Горы дышат огнем - Веселин Андреев

деморализованные, многих из них можно было там прикончить. И все-таки эти девятнадцать бачокировцев были нужны отряду. То, что они совершили позже, было намного важнее.

На следующий день, получив подкрепления, полицейские устремились к нашей землянке. Описание захваченных трофеев и хвастливо, и педантично: кроме библиотеки и двух номеров газеты «Четник» они захватили пишущую машинку, кухонную плиту, мешочек с тряпьем, три овечьи шкуры, медный котел, тарелки, кружки, кастрюлю, цинковое ведро, поношенную одежду, сапожный и столярный инструмент, лопаты, кирки, топоры, пилы, аптечку, много бланков удостоверений личности и печать со штемпельной подушкой сеславской общины, продовольственные карточки, разные листовки, дактилоскопический ящичек, тетрадки с «коммунистическими записками», воззвания к болгарским полицейским, разные мелочи. И — здесь я просто озадачен — «одно человеческое сердце...». Что это? Книга? Рисунок? Не помню, не преподавал ли нам Коце анатомию? Поди разбери, что о имели в виду!

Одно только не сказано в донесении: когда они приблизились, наш приемник еще работал. Они залегли, долго кричали, стреляли, в конце концов какие-то храбрецы подползли, бросили гранаты...

А почему мы не взяли приемник с собой? Почему оставили продукты, книги, инструменты? Не помешало ли нам опьянение победой? Или мы так спешили?

Не везло фашистам в тот день. Теперь мы знаем: тогда же далеко в Греции сформировался болгарский батальон имени Христо Ботева и начал свой долгий путь к нам.

Вообще-то фашистам не везло не только в тот день...

Путь вниз был легким. Мы шли по шоссе, безлюдному ночью. Через час-другой спустились в поле. Снега не было. Пахло промерзшей землей.

Тишина, даже собаки нас не слышат. Мы огибаем село Цырквище, которое со своими пятьюдесятью домами стережет перевал, потом — Златицу и выходим на Старую дорогу. В этих краях чета впервые.

Тишина оглушает меня, я едва передвигаю натруженные ноги. Мы с Мустафой идем в дозоре. В пятидесяти шагах за нами на невспаханной стерне темнеют бесшумные, покачивающиеся тени. Голова у меня буквально раскалывается, я охвачен одним желанием: спать!

Справа трепещут огоньки Пирдопа. Меня обдает чем-то родным. В этих местах, таких знакомых со времен босоногого детства, я всегда чувствую себя уверенно, ведь здесь я знаю каждый куст и овраг. Знаю, что они готовы укрыть меня.

Вот совсем близко, под Белым колодцем, наше поле. Хотелось мне свернуть в сторону, посидеть немного на поросшем терном склоне. Может, я увижу маму, мы поговорим? Может, она поплачет, прижав к груди мою голову, а я ничего не смогу ей сказать... Нет, что будет делать мама в поле в эту зимнюю ночь? Лучше мне зайти домой, пятнадцать минут — и я там. Тепло, пахнет свежим хлебом и чабером. Я выжил, мама. Как ты мне нужна теперь...

— Чего ты не заглянешь домой? — прервал мои мысли Мустафа.

Я не могу ответить ему сразу.

— Заглянешь, а тебя там схватят!

И мы оба невесело смеемся.

Мустафа прав. Сегодня родной мой дом далек, так далек! Ночь и горы — вот наш дом.

ПЯТНАДЦАТЬ ДНЕЙ ОДИН НА ОДИН СО СМЕРТЬЮ

— Ты ведь помнишь, как мы расстались у землянки?

— Нет, Цоньо, не помню, я ведь был тогда в Пирдопском крае.

— Ах да, верно... Я тебе расскажу в двух словах, чтобы ты имел представление. Мы прошли около Рибарицы, сделали дневку в овчарне у Лопяна. Вечером нас повел худощавый подвижной парень по имени Вутьо, измотал он нас вконец, только около полуночи мы немного отдохнули. Потом мы опять шли напрямик, без дорог, без тропинок; прежде чем перейти шоссе и Малый Искыр, мы залегали, выжидая удобного момента. Под конец мы плюхнулись без сил на какой-то полянке. К нам подошел незнакомый человек, рослый и сильный. Теперь он известен, но и тогда его многие знали в том краю — это был Матьо Воденичаров. Он принес хлеба, сдобного, чудесного, знаешь какой хлеб пекут мельники, и осенней брынзы. Мы цепочкой последовали за ним. Уже начинало светать, громыхали телеги. Мы перескакивали через низкие заборы, окружавшие сады, перешли вброд какую-то речку и попали в широкий двор. «Ребята, иси Лондр, экуте: тут э фини»[105]. Здесь обоснуемся» — так бай Михал возвестил, что странствиям нашим пришел конец, мы уже на базе.

— Нас принимал хозяин, Цако Гергов, брат бай Матьо от другого брака его отца. Ему около шестидесяти, он в широких крестьянских шароварах, белых онучах, на одно плечо наброшен овчинный полушубок. Цако улыбается, несколько растерянный приходом десяти вооруженных человек, он дал согласие и не откажется от него, но чтобы так... вдруг. Рука, которой он поглаживает отвисшие седые усы, чуть заметно дрожит — а ведь это крепкая трудовая рука.

Разместили всех в старом доме — большая комната, на печи мешки с кукурузой, ячменем.

Длинной вереницей потянулись дни. Мы чувствовали себя как в клетке — это тебе не горный простор. Кто читал, кто чистил оружие. Соня и Бойка чинили одежду. Решили изучать стенографию, воодушевившись идеей, поданной Коце, комиссаром четы, который и начал давать уроки. Занимались очень усердно. И вдруг... Средь бела дня, рассказывает Цоньо, и голос его дрожит, неожиданно приходит бай Матьо. Он старался казаться спокойным, но видно было, что чем-то встревожен. Бай Михал и Коце вышли с ним в сени.

Бай Матьо был в полном охотничьем обмундировании: блестящие сапоги, зеленые бриджи, коричневый полушубок, егерская шапка с пером и эдельвейсом, щегольски сдвинутая набекрень. Я запомнил все это, потому что не встречал у наших ятаков такой изысканности в одежде. В общем, бай Матьо выглядел красавцем! И завершала этот наряд двустволка. Высокий, большелицый, с проницательным взглядом, уверенный в себе. Совсем недавно, в первую ночь, был откровенным, веселым, а сейчас сдержан.

Ятак ушел. Бай Михал вернулся в комнату возбужденный, хотя и старался выглядеть спокойным. В Лопян нахлынула полиция. Пока еще неприятностей нет, но необходимо быть начеку. Лопян недалеко, а жители знают нас...

Мы усилили бдительность. Но постепенно успокоились, может быть потому, что очень хотели, чтобы все обошлось, а где-то, кто знает где, в сердце, что ли, заныло...

На следующий день бай Матьо пришел снова. Вместе с бай Михалом они отправились «на охоту» в лес, к Осиковской Лыкавице, и вернулись уже затемно.

— Пока все спокойно, — сказал командир.

На следующий вечер пришли бай Матьо и Вутьо, зачастили скороговоркой:

— Плохо цело! Много полиции, солдат! Арестованы люди в Лопяне, Этрополе...

Это обеспокоило нас... Командир, комиссар и оба ятака о чем-то тихо совещались.

— Приготовиться! — приказал бай Михал.