Том 7. Последние дни - Михаил Булгаков

Пушкина (шепотом). Как вы осмелились? Как вы проникли? Сию же минуту покиньте мой дом. Какая дерзость! Я приказываю вам.

Дантес (говорит с сильным акцентом, иногда коверкая слова). Вы забыли в санях ваши перчатки. Я боялся, что завтра озябнут ваши руки, и я вернулся. (Кладет перчатки на фортепиано, прикладывает руку к шлему и поворачивается, чтобы уйти.)

Пушкина (шепотом). Вы сознаете ли опасность, которой вы меня подвергли? Он за дверьми. (Подбегает к двери кабинета, бесшумно поворачивает ключ, [закрывает портьерой дверь].) На что вы рассчитывали, когда входили? А если бы в гостиной был он? Ведь это же смерть!

Дантес. Chaque inseant de la vie est un pas vers la mort.[115] Слуга сказал мне, что он спит, и я вошел…

Пушкина. Он не потерпит, он убьет меня.

Дантес. Из всех африканцев сей, полагаю, самый кровожадный. Но не тревожьте себя, он убьет меня, а не вас.

Пушкина. У меня темно в глазах. Что будет со мною?

Дантес. Успокойтесь, ничего не случится с вами. Меня же положат на лафет и отвезут на кладбище. И так же будет буря, и в мире ничего не изменится.

Пушкина. Я заклинаю вас всем, что у вас есть дорогого, покиньте дом.

Дантес. У меня нет ничего дорогого на свете, кроме вас. Не заклинайте меня.

Пушкина. Уйдите.

Дантес. Ах, нет. Вы причина того, что совершаются безумства. Вы не хотите выслушать меня. А между тем есть величайшей важности дело, которое вам надлежит выслушать. (Пауза) Там… Да?…иные страны. Скажите мне только одно слово — да, и мы бежим.

Пушкина. И это говорите вы? Месяц тому назад женившись на Екатерине, на моей сестре? Ваши поступки не делают вам чести, барон. Ох, нет… не делают… Грех вам… Вы и преступны, вы и безумны!

Дантес. Я женился на ней из-за вас. Да, я совершил преступление. Бежим!

Пушкина. У меня дети.

Дантес. Забудьте.

Пушкина. О, ни за что!

Дантес. Я постучу к нему в дверь.

Пушкина. О, жестокая мука. Не смейте! Неужели вам нужна моя гибель?

Дантес целует Пушкину.

Зачем, зачем вы появились на нашем пути? Вы заставили меня и лгать и вечно трепетать… Ни ночью сна, ни днем покою…

Часы бьют полночь.

Боже мой, уходите!

Дантес. Придите еще раз к Идалии, нам необходимо поговорить.

Пушкина. Завтра на балу у Воронцовой, после котильона, подойдите ко мне.

Дантес прикладывает руку к шлему, поворачивается и уходит.

(Крестится, прислушивается.) Скажет Никита или не скажет? Нет, не скажет, ни за что не скажет. О, горькая отрава… (Подбегает к окну гостиной, смотрит в него, еще раз крестится, потом подбегает к двери кабинета, прикладывает ухо, слушает, поворачивает ключ, отдергивает портьеру, задувает свечи и выходит через дверь, ведущую во внутренние комнаты.)

Через некоторое время ручка в дверях кабинета поворачивается, возникает полоска света, дверь приоткрывается, полоска света расширяется. Потом тьма…

…Зимний день. Столовая в квартире Салтыкова. Рядом библиотека с массою книг. Из библиотеки открыта дверь, в которую видна часть гостиной. В столовой накрыт завтрак. Филат стоит у дверей.

Кукольник. Разрешите, Александра Сергеевна, представить вам нашего лучшего поэта отечественного, Владимира Григорьевича Бенедиктова. Истинный светоч и талант!

Бенедиктов (скромный человек в вицмундире). Ах, Нестор Васильевич!

Кукольник. Господа офицеры, поддержите меня! Вы высоко цените его творчество.

Преображенцы, сыновья Салтыкова, улыбаются.

Салтыкова. Enchantee de vous voir…[116] Очень рада вас видеть. Сергей Васильевич очень, очень любит наших литераторов.

Следом за Бенедиктовым к руке Салтыковой подходит князь Долгоруков.

Очень рада вас видеть, князь Петр Владимирович.

Из дверей гостиной через библиотеку в столовую проходит Богомазов.

Богомазов. Александра Сергеевна! (Подходит к руке Салтыковой.) А почтеннейшего Сергея Васильевича еще нет, я вижу?

Салтыкова. Он тотчас будет, просил извинить. Очень, очень рада, господа.

Богомазов (Долгорукову). Здравствуйте, князь.

Долгоруков. Здравствуйте.

Богомазов (Кукольнику). Был вчера на театре, видел вашу пиэсу. Истинное наслаждение! Позвольте поздравить вас и облобызать! Публики — яблоку негде упасть! Многая, многая лета, Нестор Васильевич!

Филат. Сергей Васильевич приехали.

Кукольник (тихо, Бенедиктову). Ну, брат, насмотришься сейчас! Оригинал!

Филат открывает широко двери, и появляется Салтыков. Он в цилиндре, в шубе, с тростью и с громадным фолиантом под мышкой. Входит в комнату, сильно стуча тростью, ни на кого не глядя, подходит к Филату, у которого в руках поднос. Бенедиктов кланяется Салтыкову, но поклон его попадает в пустое пространство. Кукольник дергает Бенедиктова, подмигивает ему. Долгоруков и Богомазов смотрят в потолок, делая вид, что не замечают Салтыкова. Филат наливает чарочку водки. Салтыков окидывает невидящим взором группу гостей, выпивает, закусывает кусочком черного хлеба, прищуривается. Преображенцы улыбаются.

Салтыков (сам себе). Да-с! Секундус парс! Секундус! (Смеется сатанинском смехом и уходит.)

Бенедиктов, побледнев, смотрит на Кукольника.

Кукольник. Это он называет своим инкогнито…

Салтыкова. Mon man…

Кукольник. Александра Сергеевна, не извольте беспокоиться! Знаем, знаем! На отечественном языке говорите, Александра Сергеевна. Вы услышите, как звучит этот язык в устах поэта!

Салтыкова (Бенедиктову). Мой муж — страшнейший чудак… Я надеюсь, что это не помешает вам чувствовать себя у нас без церемоний.

В столовую входит Салтыков. Он без цилиндра, без шубы, без трости, но по-прежнему с фолиантом. Все обращают к нему оживленные лица. Богомазов кланяется.

Салтыков (поднимает палец). А-а-а-а! Очень рад! (Стучит пальцем по фолианту.) Сикундус парс! Секундус! Преднамеренная опечатка. Корпус юрис романи[117]. Эльзевир! (Преображенцам.) Здравствуйте, сыновья!

Преображенцы улыбаются.

Богомазов. Позвольте поглядеть, Сергей Васильевич!

Салтыков. Назад!

Салтыкова. Serge!

Салтыков. Книги не для того печатаются, чтобы их руками трогать. (Ставит книгу на камин. Обращается к Салтыковой.) Ежели ты только ее тронешь!

Салтыкова. И не подумаю, и не надобно мне.

Салтыков. Филат, водки! Прошу.

Гости подходят, пьют и закусывают.

Салтыкова. Прошу за стол.

Усаживаются. Филат подает блюдо.

Салтыков (глядя на руку Кукольника). Вас можно поздравить?

Кукольник. Да-с, государь император пожаловал за пьесу мою «Рука Всевышнего…»

Долгоруков. Вас наградила.

Салтыков. Неважный перстенек!

Кукольник. Сергей Васильевич!

Салтыков. По поводу сего перстня вспоминается мне следующее… Филат. Что это на камине?

Филат. Книга-с.

Салтыков. Не ходи возле нее.

Филат. Слушаю-с.

Салтыков. Да, вспоминается мне… в бытность мою молодым человеком, император Павел пожаловал мне звезду Андрея Первозванного, усеянную алмазами необыкновенной величины…

Преображенцы косятся на Салтыкова.

…а такой перстень я и сам могу себе купить за двести рублей или за полтораста.