Китай - Эдвард Резерфорд

перекосило от шока, хотя она и попыталась быстро скрыть свое состояние. Роза заявила с напускной храбростью:

– Уверена, что я найду какую-нибудь работу. И ты тоже скоро что-то подыщешь.

Отцу и вовсе не показалось это проблемой.

– Я что-нибудь придумаю! – беззаботно сказал он.

– Это меня и беспокоит.

Казалось бы, в таком огромном городе, как Пекин, должна быть масса возможностей устроиться на работу, но после десяти дней поисков я открыл для себя простой факт: город на самом деле был скоплением множества деревень. Как и в деревне, ремесленники нанимали своих родственников или сыновей друзей. Богатые не хотели брать в услужение незнакомого человека, который мог их ограбить. Скорее они попросили бы доверенного слугу порекомендовать кого-нибудь, а у того наверняка нашелся бы двоюродный брат или друг.

Короче говоря, все хорошие места уже разобраны по знакомству, чужаки могли перебиваться только простой работой, как, например, мой отец, и без всяких перспектив.

Еще я обнаружил, что тут полно бедняков. Они были везде на улицах. Я подмечал их с того самого дня, когда приехал навестить Старшего Брата Дедушки, будучи совсем мальчишкой. Тогда я не особо всматривался. Они просто маячили где-то на фоне и не имели ко мне никакого отношения.

Голодающие нищие в лохмотьях, босые даже зимой. Больные с умирающими детьми. Если приглядеться, то они везде, прислоняются к стенам или выглядывают из узких дверных проходов. Они напоминали тощих ощипанных птиц. А их дети – птенцов, выпавших из гнезда. Если они еще не умерли, то это случится вот-вот.

И к концу десятого дня я подумал: так ли велико расстояние между мной и ними? Отнюдь. Деньги, оставшиеся от кражи моего отца. Любая работа, какую мы могли бы найти всей семьей, пока здоровье позволяет. Но еще одна болезнь, да даже просто несчастный случай с отцом, – и мы отправимся просить милостыню на улицах, как эти бедолаги, и я бы стоял там, держа за руку своего малыша, и смотрел, как он тает буквально на глазах…

Такое чувство, будто я шел по краю огромной черной пропасти, в которую может рухнуть вся семья. Один раз оступишься – и все.

Иногда я наблюдал, как отец носится по улицам с веселым видом. Разве он не осознавал ужаса того положения, в котором мы оказались? Или просто бодрился, чтобы мы не унывали? Или, может быть, он вообще не мог смотреть правде в глаза. Я не знал наверняка.

На десятый день я сказал ему:

– Дело плохо, мне ничего не найти.

Я думал, он сейчас посоветует запастись терпением и тогда что-нибудь подвернется, но он ничего такого не сказал, а вместо этого помолчал минуту, словно бы обдумывал какое-то решение.

– Знаешь, – наконец произнес он с таким видом, будто делился секретом, – лучшее, что можно сделать, – спасти жизнь какому-нибудь богачу.

– Прости, что это значит?

– Ну, если ты увидишь, что какой-то богач в беде, особенно если тебе выпадет шанс спасти ему жизнь, то он будет тебе так благодарен, что сделает для тебя все, что угодно. Многие прославились и разбогатели именно таким способом.

– Ты совсем рехнулся! – заорал я, хотя так с отцом разговаривать недопустимо.

– Нет. – Судя по виду, он обиделся. – Такое иногда случается. То и дело слышишь всякие истории.

– Хорошо. Буду смотреть в оба, – заверил я.

На следующий вечер я под покровом сумерек добрался до той улицы, которую назвал евнух, и спросил, где мне найти господина Чэня. Этот хутун[56] располагался на западном краю Внутреннего города. Это был очень респектабельный район, где жил в основном торговый люд.

Дом Чэня выглядел как типичный дом торговца, с воротами, к которым вели несколько каменных ступеней у юго-восточного угла стены.

Я уже научился определять социальное положение пекинцев по воротам их домов. У членов императорской семьи и знати были ворота, по бокам которых стояли каменные львы, и вы могли довольно точно определить их ранг по размеру ворот, которые они имели право установить.

Как у простолюдина, у господина Чэня ворота были куда более скромными. Вместо львов по обе стороны темно-красных двухстворчатых ворот лежали толстые диски, похожие на жернова. Тяжелая перемычка над ними, однако, предполагала, что состояние Чэня было довольно солидным.

Ко мне вышел слуга. Я назвал имя и сообщил, что пришел к его хозяину по частному вопросу. Он скрылся во дворе на несколько минут, а потом вернулся и проводил меня внутрь.

Я осторожно шагнул через порог в открытую галерею, тянувшуюся вдоль дома справа налево. Во многих домах глухой стенки перед входом было бы достаточно, чтобы помешать злым духам проникнуть в жилище, ведь всем известно, что духи передвигаются только по прямой. У некоторых людей на дверях также нарисованы свирепые божества, чтобы отпугивать злых духов. Но, входя к господину Чэню, нужно было пройти между двумя статуями богов во всеоружии, выглядевших так, словно они собираются уничтожить любого, будь то человек или дух, кто осмелился проникнуть сюда без разрешения. Статуи были такие огромные, что почти наверняка стояли раньше в большом особняке. Я полагаю, господин Чэнь совершил хорошую сделку.

Но посыл был ясен. Господин Чэнь являет миру свой скромный лик, однако убьет вас, если вы попытаетесь навредить его семье. Я следовал за слугой сначала налево по галерее, потом направо во двор.

Первым делом мне бросился в глаза камень под ногами. Ни пылинки. Его, должно быть, подметали раз десять на дню. Деревянные столбы и панели на стенах блестели в мягком свете развешенных вокруг красных фонарей с кисточками. В дальнем конце стояла пара прекрасных ваз эпохи Мин с растительным орнаментом. Огромная ценность. Затем меня провели в кабинет, где ждал торговец.

Господин Чэнь, в длинном сером шелковом халате, очень простом, но отменного качества, и в черной шапочке, сидел в деревянном кресле с квадратной спинкой за резным столом из розового дерева. Я низко поклонился. Он жестом велел взять стул и сесть напротив. Я сел и удивленно уставился на него. Господин Чэнь был тем самым евнухом, которого я встретил.

– Вы господин Чэнь? – задал я дурацкий вопрос.

– Да, – ответил он. – А вы не догадались? – (Я покачал головой.) – Что ж, скажу вам кое-что, – продолжил он. – Никто из моих соседей тоже не догадался. Я для них господин Чэнь, торговец с женой и детьми.

– Они не знают, что вы дворцовый служитель?

– Даже не догадываются. Они видят меня исключительно в обличье торговца, но не понимают, чем я конкретно занимаюсь. Я переодеваюсь во дворце. Только одной нашей служанке известна правда, но она знает меня всю жизнь и не проболтается.

Он поднялся из-за стола, жестом пригласил следовать за ним и проводил в очень красивую комнату, где на широком диване сидела какая-то дама, а рядом девушка лет