Дочь Востока. Автобиография. - Беназир Бхутто

В течение одной недели января 1987 года двое из связанных со мной людей подверглись нападениям. Одного из моих телохранителей обстреляли, когда он находился в машине, вынудив его свернуть в один из бесчисленных тупиков в Карачи. Муннарвар Сухарварди остался в живых лишь потому, что люди, находившиеся с ним в его автомобиле, оказались вооружены и отпугнули нападавших ответным огнем. Для одного из лидеров ДВД, Фазиля Раху, все закончилось трагически. Одиннадцатого января его зарубили топором в родной деревне. Тогда же начались ночные угрожающие телефонные звонки в квартире Башира Рияза, бывшего редактора нашей лондонской газеты «Амаль», ставшего моим пресс-секретарем. Нужно ли все это воспринимать как угрозы, направленные в мой адрес? Я поручила своему юристу обратиться с официальным заявлением к властям.

— Предупредите их, что, если что-то произойдет, ответственность ляжет на них.

Нападение состоялось тридцатого января. Я собиралась вернуться в Ларкану, но мой отъезд задержался из-за неожиданной встречи в последний момент. Обычно я езжу в Ларкану в своем джипе «Паджеро», но всегда предусматриваю непредвиденную возможность изменения планов. Мало ли что может произойти. Я часто планирую несколько вариантов, иногда бронирую два-три адреса, чтобы запутать агентов Зии. Зачастую я не сообщаю о своих планах даже ближайшим сотрудникам, чтобы избежать неумышленной утечки информации.

—Биби-сахиба, — напомнили мне в полдень, — если хотите добраться до Ларканы дотемна, пора выезжать.

—Езжайте, — сказала я Урсу.— После встречи я отправлюсь за вами.

Автомобили так и не добрались до Ларканы.

В середине встречи ко мне подошли с запиской. Я сразу ухватила два слова: «стреляли» и «Паджеро». Интересно, что речь во время встречи шла как раз о нападении на моего охранника и об убийстве Фазиля Раху из ДВД. Время как по заказу.

— Прошу прощения, я на минуту, — попросила я гостей подождать и вышла, чтобы отдать распоряжения позвонить в полицию и моим юристам. Собрав нервы в кулак, я вернулась и возобновила прерванный разговор.

В течение следующих дней я узнала подробности этой безобразной истории. Две машины быстро катили по шоссе возле Манджханда, среди бела дня, когда стоявший на обочине человек дал сигнал и мгновенно появились еще четверо, открывших стрельбу по пассажирской стороне моего джипа. Урс нажал на педаль газа, машина, и без того шедшая со скоростью 70 миль в час, ускорила ход, пронеслась сквозь град пуль. Сидевшие в ней видели, что, не прекращая стрелять им вслед, нападающие остановили второй джип и взяли на мушку сидящих в нем охранников и персонал моего домохозяйства.

Явная попытка хладнокровно спланированного убийства. Режим заявил, что это всего лишь обычное для Пакистана нападение дорожных разбойников, дакойтов, но это объяснение — явная чушь. Слишком много нестыковок с обычным шаблоном проведения «обычных» дорожных ограблений. Общеизвестная зона действия дакойтов начинается в сорока милях от места нападения. Дакойты всегда действуют по ночам, а не в полчетвертого дня, при ярком свете. Дакойты бережно относятся к своей добыче, не изрешечивают ее пулями, их цель — остановить машину.

Возмущение этим нападением оказалось столь велико, что режим отрядил для расследования случая и освобождения захваченных людей генерального инспектора полиции. Выяснялись новые детали. На месте происшествия видели человека с рацией, то есть нападавших оповестили заблаговременно, когда мои джипы покинули Клифтон, 70. Сидящих внутри агент властей, находившийся за воротами, рассмотреть сквозь тонированные стекла не мог, но предполагалось, что я нахожусь в машине.

Даже если исполнителями были дакойты, то они явно выполняли чей-то заказ. Дакойты всегда останавливают несколько машин, а ехавший перед передним джипом автомобиль оказался пропущенным беспрепятственно. Дакойты считали бесчестным нападать на женщин. Нет, это не было «простой», «обычной» попыткой ограбления.

Информация продолжала поступать. Кто-то из близких к разбойникам кругов рассказал, что в ночь перед нападением к явке банды подкатил автомобиль, приехавший беседовал с главарем, затем уехал. После отъезда гостя атаман оповестил свою банду, что предстоит им «большое дело». Рассказывали и иные истории о «кнуте и прянике», которыми режим склонял дакойтов взять на себя задачу моего устранения. Тем временем «разбойники» захватившие моих людей, не спешили выставлять требования о выкупе, всегда поступающего в первые же часы в случае любого разбойного похищения.

Захваченных освободили через несколько дней так же внезапно, как и захватили. Слава Богу, им не причинили никакого вреда. Но то, что они рассказывали, никоим образом не вязалось с официальной версией разбойного нападения. «Мы люди госпожи Беназир», — сообщил мой персонал похитившим их бандитам, заметившим, разумеется, флаг ПНП, лозунги и громкоговорители на крыше. «А мы люди генерала Зии», — без запинки парировали похитители. Арестованных по этому нападению так и не оказалось. Еще один пример насилия, показанный режимом в становившемся все более насильственном пакистанском обществе. Режим вооружал афганских моджахедов, студентов-фундаменталистов, сепаратистов и «Мусульманскую лигу». Возглавлявший «гражданское» правительство Зия создавал и пестовал частные армии, выполнявшие заказы на истребление политической оппозиции. Еще не завершился первый месяц 1987 года, а в тюрьме был подвергнут порке активист ПНП, нескольких диссидентов убили. Мне становилось все труднее сдерживать молодых членов ПНП от проявления ответного насилия.

Ситуация в Пакистане быстро становилась неуправляемой, отмечалось в редакционной статье февральского выпуска лондонского журнала «Саут». «Военные исчерпали все резервы доверия... Правительство теряет административное присутствие на территории страны. Его учреждения, армия, полиция, органы юстиции в стране, конечно, присутствуют, но вращаются, как волчки, каждое вокруг своей оси. Страна напряжена, раздроблена по партийно-фракционным, религиозно-приходским, местно-этническим признакам. Закон и правопорядок рухнули, страной фактически правят наркомафия и торговцы оружием.

Пакистан подошел к кромке анархии. Зия разрушал страну лучше, чем это сделал бы любой внешний враг. Время шло к обещанным в 1990 году всеобщим выборам, но все меньше народу верило, что выборы эти окажутся свободными и справедливыми.

Выборы в местные органы осенью 1987 года оказались гнусным фарсом. Сорок процентов кандидатов, противостоявших правящей «Мусульманской лиге», выбранные тайно первичными организациями, чтобы избежать дисквалификации, были отвергнуты правительственными чиновниками, боявшимися, что их отправят в отставку. Объявив о выборах, Зия почти сразу объявил о разрешении увольнять правительственных чиновников, прослуживших долее десяти лет продолжительности военного положения. Оставшимися 60 процентами мест бесстыдно манипулировали согласно заданным Зией директивам. Фальшивые списки голосования не только ни разу и нигде не исправляли, но и меняли не по одному разу вплоть до самого дня голосования. Перекраивали и границы избирательных участков, численностью жителей от 600 до 2600 человек, в зависимости от того, какое количество принесет победу «Мусульманской лиге», поддерживаемой режимом. Правила постоянно менялись. Последний срок отказа кандидата от участия в выборах сначала назначили на 19 ноября. Вечером 19 ноября его продлили до двадцать пятого — еще шесть дней для запугивания конкурентов, чтобы только объявить победу «Мусульманской лиги» за отсутствием иных кандидатов.