Избранное - Нора Георгиевна Адамян

о чем-то с врачом Лукьяновой, а Салтанов желал, чтоб его выигрышный ответ был услышан всеми.

— Давно работаете, говорю, на данном месте? — повторил свой вопрос Костюк.

— С момента окончания строительного института, — отчеканил Анатолий.

— Ладно, давай говори, — распорядился Костюк.

Анатолий говорил сдержанно, без лишних слов. Он просит разрешения отдать матери свою комнату в благоустроенном доме взамен ее жилплощади в старом деревянном здании барачного типа без всяких коммунальных удобств.

— А где сейчас проживает ваша матушка? — спросила Лукьянова.

Анатолий повернулся к матери, предоставляя ей самой ответить на этот вопрос.

— Я совершенно беззаконно, — с улыбкой сказала она, — живу в комнате у сына, не имея на то никаких административных прав.

— И давно вы так живете? — вмешалась Анна Васильевна.

Салтанова быстро взглянула на сына. Он ответил:

— Года три. С возрастом моей матери становилось все труднее топить дровяную печь, обходиться без ванной. Все прочие удобства во дворе.

Доктор Лукьянова кивнула головой.

— Вам известно, что этот дом подлежит сносу? Почему вы именно сейчас стали меняться? — спросил Колесников.

— Решение о сносе этого дома принято пять лет назад. Сперва мы действительно ждали этого. Но недавно мне стало известно, что он простоит еще три-четыре года.

— Откуда вам стало это известно? — задала вопрос Анна Васильевна.

— Я строитель. Планы застройки и реконструкции Москвы для нас не секрет.

Члены комиссии понимающе закивали головами.

— Мамаша на иждивении у вас? — спросил Костюк.

Женщина возмущенно вскинула голову. Она всю жизнь работала и получает пенсию. Не очень большую, но тем не менее ее вполне можно считать самостоятельным человеком.

— Я очень прошу вас разрешить обмен, — она обводила членов комиссии темными круглыми глазами и улыбалась. От улыбки на щеке у этой немолодой женщины дрожала глубокая ямка.

Александр Семенович повернулся к маленькому заснеженному окну.

— Вы не представляете, какие мы терпим неудобства каждый раз при счете за газ, за воду. Соседи очень приличные люди, но посудите сами: живет в квартире лишний, непрописанный человек. В конце концов это может привести к нежелательным конфликтам…

Анна Васильевна постучала карандашом.

— Еще вопросы есть?

— Сын у вас один? — пересиливая смущение, спросила Верочка Селина.

— Увы, единственный, — со вздохом ответила Салтанова.

Александр Семенович отвернулся от окна и встретился глазами с Анатолием. Тот смотрел на него пристально, точно говоря: «Ты мой сообщник, мой помощник, ведь так?»

«Ты плюгавый, ничтожный, — хотелось ответить Александру Семеновичу, — я бы тебя сейчас одним вопросом загнал в угол».

Салтанов отвел глаза.

— Можете идти, — отпустила посетителей Анна Васильевна, — ответ получите через три дня.

Салтановы откланялись. Анатолий снова взял мать под локоток.

— Что-то не так, — сказал Сердюк, — жили, жили и вдруг меняться задумали.

— А меня возмущает такая точка зрения, — вспыхнул Колесников, — я считаю вполне естественным, что сын передает матери лучшую комнату.

— Да не пойдет он сам жить в деревянный барак.

— А зачем нам надо, чтоб он жил в деревянном бараке? Пусть живут как жили, но матери будет спокойней.

— Конечно, — подтвердила Лукьянова, — в таком возрасте холодный туалет — это, знаете, не рекомендуется.

— Надо им сменить, — высказалась Верочка Селина, — раз человек так об матери душой болеет.

— Да, Анна Васильевна, — решительно заявил Воронов, — я тоже считаю, наши расчеты не должны идти так далеко, что, дескать, человек когда-то женится, придется ему дать бо́льшую площадь. Ну и пусть женится на здоровье. Ну и дадим. Для кого стараемся? Да он сам больше десяти лет Москву строит, а мы ему комнату пожалели.

— Проголосуем? — предложила Анна Васильевна. Все члены комиссии проголосовали за то, чтоб обмен Салтановым разрешить.

— Я остаюсь при своем мнении, — сухо заявила Анна Васильевна.

Это означало, что для окончательного решения дело пойдет в более высокую инстанцию. Принципиально оно могло считаться выигрышным. Мнение депутатской комиссии почти всегда было решающим. Если, конечно, Варламова не очень заартачится у Гущина.

Александр Семенович ушел к себе. Гале он пока ничего не скажет. Пусть все-таки решение сперва утвердят.

«Дурочка, цены себе не знает», — подумал он про Галю.

К концу дня Муся позвала его к Варламовой. Анна Васильевна надевала на голову пуховый платок.

— Подай-ка шубу, — неожиданно скомандовала она, — ухожу от вас до самого Нового года.

— Что так? — спросил Александр Семенович.

— Пироги печь буду. Сына женю. Свадьбу будем справлять.

Она улыбнулась, помолодела, и Александр Семенович сразу вспомнил голубоглазую, веселую Аннушку, которую знал много лет назад и давно забыл.

— Приходи тридцать первого на свадьбу, — позвала она, — за один раз и Новый год встретим. А в среду, прошу, поезжай вместо меня на прием к Гущину. Все дела я тут подготовила. В случае чего — позвонишь домой.

Александр Семенович посмотрел на стол. В пачке дел снова первой лежала папка с именем Салтанова.

«В рубашке ты родился, плюгавый», — подумал он и ответил:

— И у меня как раз дело к Гущину небольшое. Гуляй, Анна Васильевна, спокойно.

8

Гущин первым делом спросил:

— А под детский сад это помещение не подойдет?

— Я не знаю, — развел руками Александр Семенович.

— Очень нам в этом районе детский сад нужен. Хоть маленький.

Он стал звонить по телефону, требовал нормы для детских садов. Закрывая трубку ладонью, спрашивал:

— А кухня, кухня какая? Сколько метров?

— Откуда я знаю, — отбивался Александр Семенович.

— Есть кухня, — кричал в телефон Гущин.

Потом разочарованно откинулся на спинку кресла.

— Не получается детский сад. Не дотянули вы мне метров тридцать. Не постарались. А в общем, посмотреть надо. Я сейчас туда одного товарища направлю.

Он стал нашаривать кнопку звонка. Александр Семенович даже привстал с места, чтоб удержать Гущина.

— Это только одна сторона дела, Виктор Захарыч. А двухкомнатную квартиру Филатову?

— На однокомнатной помирится. Их же двое, говорите?

— Не помирится. Они привыкли просторно жить.

— А почему, собственно, он решил отдать квартиру?

— Не отдать, а поменять. Старикам пять комнат не нужно.

— Ну, люди в таких случаях как-то устраиваются. Самоуплотняются, сдают. За комнату в центре сорок рублей в месяц можно получить.

— Значит, не всем это нужно.

— Кто он такой?

— Учитель, пенсионер.

Виктор Захарович подумал:

— Что-то он на этом деле выгадывает. Какой-то у него интерес есть. С чего это человек восемьдесят метров отдает?

— Не восемьдесят, а сорок, сорок пять. Он ведь себе что-то получит.

— Вот, я думаю, тут собака и зарыта. Ему отдай квартирку в новом доме со всеми удобствами, а у него только слава, что восемьдесят метров. Знаю я эти старые дома. Комнаты все проходные, анфиладой, сто лет не ремонтировались.

— Виктор Захарович, что ты на меня-то кричишь?

— Я не кричу. А только ты вечно что-нибудь придумаешь. Не