Маркус Вольф - Леонид Млечин

К Леониду Ильичу Брежневу и его соратникам Хонеккер относился без всякого пиетета. Он поставил своей целью 1 поднять жизненный уровень ГДР за счет денег Западной Германии. Советские представители о контактах с Западом ставились в известность постфактум. Но у Москвы рычагов влияния на Берлин не осталось.

Эрих Хонеккер был лучшим учеником в марксистском классе. Нигде реальный социализм не был таким успешным, как в ГДР, — но за счет советской помощи и денег ФРГ.

Хонеккер научился выступать и вести переговоры без шпаргалки, непринужденно. Общеевропейское совещание в Хельсинки открыло ему путь в мировую политику. Он казался открытым, компетентным и убежденным в своих идеях. У него была репутация отважного борца с нацизмом. Он добился дипломатического признания ГДР, и ее приняли в ООН. С годами Хонеккер, очень тщеславный и окруженный подхалимами, становился всё более самоуверенным. Ему докладывали о потрясающих успехах экономики ГДР, ему хотелось в них верить и он верил.

Пока Брежнев был жив, руководителей социалистических стран летом собирали в Крыму. Многие из них использовали общение с советскими вождями для поднятия собственного авторитета. Разговоры сводились в основном к просьбам о помощи. Но хозяин Восточной Германии (его селили на даче № 5 в Форосе, в десяти минутах езды от дачи Брежнева) считал себя политиком более крупного уровня. В своем кругу тщеславный Хонеккер презрительно замечал:

— Зачем мне ездить в Крым, где я должен выслушивать какие-то лекции?

В Советском Союзе очень дорожили Восточной Германией, которая находилась на передовой холодной войны. Группа советских войск в Германии в 1960-е годы состояла из десяти танковых и десяти стрелковых дивизий — 350 тысяч солдат и офицеров, семь с половиной тысяч танков, 900 самолетов.

В свое время министр обороны маршал Родион Яковлевич Малиновский, выступая на партийной конференции Группы советских войск в Германии, сравнил ее со стрелой туго натянутого лука:

— Если возникновение угрозы войны заставит метнуть стрелу, то остановить ее сможет только пролив Ла-Манш, и то на время…

Национальная народная армия ГДР считалась в Организации Варшавского договора самой боеспособной после советской и занимала первую линию обороны против Запада.

Принимая присягу, солдаты Национальной народной армии ГДР клялись: «…всегда быть готовыми вместе с Советской армией и армиями наших союзников, социалистических стран, защитить социализм от любых врагов и отдать свою жизнь во имя победы… Если же я преступлю данную мною клятву, то пусть меня постигнет суровое наказание по законам нашей республики и презрение трудового народа».

За надежность армии отвечало Первое главное управление Министерства госбезопасности ГДР. Военные контрразведчики сопровождали заботливым вниманием каждого немца в военной форме — от обязательного медосмотра до демобилизации. Если призывник казался «ненадежным», его отправляли служить вглубь страны. Надежным доверяли службу на границе с капиталистической ФРГ.

— Мы, как марксисты-ленинцы, — говорил Эрих Хонеккер, — всегда начеку, мы держим порох сухим и заботимся о том, чтобы военное превосходство стран Варшавского договора над классовым врагом было надежно закреплено.

Управление военной контрразведки располагало собственными спецподразделениями. Если поступала оперативная информация о том, что кто-то собирается бежать на Запад, спецназ устраивал засаду на этом участке границы. Спецназ использовали и для того, чтобы инсценировать бегство на Запад, если засылался человек Маркуса Вольфа.

В Москве изо всех сил пытались помешать прямым и неконтролируемым контактам двух Германий. Летом 1984 года генеральный секретарь ЦК Социалистической единой партии Германии Эрих Хонеккер собрался в ФРГ. Советские руководители возражали. Разразилась настоящая ссора между вождями двух соцстран. Самостоятельность Хонеккера раздражала Москву. Сближение двух Германий представлялось несвоевременным. Особенно в тот момент, когда ухудшились отношения Советского Союза и Соединенных Штатов.

Хонеккер хотел получить от ФРГ миллиардный кредит. Министр Мильке попытался влиять на генерального секретаря КПСС Константина Устиновича Черненко через партнера — нового председателя КГБ Виктора Михайловича Чебрикова. Соединился с ним по аппарату правительственной междугородной ВЧ-связи. И Маркус Вольф по-русски зачитал текст обращения Эриха Хонеккера к советским друзьям. Но осторожный Чебриков ответил, что эту тему нужно обсуждать по партийным каналам.

Руководители ГДР решили объясниться с советским руководством. Делегация во главе с Хонеккером (в нее вошли секретарь ЦК по международным делам Герман Аксен и секретарь по идеологии Курт Хагер, а также министр госбезопасности Эрих Мильке) тайно прилетела в Москву.

Вразумлять немцев взялись генеральный секретарь Константин Устинович Черненко, второй человек в партии Михаил Сергеевич Горбачев, министр обороны Дмитрий Федорович Устинов и секретарь ЦК по соцстранам Константин Викторович Русаков.

Двадцать второго августа 1984 года заместитель заведующего международным отделом ЦК КПСС Анатолий Черняев, прочитав стенограмму беседы, записал в дневнике: «Выламывание рук: рановато немцы решили, что они уже не вассалы, а партнеры. Но они огрызались. И обещания не ехать в Бонн не дали…»

После отъезда немцев заседало политбюро.

«Обсуждалась информация для партактива о „германо-германском казусе“, — записал в дневнике Черняев. — Секретарь ЦК Зимянин попытался смягчить формулировки. Но на него насели, особенно министр обороны Устинов. Логика такая: не только Хонеккер, но и Кадар, и Живков, и даже чехи „паршиво“ себя ведут. Мы, мол, твердим, что ситуация всё ухудшается из-за „першингов“ в Европе, а они как ни в чем не бывало обнимаются и с ФРГ, и с Италией, и с Англией. Мы же интеллигентничаем, боимся им прямо сказать, а мы имеем право им сказать, что так не пойдет.

Устинова поддержал председатель КГБ Чебриков, на 50 процентов Горбачев, и всё, за исключением одной фразы, было оставлено, как предложено. Смысл: мы, мол, еще в июне, в беседе Черненко с Хонеккером, сказали, что в Бонн ехать не надо, а нас не слушают и продолжают готовить визит».

Зависимость Восточной Германии от Советского Союза ослабела. Москву по-прежнему боялись, но видели, что она мало что может дать. Экономическое соревнование с Западом было проиграно.

Глава правительства Вилли Штоф признался Маркусу Вольфу: никогда не испытывал такого разочарования и не ощущал такого недоверия со стороны советских руководителей к себе и к ГДР. Эриху Хонеккеру ничего не оставалось, как прислушаться к Черненко и отложить поездку в ФРГ. Но в своем кругу он жаловался, что Советский Союз оскорбил его лично. А он так хотел увидеть родной Саар…