Общественное движение в России в 60 – 70-е годы XIX века - Шнеер Менделевич Левин

прямой политической борьбы с самодержавием. Он присутствовал на Липецком и Воронежском съездах (на последнем он оказался сильнейшим противником Плеханова и его группы в деле защиты новой тактики). Возглавив затем вместе с Михайловым «Народную волю», Желябов проявил себя очень крупным организатором и агитатором, политическим руководителем, пользовавшимся громадным авторитетом как в кругу своих ближайших товарищей, так и в той примыкавшей к партии студенческой, офицерской и рабочей среде, с которой ему приходилось иметь дело. Вместе с Перовской он являлся главным организатором убийства Александра II 1 марта 1881 г. и был казнен 3 апреля 1881 г. Один из лучших представителей разночинно-демократического поколения русских революционеров, Желябов был высоко ценим В.И. Лениным, который причислял его к «великим буржуазным революционерам», ставя в один ряд с такими представителями революционной буржуазии, как Робеспьер и Гарибальди[1261].

Несомненным преимуществом «Народной воли» по сравнению и с предшествующими организациями, и с «Черным переделом» было то, что она с самого начала отбросила народническо-бакунинское отрицание «политики» и резко и определенно поставила вопрос о борьбе за свержение самодержавия. В этом отношении «Народная воля», безусловно, сделала серьезный шаг вперед. Тем не менее народовольцы не сумели вырваться из плена отсталых и утопических народнических теорий. «Программа петербургской „Нар. воли“, – писал Г.В. Плеханов в 80-х годах в книге „Наши разногласия“, – была поставленным на голову бакунизмом, с его славянофильским противопоставлением России Западу, с его идеализацией первобытных форм народной жизни, с его верой в социальное чудотворство революционных организаций нашей интеллигенции. Исходные теоретические положения программы остались неизменными, и только практические выводы оказались диаметрально-противоположными прежним»[1262].

Подобно Ткачеву, отстаивавшему глубоко ошибочный взгляд, будто русское государство «висит в воздухе» и «не воплощает в себе интересов какого-либо сословия», народовольцы утверждали, что русское правительство – «не комиссия уполномоченных от господствующих классов, как в Европе, а самостоятельная, для самой себя существующая организация… которая держала бы народ в экономическом и политическом рабстве даже в том случае, если бы у нас не существовало никаких эксплуататорских классов»[1263]. Сами эти эксплуататорские классы, по мнению народовольцев, создавались в России самодержавным государством[1264].

Политическая борьба в России как бы лишалась, таким образом, в их глазах своего классового характера. Понятно, что народовольцы «не умели или не могли неразрывно связать своего движения с классовой борьбой внутри развивающегося капиталистического общества»[1265]. Борьба народовольцев не была связана с массовым движением, по существу это была борьба героического отряда интеллигентов, думавших в большей или меньшей степени заменить своей революционной энергией и самоотверженностью активное действие масс.

Передовая статья первого номера «Народной воли» определяла предшествовавшие попытки народнической деятельности в народе как «наполнение бездонных бочек Данаид» и призывала интеллигенцию взять на себя «инициативу противоправительственного похода и политического переворота», а не тратить «все силы на то, чтобы биться около народа, как рыба об лед»[1266].

Мысль о создании организации в массе крестьянства народовольцы расценивали как «совершенную фантазию», считая в то же время вполне желательным привлечение отдельных лиц из крестьян в ряды своей партии[1267]. Это не исключало, впрочем, их верности народническим взглядам на крестьянство, как на «главную народную силу», интересам которой они по-прежнему подчиняли интересы и задачи рабочего движения. Ленин с полным основанием называл народовольчество крестьянским, и заговорщическим социализмом[1268]. В формах и методах деятельности среди рабочих и крестьян народовольцы проводили известное различие, придавая крупное значение использованию выступлений рабочих, как одного из орудий революционной партии в момент переворота. Городское рабочее население, говорили народовольцы, имеет особенно важное значение для революции, поскольку успех первого нападения революционной партии всецело зависит от «поведения рабочих и войска»[1269].

Переоценивая роль военной работы партии («имея за себя армию, можно низвергнуть правительство даже без помощи народа»), народовольцы не возлагали больших надежд на революционную деятельность среди солдат, призывая воздействовать главным образом на офицерство, «более развитое, более свободное», более доступное влиянию[1270]. Военная организация «Народной воли», возникшая в 1880 г.[1271], была чисто офицерской организацией. Впоследствии В.И. Ленин отмечал коренную разницу между «разночинно-интеллигентской революционностью офицеров народовольцев» и «глубоко демократической, пролетарской и крестьянской, революционностью солдат и матросов в России двадцатого века»[1272].

Отрыв от масс фактически был типичен для всей деятельности народовольцев, которые «главным источником сил» партии считали интеллигенцию и действиям своей, в основном интеллигентской, организации придавали решающее значение в подготовке и проведении переворота, хотя, разумеется, они очень надеялись на поддержку их заговора в момент нападения на правительство теми или иными народными элементами.

Марксизм учит, что восстание, чтобы быть успешным, «должно опираться не на заговор, не на партию, а на передовой класс», «должно опираться на революционный подъем народа», «должно опираться на такой переломный пункт в истории нарастающей революции, когда активность передовых рядов народа наибольшая, когда всего сильнее колебания в рядах врагов и в рядах слабых половинчатых нерешительных друзей революции»[1273]. Понимание этих условий восстания было чуждо народовольцам. Они верили в возможность победы восстания, опирающегося не на революционный подъем народа, не на передовой класс, а на заговор, на партию, притом партию, еще не связанную с массами народа. Они полагали, что своими собственными террористическими действиями они могут создать благоприятную политическую обстановку для восстания: «Партия должна иметь силы создать сама себе благоприятный момент действий, начать дело и довести его до конца», в чем особенно существенную роль сыграет «искусно выполненная система террористических предприятий»[1274]. «Традиции бланкизма, заговорщичества страшно сильны у народовольцев, – указывал В.И. Ленин, – до того сильны, что они не могут себе представить политической борьбы иначе, как в форме политического заговора»[1275]. Народовольцы мечтали о захвате власти в результате успешно осуществленного заговора[1276]. Идея захвата власти должна была примирить в сознании народовольцев старые, утопические надежды народничества на непосредственный социальный переворот с их политической борьбой против царизма. Переворот специфически «народовольческий» В.И. Ленин определял как «переворот и политический и социальный в одно и то же время, переворот, ведущий не только к низвержению самодержавия, но и к захвату власти»[1277]. Эти иллюзии народовольчества были подвергнуты критике уже в первых марксистских работах Г.В. Плеханова – «Социализм и политическая борьба» и «Наши разногласия». Они были вскрыты В.И. Лениным, который показал, что в «70-х и 80-х годах, когда идея захвата власти культивировалась народовольцами», это было «пожеланием или