Родная старина - В. Сиповский

Если и есть на мне малое согрешение, то от вашего же соблазна и измены. Я – человек: нет человека без греха, безгрешен один только Бог. Я не считаю себя, как ты, выше человека, равным ангелам. А о безбожных государях что и говорить! Они своими царствами не владеют: как велят им их рабы, так они и властвуют; а российские самодержцы изначала сами владеют, а не бояре и вельможи. И ты этого не мог в своей злобе рассудить; по-твоему, благочестие – самодержавству быть под владычеством попа и под вашей властью, а это по твоему разуму – нечестие, что мы сами захотели иметь власть, данную нам от Бога, и не пожелали быть под властью попа…

Потому ли я противником вашим явился, что не дал вам погубить себя?.. А ты сам поступил и против разума, и против клятвы из-за ложного страха смерти!.. Что сам не творишь, то нам советуешь… Как начали вы поношения и укоризны нам, так и ныне не перестаете, звериной яростью распаляясь, совершаете вы свою измену. Эта ли ваша доброхотная, прямая служба – поносить и укорять?!.

Что ж, собака, и пишешь, и соболезнуешь, совершив такую злобу?»

Затем в письме приводятся примеры из священной истории и из истории Греции, показывающие, что подданным следует покоряться власти, а властителям следует быть в иных случаях и очень строгими, по словам апостола: «Иных милуйте, иных же страхом спасайте». «Злодеев нельзя называть мучениками, не разбирая, за что кто пострадает… злодеев щадить не следует… – пишет царь. – Константин Великий убил сына своего для блага царства, князь Федор Ростиславич, прародитель твой, много крови пролил в Смоленске на Пасху, а все же причтен к лику святых. Давид оказался угодником Богу, хотя и приказал избить в Иерусалиме своих врагов и ненавистников…»

«И во всякое время, – говорится далее в письме, – царям следует быть осмотрительными: иногда кротчайшими, иногда же ярыми; добрым людям оказывать милость и кротость, злым ярость и мучение. Не могущий так поступать не царь. Хочешь не бояться власти? – благотвори. Если же злое творишь – бойся: не напрасно царь носит меч, а на месть злодеям и в защиту добродеям.

Ты же уподобился Иуде-предателю! Как он на Владыку всех «возбесился» и на смерть предал Его, так и ты, пребывая с нами и хлеб наш вкушая, собирал злобу на нас в своем сердце!.. Почему ты являешься учителем моим? Кто тебя поставил судьей или начальником над нами?.. От кого ты послан проповедовать? Кто рукополагал тебя?..

Нигде ты не найдешь того, чтобы не разрушилось царство, обладаемое попами. Они в Греции царство погубили и туркам подчинились! Эту погибель и нам советуешь? Пусть она на твою голову падет.

Разве это хорошо, попу и прегордым лукавым рабам владеть, а царю только царским почетом пользоваться, а властью быть ничем не лучше раба? Как же он и самодержцем будет называться, если не сам все устрояет?»

Далее Иван Васильевич приводит примеры из ветхозаветной истории для подтверждения своих мнений.

«Когда Бог избавил израильтян от рабства египетского, то вспомни, кого поставил властвовать, священника или многих правителей? Одного Моисея поставил властителем, а священствовать велел Аарону, а в мирские дела не вмешиваться. Когда же Аарон стал вмешиваться, тогда отпали люди даже от Бога. Когда Илий-жрец взял на себя и священство, и царство, то и сам, и сыновья его погибли злою смертью и весь Израиль побежден был до дней царя Давида!»

Затем в письме приводятся примеры из истории Рима, Византии, Италии в доказательство того, что и могучие царства гибли от разделения власти и подчинения царей вельможам. «Иное дело, – говорится далее, – душу свою спасать (стать иноком), иное – заботиться о душе и теле многих; иное дело – святительская власть, иное – царское правление. В монашестве можно быть подобно агнцу смиренному или птице, которая не сеет, не жнет и в житницы не собирает; царское же правление требует страха, и запрещения, и обуздания… «Горе, – говорит пророк, – дому тому, которым многие обладают». Видишь, – обращается Иван Васильевич к Курбскому, – что владение многих подобно женскому безумию!»

Далее царь корит Курбского за то, что он называет изменников доброхотными. «А что ты писал, «за что я сильных в Израиле побил и воевод, данных нам от Бога, погубил разными смертями», – так это ты писал ложно, лгал, как отец твой дьявол научил…

Кто сильнейший во Израиле, не знаю; земля правится Божиим милосердием, Пречистой Богородицы милостию, всех святых молитвами и родителей наших благословением и, наконец, нами, государями, а не судьями и воеводами. Если я и казнил разными смертями воевод своих, так их у нас множество и кроме вас, изменников. Своих холопов вольны мы жаловать, вольны и казнить… В иных землях сам увидишь, сколько зла творится злым: там не по-здешнему! Это вы своим злобесным обычаем утвердили, чтоб изменников любить: в иных землях их казнят, тем и власть утверждается. А мук, гонения и смертей различных ни на кого я не умышлял, а что упомянул ты об изменах и чародействе, так собак таких всюду казнят!»

После этого в письме подробно припоминает Иван Васильевич о тех обидах, какие он терпел от бояр в детстве, о тех смутах и беззакониях, какие творили они после смерти матери его. Глубоко запали в память Ивана Васильевича разные даже мелочные случаи, поразившие его в детстве.

Припоминает он о самоуправстве и насилиях бояр над близкими ему людьми; затем говорит: «Нас же с единородным братом, святопочившим Юрием, держали как посторонних и убогих детей. Каких только лишений не вынес я в одежде и пище?!

Вспоминаю хоть это одно: играю я в детстве, а князь Иван Васильевич Шуйский сидит на лавке, локтем опершись и положив ногу на постель нашего отца… Кто может вынести такую гордыню? Трудно исчислить, сколько страданий вынес я в детстве! Много раз поздно ел не своей вине… Что сказать о казне (имуществе) родительской? Все лукаво расхитили, будто детям боярским на жалование, и деда нашего бесчисленную казну и отца себе захватили… Наковали себе сосудов золотых и серебряных и имена родителей своих на них вырезали, будто это их родительское добро… А о казне дядей наших что и говорить? – Все себе расхитили!..»

Припомнив московский пожар и народный мятеж, царь говорит о том, как «собака» Алексей (Адашев) и поп Сильвестр, который «восхитился (увлекся) властью, как Илий жрец», сблизились с ним; как Сильвестр с Алексеем сдружился и «стали они между собою тайно от нас, – говорит царь, – советоваться о делах, считая нас неразумными»… Припоминает царь, как эти советники на все места поставили своих угодников. «Все они по своему хотению творили. Что бы мы ни посоветовали, хотя и благое, – все это им казалось непотребным; они же хотя бы и что дурное советовали – все считалось благим… Даже в домашней жизни, – с горечью прибавляет царь, – все творилось по их хотению, я же был не в своей воле, словно младенец! Разве это противно разуму, что я в зрелом возрасте не захотел быть младенцем?»

Дальше царь в своем письме корит бояр, что они не оберегали его, как следует, во время казанского похода, что во время его болезни не хотели по его требованию присягать его сыну, хотели воцарить Владимира, питали вражду к царице Анастастии. «Таково их доброхотство к нам!» – восклицает царь.

«Ты их, тленных людей, называешь предстателями у Бога… Ты еллинам (язычникам) уподобляешься, осмеливаясь тленных людей называть предстателями… Мы же, христиане, знаем христианскую Пречистую Владычицу Богородицу; затем предстатели – все небесные силы, архангелы и ангелы; затем молитвенники наши пророки, апостолы, святые мученики… Вот предстатели христианские! И нам, царям, носящим порфиру, неприлично называться предстателями…

Ты же не стыдишься тленных людей, притом изменников, называть предстателями!.. А что писал ты, будто те «предстатели прегордые царства разорили и проч.», то это разумно сказать только о Казанском царстве, а около Астрахани и близко вашей милости не было… В том ли состоит храбрость, чтобы службу считать опалою? Когда вы ходили в поход на Казань без понуждения, охотно? Вы всегда ходили, как на бедное хождение… Когда истощились запасы под Казанью, вы, постояв три дня, уже хотели вернуться, если бы я не удержал вас… Если бы при взятии города я не удержал вас, сколько бы вы погубили православного воинства, начавши бой невовремя? А потом, когда милостию Божиею город был взят, вместо того, чтобы порядок водворять, вы кинулись грабить! Это значит прегордые царства разорять, как ты безумно и надменно хвалишься!..» Затем царь корит бояр за то, что и во время Ливонской войны они плохо делали свое дело, как рабы, с понуждением, а не по собственной воле…

Исчислив все недостатки бояр, действительные и мнимые, Иван Васильевич говорит: «А за такие ваши заслуги, как сказано выше, вы достойны были многих опал и казней; но мы еще милостиво вас наказывали… Если бы я по твоему достоинству поступил, – ты к нашему недругу не уехал бы!..»