает мне на место, куда я должен сесть.

– Дедушка не очень хорошо говорит по-русски, – шепчет мне на ухо Пайшанбе. – Поэтому, я буду ему помогать.

Рахмон некоторое время молчит.

– Ты храбро сражался, воин. Сколько вас было на посту?

– Двадцать человек. Но бой приняли только четверо, причем один из них был ранен. Остальных убили сразу.

Мардонаев наклоняется к уху деда и что-то ему тихо говорит. Переводит?

– Душманы хотели взорвать дорогу, – спрашивает у меня Пайшанбе. – Кто им помешал?

– Мы. С Ваней вместе.

После перевода дед отрицательно качает головой.

– А точнее? – спрашивает Мардонаев.

– Ну... я бросился на них. Двоих уложил прикладом, третьего сбил с ног. Его потом Ванька добил. Четвертому врезал и стал с пятым драться. Тут и товарищ мой подоспел, помог.

– Ты не стрелял?

– Нет, мог по своему товарищу попасть.

– Почему ты не взорвал дорогу? Ведь тогда никто бы не сумел подойти к вам, и вы бы спокойно дождались своих.

– Так по неё же машины ездят!

– Ну да. Ваша колонна ходит каждый день.

– Наша колонна и в обход пойти может. Для бешеной собаки полста верст – не крюк! А вот как твои люди на базар поедут... интересно было бы знать?

Дед снова молчит. Повернувшись к Пайшанбе, что-то тихо ему говорит. Тот утвердительно кивает головой.

– Над вашим блокпостом есть развалины крепости. Ты там был?

– Заходил. Интересно же!

– Это старая крепость Александра Македонского. Знал про это?

– Откуда?

– Этой дороге очень много лет. По ней ходили разные люди. Торговцы и воины, разбойники и беглецы. Но никто из них не пытался её разрушить. И вредить живущим рядом с нею людям. Знаешь, почему?

– Нет.

– Когда строили крепость, правитель вспомнил про старый обычай. И в стене замуровали заживо самого сильного воина.

– Ни фига себе! За что ж его так?!

– Ты не понял. Это очень большая честь! Охранять мир и после своей смерти! Только немногие могут быть удостоены подобной чести! И это должен быть самый сильный воин!

– А как это узнать? Да и захочет ли он?

– Не захочет – значит, чувствует себя недостойным. Будут искать другого.

– А этому что будет?

– Ничего. Он поступил правильно, признал, что не достоин подобной чести.

– И как же будут искать?

– Воин должен в рукопашной схватке победить нескольких вооруженных противников.

– Убить?

– Победить. Для этого не обязательно убивать.

– Круто! Это надо, действительно, быть мощным мужиком! Так этот воин и сейчас там?

– Нет. Когда сюда приходили инглизы, они взорвали стену – искали сокровища. Ничего не нашли, только старые кости и поржавевший меч. С той поры и не стало покоя в этих местах...

Так... если до моей башки что-то доходит, то доходит быстро! Дед, что, решил меня вместо того бедолаги приспособить? И ведь не убегу, тут в кишлаке с полсотни бойцов, да во дворе десяток! А мой автомат у дверей остался.

– Ты всегда был воином?

– Нет. Я вообще-то в фотоателье работал...

Пайшанбе что-то долго переводит Рахмону. Тот удивленно поднимает брови.

– Художником?

– Ну... не совсем. Ты же видел фотографии, небось, и сам снимался не раз? Вот и я так. С фотоаппаратом.

Дед опять молчит какое-то время, размышляет.

– Ты подумал о других. Тех, кого никогда не видел и ничего о них не знал. Это – достойный поступок. Так поступают смелые и сильные воины.

Согласно киваю. А какого ещё ответа он от меня ждёт?

– Будь нашим гостем сегодня. Ничего не опасайся и не хватайся за свое оружие. Тебе здесь ничего не грозит. Каждый мужчина нашего рода отдаст свою жизнь за то, чтобы с тобою ничего не случилось.

Войдя в дом, который мне отвели на ночлег, присаживаюсь возле очага. Дома здесь устроены интересно. Глинобитные, с вкраплениями валунов и сучьев, стены. Толстые, иногда почти по метру. Вход в дом, как правило, один. В большой центральной комнате расположен очаг и стоит тандыр – печка, в которой пекут лепешки. Пара таких лепешек и шир-чай – вот и весь рацион на день. И только вечером тут готовят что-то более основательное.

Так вышло и на этот раз.

Стоило нам с Пайшанбе войти, как симпатичная молодая девчушка положила на расстеленную скатерть несколько лепешек и поставила две пиалы. Отдельно, на обыкновенной фаянсовой тарелке, лежали несколько картофелин и приличный шматок мяса.

Однако!

Мясо тут едят... нечасто, в общем. Не по праздникам, но уж точно – не каждый день. А уж картошка... одним словом – деликатес.

Мардонаев берет чайник и плескает мне на дно пиалы немного шир-чая.

Вам такую штуку пробовать не приходилось? Много потеряли...

Делают его так: варят в чайнике заварку. Именно что – варят. Пока все не отдаст. Второй раз её уже не заварить. Потом в этот, с позволения сказать, чай, кидают зелень – всё, что во дворе растет. Добавляют кусочки сала, корешки какие-то. Солят и кладут сахар. Всё – можно пить. Если сможете, конечно.

А что мало наливают – так это обычай такой. Налили много – пей и проваливай! А уважаемому человеку плеснут совсем чуток – некуда спешить дорогой, сиди и наслаждайся. Если таким напитком можно насладиться... В первый раз я чуть не проблевался с непривычки. Чифир с солью и жиром... это, знаете ли...тот ещё букет ароматов. Но ничего, выдержал. Потом уже так не колбасило. Хотя, откровенно говоря, т а к мало никому из нас ещё никогда и нигде не наливали...