Поколение - Владимир Николаевич Ерёменко

сытый, умытый, лежит в тепле на настоящей постели с белыми простынями. А ребята, забыв про усталость и дождь, который хлещет уже вторые сутки, сидят в столовке и горланят песни. Там же, в тайге, ни на минуту, даже во сне, когда ты забрался в спальный мешок и лежишь в палатке, не забываешь про дождь и холод. А настает день, надо вылезать из теплого мешка и идти под дождь и в холод. Тебе и в голову не придет сказать: дайте мне работу по моей специальности. Сегодня ты с зари до зари будешь копать землю, завтра весь день с теодолитом и рейкой лазить по болоту. Послезавтра, обжигая руки и лицо у костра, до одурения варишь, жаришь и печешь, чтобы три раза накормить всю ораву. Эх, Грач, Грач! Почему тебя не было там? Тебе это так необходимо, как, может, никому… Для твоего самоутверждения.

На дворе взревел мотор вездехода. Вася, оторвавшись от своих раздумий, припал к окну. За мокрым стеклом все та же мутная пелена дождя. Вездеход, пролязгав гусеницами, пронесся мимо вагончика.

Из столовой кто-то стремглав бежал к спальному вагончику. Распахнулась дверь, на пороге Виктор.

— Удрал! — отряхивая с берета воду, выпалил он. — У них там разговора еще на полночи, а у меня дел тьма. — Он подошел к своему столику и стал бросать на него с полки папки с чертежами, книги и тетради. — Вася! Ты спишь, что ли?

Вася, затаившись, молчал.

— Брось, я слышу, не спишь же…

— Не сплю.

— Все переживаешь? Мне тоже от Лозневого досталось… Особенно за твоего Грача. Так что не переживай.

Вася даже приподнялся с постели.

— Да я не знаю ничего толком, — неохотно начал Виктор, — ты лучше у Олега Ваныча разузнай. Я ведь там, где и ты, был, когда они отсюда уметались.

— Я знаю, — осипшим, точно со сна, голосом начал Плотников, — Арсентий говорил. Игорь и Стасик уехали сразу. Еще до возвращения Лозневого.

— Ну про этих, — сердито отозвался Суханов, — я б не стал и речи вести. Сбежали, и вся недолга. А вот с твоим Грачом…

— С Грачом плохо вышло, — вздохнул Плотников, — Его не надо было отпускать. Ведь это он всех нас сюда, да и вообще.

— Ну знаешь, — вспылил Виктор, — в ножки тоже не будем кланяться. Ребята правильно сделали, что наладили его вслед за дружками из отряда. Дерьмо твои Грач.

Словно жаром пахнуло в лицо Васи, сбросив одеяло, он скользнул с нар.

— Чего ты, чего, — посторонился Виктор, — укусил тебя кто?

— …Грача не тронь.

— Ладно, ладно, охолонь, — миролюбиво улыбнулся Виктор. — Грач твой — персона неприкосновенная. Только тех, кто из себя умников корчит и на чужом горбу в рай въехать хочет, у нас не празднуют.

— Грач не такой, ты же знаешь его, — чуть не сквозь слезы закричал Плотников, — ты же знаешь…

— Знаю, что он не поехал с нами. Мне и этого хватит. Я ошибаюсь в человеке раз…

Суханов умолк. Вася понял, что он не хочет говорить о его друзьях, и это еще больше обидело его. Сам Плотников мог ругать Грача на чем свет стоит, но стоило кому-то сказать о нем недоброе, как Васе словно застилало глаза.

— Грач ждал нас, он никуда бы не уехал, если бы не вмешались ребята.

— Вмешались правильно, — буркнул Виктор. — В разведку с твоим Грачом я бы не пошел.

— Ты не знаешь его, и ребята не знают, а судить судите. Придумали. Общественный отдел кадров, выносите решение. А кто решает-то — Арсентий! Да он всех готов съесть не соля.

— Да ты хоть знаешь, что произошло? — опять вспылил Виктор. — Чего ершишься?

— Знаю. Арсентий рассказывал.

— Арсентий наговорит. Ты слушай. Когда мы уехали и из отряда драпанули Игорь и Стасик, ребята сразу собрались и пригласили Грача. Разговор был короткий — предложили и ему уметаться. Это, знаешь, страшная штука, когда весь коллектив против тебя. Урок на всю жизнь… Даже Олег Ваныч ничего не мог поделать. Когда он вернулся, все уже было сделано. Лозневой с твоим Грачом полдня толковал, не хотел его отпускать. А потом все-таки приказ подписал. Ты сам расспроси у Олега Ваныча.

— Нет, не буду, еще подумает, что я тоже… сбежать собираюсь.

— Не стану преувеличивать, но ты дурак, Васька.

Виктор уже сидел за столом, разложив перед собой конспекты и учебники. Он несколько минут молчал, а потом, подняв голову, ободряюще сказал:

— Да не горюй. Грач — парень с головой, не пропадет. Мне тут про него Лозневой пел, а у него нюх на людей.

— А я и не горюю, — дрогнула радость в голосе Васи, и он, ухватившись руками за кромку нар, подтянулся, как на турнике, и бросил свое тело в люльку. «Мишка не предал его, он не предал то дело, ради которого люди пошли к черту на рога, за тридевять земель, чтобы растопить своими горячими сердцами Север». Вася любил красиво думать. После того как Грач несколько раз безжалостно высмеял его, говорить так он стеснялся, а думать ему никто не мог запретить.

Виктор сосредоточенно писал, окутывая себя табачным дымом.

И зачем этот человек так много курит? Он не курит, а прямо глотает эти сигареты. И вдруг Плотников на весь вагончик гаркнул:

— Витька! Брось курить, тут же спать будем!

Суханов, вздрогнув, выронил сигарету.

— Чудак, тебе лечиться надо. Перепугал до смерти, — сердито поднял сигарету Виктор, но курить больше не стал.

Вася тихо рассмеялся, и ему неожиданно стало покойно и хорошо в его люльке, под самой крышей вагончика. «От добрых людей тепла и уюта больше, чем от огня». Ох и высмеял бы его за этот беспомощный афоризм Грач!

Вася отвернул угол матраса и достал дневник.

ИЗ ДНЕВНИКА ВАСИ ПЛОТНИКОВА

«Кто-то сказал, что жизнь — это ряд пропущенных возможностей. Не согласен. Олег Ваныч тоже говорит: человек должен знать, чего он хочет от жизни и что может. Требования к жизни есть у всех, а вот желание отдавать далеко не у каждого. Грач как-то все это мог хорошо объяснить, а я путаюсь. Он знал много хороших слов о жизни, людях, человечестве. «Есть один героизм — видеть жизнь такой, какой она есть, и любить ее» — это сказали Ромен Роллан и Грач.

Мысль о том, кто я, порядочный ли человек, не трус ли, — одна из самых укоряющих мыслей моей жизни. Она появилась здесь, на Севере. Лозневой всегда говорит: «Себя нельзя обманывать, в жизни люди не должны врать, как не врут они перед смертью». Грач не врал, а ужиться в отряде не