По светлому следу (сб.) - Томан Николай Владимирович

Сергей Сергеевич Сидоров, прищурив голубые глаза, задумчиво смотрел на узкое окошко под потолком землянки. Косые лучи заходящего солнца покрывали пыльное стекло его оранжевыми бликами.

– Политическая обстановка в настоящий момент довольно сложная, – заметил подполковник. – Нацистские лидеры с момента злополучного визита Рудольфа Гесса 10 мая 1941 года в Шотландию все еще не теряют надежды на заключение сепаратного мира с англичанами и американцами. Сейчас вопрос этот волнует их больше, чем когда-нибудь.

– Ну, а как же союзнички наши на это реагируют?

Подполковник скомкал папиросу и бросил в пепельницу.

– Сторонников сепаратного мира с Германией среди них хватает, – ответил он, поправляя светлые, аккуратно подстриженные усики. – Осенью 1941 и 1943, без нашего ведома, в Португалии и Швейцарии они уже пытались сговориться с немецкими эмиссарами. А начальник американской разведывательной службы Аллен Даллес совсем недавно встречался в Швейцарии с князем Гогенлоэ. Князь этот, как известно, пользуется большим влиянием в Германии.

– Но не по собственной же инициативе этот Даллес действует? – спросил Ратников.

– Конечно, не только по собственной. В этом деловые круги Америки очень заинтересованы. Они до сих пор еще находятся в тайных картельных соглашениях с гитлеровской Германией и многими нитями связаны с немецкими стальными трестами и особенно с гигантским химическим концерном «И. Г. Фарбениндустри». Дело ведь дошло до того, что в 1942 году специальная комиссия по обследованию состояния национальной обороны Америки открыто вынуждена была обвинить одну из крупных сталелитейных компаний Америки и нефтяную компанию «Стандард ойл» в государственной измене.

– Если вспомнить, чему учили нас Маркс, Энгельс и Ленин, чему учит товарищ Сталин, – заметил Ратников, – то удивительного для нас тут ничего не должно быть.

– А мы и не удивляемся, – усмехнулся Сергей Сергеевич. – Мы только всегда имеем это в виду. Удивительно разве, например, то, что именно Аллен Даллес так хлопочет о сепаратном мире с Германией. Достаточно знать для этого, что Ален Даллес был в свое время директором и юрисконсультом англо-американо-немецкого банка Шредера «Лондон – Гамбург – Кельн». Банк этот, как известно, финансировал нацистскую партию с самого момента ее зарождения и помог ей притти к власти. Вот ведь почему Даллес так усердно выполняет волю реакционных кругов Америки. При этом, с одной стороны, он старается добиться наиболее выгодных условий сепаратного мира с Германией, а с другой стороны, всячески ослабить Советский Союз и задержать всеми правдами и неправдами наше продвижение на запад. Неудивительно после этого, что агентами Управления стратегических служб все чаще предпринимаются попытки открыть нацистам некоторые военные планы нашего командования.

Сергей Сергеевич посмотрел на часы, взял фуражку со стола и торопливо поднялся.

– Ну, мне пора, – сказал он, протягивая руку майору Ратникову. – А вы продолжайте быть с этим Гэмпом начеку и вообще усильте бдительность во всех ваших подразделениях. Мы, конечно, тоже этим субъектом занимаемся, но сообща скорее достигнем цели.

Как только подполковник Сидоров вышел, Ратников вызвал дежурного и приказал собрать в свою землянку всех штабных офицеров. До поздней ночи сидел с ними майор за разработкой предстоящей операции по форсированию реки. В два часа, отпустив всех отдыхать, Ратников хотел было и сам лечь, так как почти не спал уже две ночи, но вспомнил вдруг что-то и, набросив на плечи шинель, вышел из землянки.

В лесу было свежо. Сквозь ветви деревьев поблескивали неяркие звезды – ночь была лунная. Легкий ветерок приносил крепкий запах свежесрубленных сосен. Попахивало дымком полевой кухни. У входа в штабные землянки мерно ходил часовой. Майор постоял немного, прислушиваясь к ленивому треску пулеметов на переднем крае да отдаленному гулу артналета где-то на левом фланге фронта, закурил папиросу и пошел в соседнюю землянку.

В землянке тускло горела коптилка, сооруженная из артиллерийской гильзы. В свете ее майор с трудом различил сержанта Чутко, склонившегося над рацией. Рядом на двух сдвинутых вместе столах, укрывшись шинелью, спал сержант Мгеладзе. Обернувшись на звук шагов Ратникова, Чуенко выпрямился.

– Почему не спите, Чуенко? – спросил майор.

– Эфир контролирую, – смущенно ответил радист.

– По какой причине?

– Американца нашего шукаю. Здаеться мени, що рация на его «летающей фортэции» також добрэ працюе, як и наша. До нас той амэриканэць, мабуть, зовсим за иншим ходит. Розумиетэ?

– Розумию, розумию, Петро! – рассмеялся Ратников. – Я по-украински добрэ розумию.

– Та я нэ про тэ! – махнул рукой Чуенко. – Цэ я знаю, що вы по-украинськи добрэ роэумиетэ. Я про амэрыканця.

– Ах, про амэрыканця! – снова засмеялся Ратников. – Про амэриканця тэж розумию. Ну, а скажи мне, пожалуйста, Мгеладзе чего же здесь расположился? – уже серьезно спросил майор, кивнув в сторону безмятежно храпевшего на столе сержанта.

– На той выпадок, товарищ майор, – ответил Чуенко, поправляя сползшую полу шинели на Мгеладзе, – якщо в эфире выуджу я англиську мову.

– Ну, что ж, пожалуй, это не лишнее, – подумав, согласился Ратников. – А удалось уже хоть что-нибудь выудить?

– Е кое що. Одно слово «инглаул» повторяе хтось. Позывной, мабуть.

– Инглаул – это филин по-английски, – объяснил майор.

– Та я вже пытав о том Мгеладзе. Знаю теперь.

– Похоже, что в самом деле это позывной, – задумчиво произнес Ратников. – А на какой волне ты этого «филина» выловил? На той, что Гэмп разговаривал?

– Ни. Делений на дэсять левее.

– Ну, добрэ, Петро, следи хорошенько за этой волной, дело может оказаться серьезным.

– Та хибаж я цього нэ розумию?

Радист вдруг торопливо нагнулся над рацией и стал настраиваться, осторожно поворачивая регулятор громкости то вправо, то влево.

– Ось, чуетэ? – шопотом произнес он.

Сквозь легкое потрескивание динамика майор Ратников отчетливо слышал теперь монотонный голос, методически повторявший: «Инглаул… инглаул… инглаул…»

Ратников торопливо подошел к телефону и взял трубку.

– Соедините меня с хозяйством Егорова, – приказал он связистке.

В телефонной трубке послышались щелчки переключаемых контактов, низкий вибрирующий шум индуктивных токов и затем знакомый голос начальника контрразведки Егорова.

– Из большого хозяйства Куличева говорят, – ответил ему майор Ратников.

Куличев был старшим инженерным начальником в армии, а большими хозяйствами его были инженерные бригады. Егоров, хорошо знавший это, без труда понял Ратникова и спросил только:

– Кузнечики?

– Так точно, – подтвердил Ратников, так как и он понял, что имел в виду Егоров под словом «кузнечики». Фамилия командира бригады была ведь Ковалев, а слово «коваль» переводилось на русский с украинского, как «кузнец».

– Ну, что там у вас новенького? – спросил Егоров.

– Эфирное создание подает голос, – ответил Ратников.

– Мы тоже, знаете ли, любим прислушиваться к голосу ночных птичек, – засмеялся Егоров.

– Понял вас, – отозвался Ратников, которому теперь ясно стало, что и в контрразведке поймали, значит, позывной «инглаул», означавший в переводе ночную птицу – филина.

– Не буду вам мешать в приятном вашем занятии, – продолжал Егоров. – Услышите что-нибудь поинтереснее, поделитесь впечатлением.

Майор Ратников положил трубку и с удовольствием потер руки. По веселому голосу Егорова он догадался, что контрразведчики не только поймали позывной «филин», но, видимо, уже запеленговали местонахождение передающей его радиостанции.

Чуенко, склонившись над рацией, все еще прислушивался к чему-то.

– Ну, что там? – спросил его Ратников.

– Здаеться, що связь с тем «филином» установилась.

Майор присел на деревянную скамью и тоже стал прислушиваться. Сначала ничего, кроме далеких грозовых разрядов, он не услышал, но вскоре хрипловатый голос стал медленно произносить группы цифр: «уан хандрэд энд фифтин, уан хандрэд энд туэнти-файв, ту хандрэд энд сиксти-эйт…»