Шань - Эрик Ластбадер

Однако дело обернулось иначе. И все потому, что Куо увидел в сложившейся ситуации возможность покинуть армию. Он понял, что перед ним открывается путь к такому богатству и такой власти, о каких он даже не смел мечтать. Поэтому он твердо решил сделать все возможное и невозможное для спасения Хуайшань Хана.

С помощью своей подруги он затащил беспомощного Хана в имевшуюся в его распоряжении военную машину. Ему пришлось взять с собой девушку, чтобы иметь стопроцентную гарантию безопасности. Он не был уверен в ней так, как в себе. Поэтому ему пришлось соврать ей. Впрочем, ему не составило большого труда обмануть ее: он имел в этом отношении природный талант, подкрепленный богатым опытом игры в вэй ци.Обязательным качеством настоящего мастера вэй циявляется умение пускать пыль в глаза противнику при помощи ложных маневров, скрывая свою истинную тактику до тех пор, пока победа уже не вызывает сомнений.

Куо, не останавливаясь, гнал машину всю ночь. Он должен был до рассвета успеть отъехать от Пекина достаточно далеко. У него имелись знакомые на юге страны, на которых можно было положиться. К тому же он не сомневался, что именно там будет легче всего найти людей, согласных помочь Хуайшань Хану в обмен на возможность приобщиться к торговле опиумом.

Расчеты Куо оказались верными. Хуайшань Хана под вымышленным именем удалось пристроить в больницу. Куо представил его как одного из раненых, непрерывным потоком поступавших на родину с полей корейской войны. Там, на юге, никто не знал Хуайшань Хана в лицо, а отсутствие документов являлось самым обычным делом в царивших повсюду суматохе и беспорядке.

И вот теперь, много лет спустя, стоя на ступеньках перед входом в свой дом, генерал Куо молча смотрел на высокие деревья, обступавшие небольшое селение. Повсюду вокруг него вздымались розовые и белые вершины гор, между которыми было зажато небольшое, принадлежавшее ему — и только ему! — плато. Куо привык воспринимать эти горы как часть своего войска, как великих неусыпных стражей своих владений, служивших ему верой и правдой. За долгие годы он научился в совершенстве пользоваться их бескорыстной помощью.

Вот так все и началось,— думал он. — С юношеского желания произвести впечатление на девушку, с сумасшедшей гонки на юг в облаке пыли. Мечта стала реальностью.Да, мечта стала реальностью, ибо об этом он и мечтал некогда: об абсолютной власти над тысячами людей; о карманах, набитых рубинами и сапфирами величиной с грецкий орех. Он мог купить с потрохами все компании любого гонконгского тай-пэня,если бы ему вдруг пришла в голову такая идея. Однако он знал, что никогда не сделает этого. Его дом был здесь. Здесь он был императором. Даже не императором — богом.

Богом земли под названием Шань.

Только гора знает...Последние слова, произнесенные перед смертью Хигэ Моро, не выходили из головы Джейка всю дорогу назад в Гонконг.

Какая гора? Естественно, оябуниз якудзыне мог знать о той горе, на которую карабкался Джейк Мэрок. О той, про которую говорил сыну Ши Чжилинь.

Что же это была за гора, связывавшая между собой крупного китайского министра и одного из представителей преступного мира Японии?

Микио Комото не имел на сей счет ни малейшего представления. То же самое касалось и Джейка. Откровения Хигэ Моро настолько поразили Микио, что он сказал, что если бы Моро не стоял в ту минуту на пороге смерти, то он, Микио, скорее всего, не стал бы принимать их во внимание. Возможно, про себя он действительно полагал, будто Моро одурачил их. Однако Джейк был склонен думать иначе.

Прежде всего, история не тянула на предсмертную шутку именно в силу своей неправдоподобности. Кроме того, Джейк все время на протяжении беседы смотрел в глаза умирающему оябунуи теперь был готов биться об заклад, что тот сказал правду.

К тому моменту, когда шасси “Боинга 747” коснулись посадочной полосы Кайтака, Джейк не продвинулся ни на шаг в решении проблемы, стоявшей перед ним. Он надеялся поспать в воздухе, но так и не сумел отвлечься от мыслей, не дававших ему покоя.

В результате он вернулся домой измученным и разбитым. На выходе из терминала он попал в грозу. Казалось, сумерки опустились на город раньше, чем полагалось. В черном от туч небе раздавались раскаты грома и время от времени вспыхивали молнии. Пик Виктории был окутан мглой.

В его квартире на Клауд Левела было темно, как ночью. Без Блисс она казалась холодной и заброшенной. Побросав свою поклажу у входа, Джейк направился прямиком в ванную. Три четверти часа спустя, развалившись в удобном кресле с маленькой чашкой сакэ в руке, он впервые за все эти дни почувствовал, что опять становится человеком.

Глядя на свинцовые тучи за окном, он подтащил к себе телефон и набрал номер дяди. Водопад, обрушивавшийся на подоконники, имел лишь отдаленное сходство с тем, что принято называть дождем. Казалось, небо решило в этот день выплакать все свои слезы.

Услышав юношеский голос, Джейк поздоровался с одним из своих племянников.

Через несколько мгновений трубку взял Цунь Три Клятвы.

— Я вернулся, дядя, — сказал Джейк. — Я узнал, кто убил моего отца.

— А ты узнал, почему это случилось?

— Отчасти. Полный ответ следует искать не в Японии.

— С тобой все нормально, племянник?

— Это зависит от того, что ты понимаешь под словом “нормально”. В общем-то, да. Как Блисс? Последовало секундное молчание.

— Она вышла из больницы, — ответил Цунь. — Однако, я думаю, тебе стоит немедленно приехать сюда.

Джейк почувствовал, что напряжение, которое ему только-только удалось сбросить, возвращается.

— Она в порядке, дядя?

— Ее пытались убить.

— Кто?

— Некто, кого ты хорошо знаешь. Напруди Лужу.

— Маккена? Ян Маккена? Почему? — Джейк прокричал эти слова в трубку.

Конечно, не следовало разговаривать с дядей в таком тоне, однако в этот момент ему было плевать на все правила вежливости.

— Моя дочь настояла на том, чтобы именно она внесла ясность в вопрос, связанный с судьбой опала, племянник.

След вывел на Большую Устрицу Пока. Она ужинала с Поком в ресторане, когда появился Напруди Лужу и застрелил его.

Блисс чудом осталась жива.

— Она ранена?

— Вообще-то нет, — ответил Цунь довольно туманно. Племянник, я снова прошу тебя приехать на джонку. Мне надо гораздо больше... Племянник? Племянник? Джейк, ты слышишь меня?

Однако Джейк уже не слышал его.

В половине восьмого вечера Роджер Донован принял сигнал на сверхчувствительном коротковолновом радиоприемнике, который он лично собрал и установил в углу переоборудованного чердака на вилле Грейсток. Сигнал раздался сразу же после того, как Донован, еще не отошедший от езды по окрестным холмам наперегонки с ветром в своей “Корветте”, вернулся домой. Он любил свой автомобиль и осыпал его самыми нежными ласками, на какие только был способен. Так он когда-то давно хотел ласкать Лесли. Так он теперь мысленно ласкал Даниэлу Воркуту.

Он знал свою “Корветту” во много раз лучше, чем любую из женщин, когда-либо встреченных им. Будучи гением во взаимоотношениях с машинами и мужчинами, Донован был не в состоянии постичь извилистые, запутанные пути женского ума.

Если бы он дал труд задуматься об этом, то понял, что именно этим его недостатком умело и беззастенчиво воспользовалась в свое время Даниэла при вербовке самого ценного из своих агентов. Тогда, в Париже, ей удалось справиться со своим заданием, потому что он посчитал, будто понял ее, но тем самым допустил роковую ошибку. Она же, напротив, сумела разглядеть в нем глубокую, стойкую антипатию к элитарной классовой системе, породившей его самого.

— Три-четыре-семь-восемь, — сказал он на открытой частоте.

— Прием.

— Даниэла, у вас там еще небось снегу по пояс?

Однако его игривое настроение тут же улетучилось.

— Что тебе известно об Аполлоне?

— Аполлон? — Его мозг, похожий на хорошо отлаженный, быстродействующий компьютер, в мгновение ока перелистал страницы памяти. — Ничего.

— Ты уверен?

— Абсолютно. Может, ты перестанешь морочить мне голову?

— Не поняла?

— Я жду, когда ты скажешь мне, кто такой или что такое Аполлон.

— Шпион, засевший в Кремле. Агент Куорри.

— Не может быть. Я...

— Он был связан непосредственно с Генри Вундерманом.

— О, господи. — Он бросил взгляд за окно. Протянувшиеся цепью холмы казались черными в лучах заходящего солнца. — Ты знаешь, кто он?

— Михаил Карелин.

Донован заморгал глазами от удивления.

— Советник Геначева?

— Вот именно. — Последовала странная пауза. — Слушай меня внимательно. Аполлон — человек Генри Вундермана. Из этого следует, что ему известно, что тот не мог быть Химерой.