Очерки советской экономической политики в 1965–1989 годах. Том 2 - Николай Александрович Митрохин

Поэтому, чтобы обойти нас, Рыжков стал самостоятельно принимать необходимые решения, выносить их на Политбюро. Там их принимали, не обсуждая. Я был категорически против того, чтобы трогать золотой резерв. Причем ведь были все возможности, чтобы в него не залезать. Но все равно 2 тыс. т за время «перестройки» куда-то ушло. Рыжков с Горбачевым профукали весь золотой запас страны, собираемый по крупицам советским народом в течение десятилетий![1279]

Министр финансов СССР Борис Гостев постфактум анализировал:

Коренного оздоровления финансового положения не произошло. Государственный бюджет остался дефицитным, расходы росли быстрее доходов. Усилились тенденции опережающего роста средней заработной платы по сравнению с ростом производительности труда. А это означало проедание национального дохода. Бюджетный дефицит, необоснованный рост доходов населения, отставание в развитии производства товаров народного потребления обусловили критический размер эмиссии денег, раскручивалась инфляция, начался процесс стихийного роста цен. Переполнение каналов денежного обращения привело к разрегулированию потребительского рынка, острому дефициту многих товаров народного потребления, к пустым полкам в магазинах. До крайне низкого уровня снизились товарные запасы в торговле и промышленности.

В чем же причина такого положения? Главное, что не удалось ускорить темпы экономического развития, добиться повышения эффективности в использовании материальных, трудовых и финансовых ресурсов. <…> Тяжелым грузом на экономику и финансы давили оборонные расходы, которые равнялись военным расходам США при меньшем почти в два раза национальном доходе.

Сказались и другие объективные и субъективные причины. 40 миллиардов рублей потеряли из-за резкого падения цен на нефть и газ на мировом рынке. Почти на такую же сумму упали доходы бюджета в связи со сверхплановым сокращением производства и реализации винно-водочной продукции. Борьба с пьянством и алкоголизмом — неотложное дело, без которого нарастала опасность деградации населения. Однако вместо исполнения принятого решения по постепенному сокращению производства винно-водочной продукции началось нездоровое соревнование местных партийных органов — кто быстрее укротит «зеленого змия», не задумываясь о компенсации «выпадающих» доходов государства. Огромных расходов потребовала ликвидация аварии в Чернобыле. Непродуманное раскручивание кооперативного движения на базе государственных предприятий, льготные кредиты и налоговые послабления для кооперативов послужили началом развала общественной собственности. Используя помещения и оборудование госпредприятий, многие дельцы неплохо «погрели руки», перекачивали прибыль через кооперативы для личного обогащения. Малейшее возражение по более сдержанному и продуманному развитию кооперативов воспринималось со стороны руководства Совмина чуть ли не как противодействие линии партии[1280].

Один из руководителей аппарата Совмина СССР Игорь Простяков вспоминает, что растрата бюджета, в первую очередь на переинвестирование в машиностроение и антиалкогольную кампанию, привела к «пробуксовке» экономических показателей и росту задолженности перед иностранными кредиторами уже в конце 1986 года[1281].

В целом постфактум Гостев, Деменцев и другие достаточно консервативные советские экономисты сходятся в одном (и солидарны с «рыночниками» Простяковым, Павловым и Гайдаром) — реформы изначально носили противоречивый характер. Первое и, возможно, самое важное противоречие было бюджетным. Невозможно было одновременно продолжать столь масштабные инвестиции в оборонную, аграрную сферу, строительство жилья — и тем более увеличивать их — и вместе с тем обрубать такой источник финансирования экономики, как алкоголь, отказаться от повышения цен на продовольственные товары и не учитывать критического падения доходов от продажи нефти и газа.

Банковская реформа

Как было сказано выше, одной из идей Юрия Андропова был банковский контроль за предприятиями, замещающий контроль Госплана. Эту идею мы находим в мемуарах бывшего главы Российской республиканской конторы Госбанка СССР Михаила Зотова, повествующего, что нечто подобное применительно к колхозам банк под его руководством сделал еще в 1960-е годы[1282]. Самого Зотова в 1973 году переместили в один из немногих специализированных советских банков — Стройбанк, чем он был крайне недоволен, считая это понижением[1283]. Основным занятием сотрудников этого банка было распределение средств, выделенных Госбанком на строительство, и проверка того, как они были потрачены, включая инспекцию объема и качества работ. При этом сам Зотов и члены его команды активно осваивали международный опыт ведения дел в банковской сфере, регулярно бывали за границей[1284]. Не исключено, что их знания на достаточно раннем этапе заинтересовали Андропова или членов его команды.

С другой стороны, еще в бытность Алексея Косыгина председателем Совета министров в аппарате ЦК КПСС активно обсуждалась идея создания большего количества специализированных банков, особенно банка, необходимого для финансирования и обслуживания промышленности. Очевидно, что эти идеи лоббировали те отрасли и представлявшие их отделы ЦК КПСС, которые были недовольны приоритетами Госбанка в обслуживании особо крупных клиентов либо намеревались заполучить контроль над финансами в свои руки. Финансовому блоку правительства и председателю Госплана СССР Николаю Байбакову в течение длительного времени удавалось подавлять подобную активность. Они придумали удачный (для себя) ход, предлагая для этих целей преобразовать уже имеющийся Стройбанк. Однако тот был тесно связан с мощной строительной отраслью и курировался зампредом Совета министров СССР по строительству (сначала влиятельным Игнатием Новиковым, потом чуть менее значимым Юрием Баталиным), которые, разумеется, не хотели выпускать его из-под контроля и торпедировали все дальнейшие обсуждения[1285].

С приходом Рыжкова на пост председателя Совета министров идее был вновь дан ход по записке Зотова. Слабым и неуверенным в себе премьером откровенно манипулировали разные политические силы, в том числе (по мнению первого заместителя министра финансов Виктора Деменцева) секретари ЦК, курировавшие промышленность и публично заявлявшие о необходимости иметь свой банк для кредитования[1286]. Очевидно, что Деменцев имеет в виду в первую очередь Владимира Долгих — кому, как не этому доверенному лицу Андропова, было развивать эту полезную для его сферы идею покойного шефа. На фоне резкого увеличения финансирования промышленности в рамках «ускорения» было абсолютно понятно стремление Долгих да и Зайкова не упустить из рук выбитые из бюджета финансы, тем более что сами финансисты из Минфина и Госбанка признавались (см. часть 2), что манипулировали их частью для своих тактических и стратегических задач. Это было известно как минимум «оборонщикам». Да и в целом жесткая политика Гарбузова в отношении министров-просителей, повторяемая как минимум частью его команды, многим должна была казаться оскорбительной и вызывать жалобы.

23 июня 1986 года на заседании Совета министров было дано поручение о разработке документов кардинальной реформы советской банковской системы[1287]. Несмотря на сопротивление Минфина и Госбанка, 17 июля 1987 года было принято постановление ЦК КПСС и Совета министров «О совершенствовании системы банков в стране и усилении их воздействия на повышение эффективности экономики», которое дало ей старт.

Проводимая согласно постановлению реформа заключалась в создании специализированных отраслевых банков: Промстройбанк, преобразованный