Черная мантия. Анатомия российского суда - Борис Миронов

Адвокат Коблев Р. П.:

— Ваша честь! Сообщите присяжным заседателям почему Вы остановили свидетеля, когда он хотел объяснить.

Председательствующий судья:

— В связи с тем, что пояснения относятся к способу собирания доказательств, а не к фактическим обстоятельствам по делу» (т. 46, л.д. 167–199).

И все же Игорь Карватко сделает еще одну попытку донести правду до присяжных:

«Произошла процедура так называемого опознания аккумулятора. Я им сказал, что аккумулятор, который я видел на даче Квачкова, был с синей ручкой и индикатором. Так как я не концентрировал на нем своего внимания, поэтому не знаю, как он выглядел еще там. Потом мы поехали в поселок «Зеленую рощу». Меня предупредили, чтобы я не говорил о том, что я уже опознавал аккумулятор, ни при каких обстоятельствах не отвечать ни на какие вопросы, особенно на вопросы адвоката Квачкова. Понимаете, спорить с людьми, которые меня привезли, мне не хотелось. Я спросил, что нужно. Мне сказали, что мне будут заданы вопросы, касающиеся этого аккумулятора, и нужно будет показать, где я его видел… В своих показаниях на все эти вопросы я отвечал. Когда открыли гараж, я увидел там такой же аккумулятор с синей ручкой и индикатором. Я так думаю, что тот аккумулятор, который я видел у Квачкова, был стандартного размера, а который я увидел при опознании, он был не такой. Я сказал, что на этом аккумуляторе тоже есть ручка, тоже есть индикатор, но это не тот, про который я говорил. Я везде высказывал сомнения и говорил «вроде». Но почему-то все делали так, что утвердительно говорил, что это тот же аккумулятор, который я видел у Квачкова. Еще когда мне этот аккумулятор показывали на фотографии (и это перед опознанием! — Б.М.), я сразу сказал, что он или не он, но у него есть синяя ручка и индикатор. После показа фотографий сотрудники Департамента по борьбе с организованной преступностью мне сказали, чтобы я съездил на Варшавку и забрал аккумулятор с экспертизы. В тот же день я забирал с экспертизы еще бутылку из-под водки, окурки (человек везет с экспертизы аккумулятор, который потом сам же и будет сам опознавать! — Б.М.)» (т. 46, л.д. 167–199).

Хорошо понимая, что в прах рассыпаются «доказательства», ставшие основой обвинения и с таким трудом «добытые» следствием, судья снова резко обрывает свидетеля: «Председательствующий судья доводит до сведения присяжных заседателей то, что протокол опознания признан допустимым доказательством, и последние слова свидетеля они не должны брать во внимание, так как к фактическим обстоятельствам они не относятся.

Председательствующий судья предупреждает свидетеля о том, чтобы он не выносил на обсуждение при присяжных заседателях вопросы, касающиеся способа собирания доказательств» (т. 46, л.д. 167–199).

Все, что главный свидетель обвинения (!) Игорь Карватко успеет договорить при присяжных, это: «Аккумулятор привезли, подняли его на второй этаж. Потом сняли с «Волги» обычный советский аккумулятор и еще с какой-то машины и поставили передо мной для опознания три аккумулятора. Только на одном аккумуляторе была синяя ручка и индикатор. Я сказал, что синяя ручка и индикатор есть только на одном аккумуляторе, но это не значит, что это именно тот аккумулятор. Что самое интересное, на том аккумуляторе, что был мне показан, не было никаких наклеек, и он был потертый, старый» (т. 46, л.д. 167–199).

И пока не были высланы из зала суда в свою совещательную комнату присяжные заседатели, судья не разрешил И. П. Карватко рассказывать, как все было на самом деле. Вот его свидетельство, которое судья не позволил слушать присяжным:

«Получилось, что мне приходилось постоянно общаться с полковником Корягиным, то есть он звонил мне на телефон, я приезжал, приходил в его кабинет. Он показал мне фотографии «полароид», на них был изображен аккумулятор, стоящий в пакете в снегу, и сказал: «Вот аккумулятор, тебе нужно будет его опознать». Я помню, что на даче у Квачкова тоже был аккумулятор, я уже про это рассказывал. У аккумулятора тоже была синяя ручка, и у него тоже был индикатор. Тот аккумулятор, который мне показал Корягин, он тоже был с синей ручкой и индикатором. Потом он меня отправил на экспертизу, на которую был направлен аккумулятор. Забирал я его не один, а с Соцковым. Положили аккумулятор на заднее сиденье машины. С экспертизы забрали еще бутылку из-под водки и окурки. После этого привезли их в Департамент. Опознание проходило на втором этаже. Потом они сняли два обычных аккумулятора с отечественных машин, которые были без ручек. Их пронесли мимо меня. Потом пригласили понятых, после — меня. Аккумуляторы стояли на столе. Я объяснил Корягину, что я помню, что у аккумулятора, который я видел на даче у Квачкова, была синяя ручка и индикатор. Он сказал, что не надо заострять внимание на том, что меня не будут спрашивать. Он объяснил мне, что на аккумуляторе есть синяя ручка и индикатор, и он серого цвета. Я сказал, что я могу подтвердить синюю ручку и индикатор. На опознании я подтвердил, что на единственном из предъявленных на опознание аккумуляторов имеется синяя ручка, индикатор и он серого цвета» (т.46, л.д. 211–216).

То, что в давлении на И. П. Карватко, которого следствие готовило на роль главного, или, по их определению, «хорошего» свидетеля, непосредственное участие принимал руководитель следственной бригады Генеральной прокуратуры Российской Федерации Н. В. Ущаповский, хорошо видно из его показаний на суде:

«На вопросы адвоката Коблева Р. П. свидетель Ущаповский Н. В.:

— Известны ли Вам результаты обыска на квартире Карватко и его автотранспортного средства?

— Известно, так как обыск проводил лично я. Были обнаружены визитки, другие предметы и десять патронов от пистолета «ПМ».

— Обыск на квартире Карватко был проведен по данному уголовному делу?

— Наверное, я не могу помнить все.

— Вы приобщили данный протокол обыска и постановление об его назначении к материалам уголовного дела?

— Нет не приобщал, оно не имеет отношения к данному уголовному делу» (т. 47, л.д.16). Вот и память заработала у следователя, сразу вспомнил, что к данному делу обыск у И. П. Карватко отношения не имеет, но ни по какому другому делу И. П. Карватко не проходит, и потому очевидным становится, как следователь Генеральной прокуратуры Н. В. Ущаповский «лично» давил на свидетеля. Но акцентировать на этом моменте внимание судья, конечно же, не позволила. Попытка уточнить, в рамках какого же уголовного дела «лично», как он сам признал, проводил обыск следователь особо важных дел Генеральной прокуратуры Н. В. Ущаповский и нашел «десять патронов от пистолета «ПМ» на квартире похищенного в это время сотрудниками милиции и вывезенного в Тверь И. П. Карватко, адвокату Р. П. Коблеву не удалось, судья тут же снял абсолютно резонные и очень важные вопросы адвоката.

Все было пущено следствием в ход, лишь бы доказать, что аккумулятор, найденный в лесу у Митькинского шоссе, — это аккумулятор с дачи В. В. Квачкова, а значит, хотело затвердить следствие, — тяжкая неопровержимая улика, доказывающая, что подрыв Митькинского шоссе дело рук людей, бывших накануне 17-го марта на даче В. В. Квачкова.

О том, что найденный аккумулятор никакого отношения к подрыву фугаса 17 марта 2005 года на Митькинском шоссе не имеет, следствие узнает много позже, получив заключение восьми экспертов из Института криминалистики ФСБ России за № 4/34 от 18 августа 2005 года: «Аккумуляторная батарея при осмотре места происшествия находилась в глубине леса на значительном удалении от места образования воронки. Учитывая, что конструкция устройства приведения в действие не предусматривает подключения источника тока к проводной линии на удалении от заряда ВВ и на батарее не имеется каких-либо признаков подключения ее к электрической цепи взрывного устройства, а также, что батарея не имеет никаких следов воздействия взрывного воздействия, можно сделать вывод, что данная аккумуляторная батарея не входила в конструкцию взорванного взрывного устройства» (т. 13, л.д. 37).

Официальное авторитетное заключение не образумило следователя по особо важным делам Генеральной прокуратуры Российской Федерации Н. В. Ущаповского, который без тени смущения в ответ на полученную им экспертизу Института криминалистики, вписал в обвинительное заключение: «Вероятно, что исполнитель взрыва опасался, что в холодную погоду источник тока «замерзнет», то есть не обеспечит нужных электрических параметров для срабатывания электрической цепи взрывного устройства, поэтому автомобильный аккумулятор был принесен на место установки взрывного устройства как резервный мощный источник тока» (обвинительное заключение, стр. 87).

Представляете шизофреническую фантазию высокопоставленного следователя Н. В. Ущаповского: если основной источник тока замерзнет, «не обеспечит нужных электрических параметров для срабатывания электрической цепи», в тот момент, когда В. В. Квачков или кто там, А. И. Найденов, И. Б. Миронов, Р. П. Яшин, или, как явствует из обвинительного заключения, вся эта ватага разом и дружно наваливается на кнопку, а в ответ тишина — глух к электрическим импульсам заряд на дороге, и машины А. Б. Чубайса с ветерком проносятся мимо, обдав горе-взрывателей снежной порошей, вот тогда-то и наступает звездный час мощного резерва, автомобильного аккумулятора, который почти совсем рядом, всего каких-то 72, 5 метра по метровому мартовскому снегу… Бегут за ним… Потом, когда аккумулятор приволокут, останется лишь догнать А. Б. Чубайса и уговорить Анатолия Борисовича сделать еще один заход на фугас…