Kurohibi. Черные дни - Gabriel

пропитанные ядом самоунижения шипастые оковы сцепили его с такой силой, что сами себя вывернули наизнанку и направились иглами наружу, последовательно сокрушая внутренние барьеры один за другим.

«Придет же в голову. Чушь все это, ни черта я не изменился. Просто наконец-то решил делать то, о чем все это время мечтал. Вопрос времени, всего-то».

В конце коридора Синдзи очутился рядом с кабинетом физики, в который проникнуть оказалась совершенно не затруднительно, стоило лишь выбить ногой дверь — хлипкий замок свободно выскочил из паза, даже не погнув язычок. Покопавшись в шкафу с инвентарем, Синдзи с удовлетворением достал разыскиваемый объект, не без труда запихал его в свой портфель и отправился обратно к выходу.

Однако, вновь пересекая пустынный коридор, до слуха Синдзи вдруг донеслась далекая речь где-то этажом ниже, судя по голосу, женская. Он остановился и прислушался. Кажется, разговаривали две или три девушки, довольно громко и весело, но, отчего-то ему показалось, крайне резко, будто с желчью передразнивая друг друга или насмехаясь. Голоса звучали довольно далеко, и Синдзи легко мог бы покинуть школу незамеченным, тем более, он не сомневался, голоса не имели к нему никакого отношения, но, тем не менее, он не спешил. Страх или опаска даже не успели возникнуть, как его обуяло легкое, почти веселящее любопытство — в конце концов, это же девушки.

Старательно не издавая лишних звуков, он осторожно спустился по лестнице и прильнул спиной к стене. Голоса стали звучать отчетливее:

— Довыделывалась, да? — спросил ядовито язвительный девичий голос.

— Как же ты нас бесишь, — второй девичий голос, звучавший чуть выше тоном, кажется, не спорил с первым, а поддакивал ему.

— Дрянь тупая, — согласился третий пискляво-тонкий голосок.

— Мы тебя предупреждали, пизда ты ебнутая, — снова заехидничал первый голос, — не показывайся нам больше на глаза. Предупреждали, а, сучка?!

— П-Простите…

Четвертый голос, также девичий, разительно отличался своей робкой тихостью, неуверенностью, даже забитостью, дрожа от страха и переполняющих его слез, и словно моля о пощаде.

— Ты еще извиняться будешь, потаскуха?!

Раздался глухой удар, тихий голосок охнул и еле слышно запищал в тонком высоком плаче.

— Простите… простите… простите…

— Заткнись, дрянь!

— Мы предупреждали тебя, но ты все равно приперлась на физру! Трясла своими сиськами перед нами, виляла своим жирным задом! Тебе мало было в прошлый раз?

— Видимо, набор мелков в жопу ей показалось недостаточным. Ну, посмотрим, как ты теперь заверещишь, когда мы отрежем тебе волосы. Держите ее!

Тихая девочка вскрикнула, рыдая, и судя по суете, завязалась слабая борьба, очевидно, закончившаяся в пользу первых трех.

— Попалась, сучка, — звякнули ножницы. — Режьте ей волосы, чтобы налысо было.

— Не-ет!.. Умоляю…

И тут Синдзи, больше не стремясь скрываться, спрыгнул с последних ступенек на пол прямо на середину коридора. Перед его глазами возникла странная, но до боли обыкновенная картина: три на вид приятных, даже симпатичных девушки держали за руки четвертую, свалившуюся на колени и утопающую в слезах, поднеся к ее голове ножницы и уже оттянув ее длинные черные локоны. Самая главная из троицы, которая и держала инструмент, выглядела впечатляюще — высокорослая, стройная, с небольшой грудью и точеным притягательным лицом, чья и так природная красота была подчеркнута совсем взрослой косметикой: губы блестели алой краской, тени на веках подчеркивали выразительные, хищнические ярко-серые глаза, под длинными ресницами казавшиеся серебристыми, пудра с румянами сглаживали и так превосходную кожу до состояния идеального бархата, а переливающиеся черные волосы с вкраплениями серебристых локонов блестели, будто отполированный оникс. Ее восхитительную красоту сейчас омрачал разве что угрожающий агрессивный вид с наполненным презрительной яростью лицом, что так и застыло, замерев на Синдзи. Вторая девушка, самая высокая, отличалась мощным, но стройным телосложением и крайне короткой стрижкой, что выдавало в ней спортсменку, скорее всего, пловчиху. Впрочем, атлетичный вид совсем не портил приятную и даже волнующую внешность, а короткая прическа платинного оттенка наоборот подчеркивала манящее своей внутренней силой и суровостью личико. Третья казалась самой миниатюрной и слабой, но притом она отличалась безупречным стилем буквально во всем — очки в дорогой оправе с инкрустациями в виде крошечных лепестков, заколки в волосах с переливающимися стразами, сложная прическа, складывающая ее лоснящиеся пшеничные волосы в настоящее произведение искусства, дорогие браслеты-четки, модный мобильник-раскладушка с ярко-розовой вязью и переплетением узоров и камней, не говоря уже о дизайнерской одежде знаменитых брендов, что вразрез шло с правилами ношения школьной формы. Все трое, очевидно, являлись старшеклассницами и были на год старше Синдзи, соответственно, учась в третьем классе. А вот их жертва — тихая робкая девушка, содрогающаяся от горького плача на коленях и беспомощно пытающаяся вырваться из цепких лап грозного вида девушек — не представляла собой ничего примечательного. Типичная серая мышка, забитая и закомплексованная, нелюдимая, скорее всего, проводящая с книгам в библиотеке больше времени, чем с живыми людьми, и не способная на публике выдавить из себя фразы длиннее двух слов без запинки и тремора в руках. Впрочем, глядя на ее овальное объятое ужасом личико, обрамленное большими круглыми очками, на ее обыкновенные черные волосы длиной до спины и челкой, едва достающей до перепуганных залитыми слезами карих глаз, приметив черную точечку родинки под левым краешком губ, Синдзи вдруг вспомнил, где видел эту девушку.

«Черт. Это же моя одноклассница! Забыл, как ее... Ма... Маэ... Маю... Маюми! Точно ведь! Настолько незаметная, что о ее существовании я узнал лишь через месяц после перевода. Ну дела».

А приметил он ее лишь однажды, когда та, выйдя к доске по указанию учителя литературы, ужасно запинаясь выдавила из себя выученное стихотворение о любви — домашнее задание. Было так забавно наблюдать, как ее большие круглые глаза под линзами очков блестели в изничтожающем смущении, как сияли румяном ее щечки, как колыхалась в дрожащем дыхании ее большая, широкая, заметно выделяющаяся под жилеткой грудь — Синдзи отметил про себя, что, несмотря на ее незаметность, девушка отличалась своим особым обаянием.

Но вот сейчас эта самая тихоня распласталась на полу, слабым боязливым голосом сквозь плач моля о прощении, а три старшеклассницы, так и не отпустив девушку, замерли на своих местах и змеиным, источающим яд и гнев взглядом уставились на Синдзи.

— Йо, — махнул он им рукой.

— Дерьмо, — прошипела главная. — Уходим.

И троица, отбросив от себя дрожащую девушку, быстро развернулась и бегом помчалась в противоположенную сторону к выходу. Лишь та старшая, обернувшись, сверкнула яростным взглядом на