Очерки советской экономической политики в 1965–1989 годах. Том 2 - Николай Александрович Митрохин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Против нее, по утверждению Павлова, выступил Экономический отдел, подчиняющийся Слюнькову, о сотрудниках которого мемуарист говорит в духе многих государственных чиновников:
разумеется, многим цековским финансистам эти практические взаимозависимости… были попросту неизвестны[1263].
Как уже говорилось выше, это обычное обесценивание оппонентов, поскольку в финансовом секторе Экономического отдела, готовившего для Слюнькова оценки документов Минфина и Госбанка, работали преимущественно бывшие сотрудники этих ведомств.
По стенограмме совещания у Павлова 18 марта 1988 года на самом деле видно, что профильный секретарь ЦК КПСС Слюньков целиком поддерживает повышение розничных цен, а Борис Гостев (на тот момент министр финансов СССР) выступает решительным противником повышения и лоббистом интересов слабых сельских хозяйств[1264]. Еще одним активным противником повышения был Владимир Долгих[1265]. Вполне возможно, что Долгих, Гостев и некоторые его единомышленники из Отдела плановых и финансовых органов ЦК КПСС, к тому моменту достигшие пика в карьере и занявшие высокие государственные посты, и напугали Горбачева «немедленным скачком розничных цен» после повышения «оптовых», хотя между этими событиями предполагался значительный временной лаг, обусловленный к тому же директивнымии возможностями ценообразования в СССР.
Сам Горбачев в мемуарах пишет, что это была
пухлая пачка многословных, но не слишком ясных документов, по ряду позиций идущих вразрез с замыслом реформы[1266].
Здесь легко занять монетаристскую позицию, учитывая опыт успешных гайдаровских реформ, которые изъяли денежный навес, но позволили потребительским товарам попасть на прилавки. Вместе с тем весьма вероятно, что Гостев и Долгих лучше понимали существующие экономические реалии и были правы в том, что любые повышения скажутся на населении быстрее и тяжелее, чем думали их инициаторы. И если повышение цены на хлеб действительно обсуждалось в пределах 200 %, как о том писал Деменцев (см. параграф «Экономический популизм „команды Андропова“»), или Павлов всерьез предлагал повысить цены на продовольствие в среднем в 2,4 раза (то есть на 240 %), то какой угодно политик крепко задумался бы над своими политическими перспективами. Гайдар впоследствии называл свое правительство, пошедшее на либерализацию цен, «правительством камикадзе». Но Горбачев камикадзе точно не был.
В любом случае несмотря на то, что Павлов неоднократно выступал на заседаниях Политбюро по данному вопросу, ни Горбачев, ни Рыжков как председатель Совета министров СССР так и не решились из общеполитических соображений подписать директивный документ о прямом старте реформы и новых прейскурантах[1267]. Горбачев позже объяснял все это тем, что чиновники затянули ситуацию, информация попала в СМИ, радикальные публицисты-экономисты начали ее раскручивать и «за считаные недели» тема стала общественно неприемлемой и дискредитирующей намечаемые реформы[1268]. Так или иначе, он побоялся идти на острый конфликт с обществом и в результате прейскуранты были отозваны с мест[1269]. Более того,
29 октября 1988 года Политбюро по предложению отделов ЦК приняло постановление о положении дел с розничными ценами и тарифами на услуги, оказываемые населению, осудив практику необоснованного их завышения[1270].
Инфляция и исчезновение товаров с прилавков
Тем временем Николай Гаретовский, ставший в августе 1987 года главой Госбанка СССР, фиксировал:
продолжал увеличиваться разрыв между денежными доходами и расходами населения. В 1986–1988 годах среднегодовые приросты составили: денежные доходы населения 5,5 %, а розничного товарооборота — 4,2 %[1271].
Попытки Рыжкова вернуться к этим вопросам в 1989 году и провести отдельно повышение цен на хлеб, отдельно реформирование оптовых цен имели относительный успех. Новые цены подвергались активной критике и депутатского корпуса, и отраслевых лоббистов. Последние пробили возможность повышения цен на свою продукцию и тем обессмыслили реформу, получая огромные прибыли и раскручивая спираль инфляции[1272].
Раскрутка инфляции обуславливалась и стремительным ростом эмиссии.
Если в XI пятилетке (в первой половине 1980-х. — Н. М.) эмиссия в среднем за год составляла 3,6 млрд рублей, то в 1987 г. она возросла до 5,9 млрд, в 1988 г. — до 11,7, а в 1989 г. — до 18 млрд рублей[1273].
По данным Егора Гайдара эмиссия денег составляла в 1986 году 3,9 млрд рублей. Излишек наличных денег в обращении составлял на 1 января 1986 года 29 млрд рублей, на 1 января 1988 года уже 35 млрд. При этом Министерство финансов и Госкомстат оценивали дефицит государственного бюджета СССР за 1985 год в 18 млрд рублей, но уже к в 1988 году он достиг 90,1 млрд. Размер государственного долга на начало 1989 года составлял 312,4 млрд рублей, а к концу 1989 года достиг 400 млрд рублей. При этом, например, 65 млрд рублей из Госбанка, взятые в свою очередь со счетов населения в Сбербанке, были потрачены на отложенные аж до 2005 года кредиты сельскому хозяйству. Но это все не помешало правительству запланировать бюджетный дефицит на 1989 год на 10 % выше 1988 года[1274].
И хотя номинальный рост цен составлял всего 2–2,5 % в год, инфляция выражалась в стремительном исчезновении товаров с полок магазинов[1275].
Министр торговли СССР Кондрат Терех занял этот пост в 1986 году, будучи одним из выдвиженцев Слюнькова, и оказался в «боевых условиях».
Главная беда — страшная разбалансированность товарных ресурсов в торговле. Объемы производства товаров народного потребления были гораздо ниже огромной денежной массы. Покупатели мгновенно расхватывали товар на прилавках магазинов. Началась неразбериха с союзными поставками, некоторые республики, в частности Украина, прекратили отгрузку мяса, молока Москве, Ленинграду, военному ведомству. В самой столице картина была вообще удручающей. Сотни тысяч жителей почти со всей Центральной России ежедневно буквально штурмовали продовольственные магазины[1276].
В 1985 году СССР экспортировал на Запад на четверть меньше нефти, чем в 1984-м, но при этом продолжал почти в прежнем объеме обеспечивать потребности соцстран, которым поставлялось в 2 с лишним раза больше нефти, чем капиталистическим[1277]. Затем наступил спад и в добыче. В 1988 году было добыто 624,3 млн тонн, в 1989-м — 607,2, в 1990-м — 570 млн[1278].
Пришлось отправлять на продажу все, что имелось в «закромах Родины» и накапливалось в резервах в течение десятилетий.
Глава Госбанка СССР Виктор Деменцев говорил в интервью:
Предложил продать золотой запас. Правом подписи на вывоз золота из страны в начале 1980-х годов обладали два человека — я и Гарбузов.
