Достопочтенный школяр - Джон Kappe

В аэропорту Джерри выбросил вальтер в мусорное ведро и в последний миг, подмазав кого надо, попал на самолет, летевший в Сайгон, – истинное место его назначения. Взлетая, он подумал: интересно, кто проживет дольше – я сам или этот город?

Что касается Люка, то он вылетел в Бангкок, сжимая в кармане ключ от гонконгской квартиры Джерри-точнее, от квартиры Ганса Призывающего Смерть. Судьба распорядилась так, что ему пришлось лететь под именем Джерри, потому что Джерри значился в списке пассажиров, а все остальные места были заняты. В Бангкоке он попал на поспешно созванное совещание бюро, на котором все находившиеся в регионе сотрудники журнала были распиханы по разным углам рассыпающегося вьетнамского фронта. Люку достались Хюэ и Дананг, поэтому на следующий день он тоже вылетел в Сайгон, откуда дневным рейсом должен был отправиться на север.

Вопреки слухам, в Сайгоне они не встречались.

Не встречались они и во время поездки на север.

В последний раз они виделись в тот вечер в Пномпене, когда Джерри наорал на Люка, а тот обиделся. Таковы факты – вещь, которую, как известно, в дальнейшем очень трудно обойти стороной.

РИКАРДО

Впервые на протяжении всей этой истории Джорджу Смайли было так тяжело сохранять спокойствие, стоя за спиной главных действующих лиц. У всех в Цирке нервы были натянуты до предела Убийственное ничегонеделание и приступы лихорадки, о которых неизменно предупреждали в Саррате, слились воедино. День, не приносивший важных новостей из Гонконга, лишь продлевал агонию. Длинное донесение Джерри было изучено самым доскональным образом и признано сначала сомнительным, а потом невротичным. Почему он не нажал на Маршалла посильнее? Почему не вызвал еще раз русского призрака? Нужно было с пристрастием допросить Чарли о «золотой жиле», нужно было продолжить разговор о Тиу с того места, где они остановились. Разве он забыл, что его главная задача – вселять тревогу и уже только потом добывать информацию? А что касается одержимости этой его дочерью – Боже всемогущий, разве он не знает, во что обходится каждое слово в донесении? (Похоже, все забыли, что по счетам в этом деле платят Кузены.) И что это значит – не вести больше дел со служащими британского посольства, выступающими в качестве доверенных лиц отсутствующего резидента Цирка? Верно, на линии связи произошла задержка, и донесение поступило через Кузенов с опозданием. Но ведь Джерри все-таки следил за Чарли Маршаллом, разве не так? В обязанности оперативного агента никоим образом не входит указывать Лондону, что ему делать, а что нет. «Домоправители», заключившие с ним контракт, намеревались по возвращении дать ему хороший нагоняй.

Но извне на Цирк оказывалось гораздо более жестокое давление. Колониальный отдел под руководством Уилбрахема не сидел сложа руки, да и Комиссия по определению разведывательной политики, совершив пугающий поворот на сто восемьдесят градусов, решила, что губернатор Гонконга должен быть непременно и как можно скорее поставлен в известность об этом деле. Всерьез поговаривали о том, чтобы под благовидным предлогом вызвать его в Лондон. Паника нарастала еще и потому, что Ко снова был принят в Доме правительства Губернатор пригласил его на неофициальный ужин, один из тех, какие устраивают для влиятельных китайцев, чтобы те с глазу на глаз высказали свое мнение.

С другой стороны, Сол Эндерби и сторонники «жесткой линии» придерживались прямо противоположного мнения: «К черту губернатора. Расширить партнерство с Кузенами до конца, и немедленно». Джордж должен сегодня же идти к Мартелло, говорил Эндерби, выложить все начистоту и просить их взять на себя последнюю фазу операции. Пора прекратить играть в прятки относительно Нельсона, признать, что все наши возможности исчерпаны, и пусть американцы сами вычисляют, какие выгоды они смогут из этого извлечь; а если они сумеют благополучно завершить это дело, тем лучше: пусть назло недругам требуют признания своих заслуг на Капитолийском холме Этот щедрый и своевременный жест, совершенный в самый разгар поражения во Вьетнаме, приведет, по утверждению Эндерби, к тому, что две разведывательные службы на долгие годы станут надежными партнерами. Этот взгляд разделял и Лейкон, правда, как всегда, он не говорил об этом прямо. Попав под перекрестный огонь, Смайли обнаружил, что заработал две прямо противоположные репутации. Команда Уилбрахема заклеймила его как противника колониальной политики и защитника американских интересов, а люди Эндерби обвиняли его в ультраконсерватизме при налаживании контактов особой важности. Смайли, однако, не оставляла более серьезная мысль: у него создалось впечатление, что отголоски скандала окольными путями дошли до ушей Мартелло и тот сумеет извлечь из них выгоду. Например, источники Молли Микин сообщали о том, что Эндерби и Мартелло установили тесные контакты на личном уровне и связаны они не только с тем, что их дети вместе учатся в лицее в Южном Кенсингтоне. Эти двое взяли обыкновение вместе уезжать на выходные на рыбалку в Шотландию, где Эндерби владел небольшим озером. Мартелло обеспечивал самолет, говорили шутники, а Эндерби обеспечивал рыбу. Смайли, как всегда не от мира сего, постепенно узнавал то, что все остальные знали с самого начала и думали, что он тоже знает. Третья и последняя жена Эндерби была американкой, богатой американкой. До свадьбы она считалась заметной величиной в светской жизни Вашингтона и с определенным успехом завоевывала такое же положение в Лондоне.

Но подспудная причина для волнений была у всех одна.

В том, что касалось Ко, по большому счету не происходило ничего. Мало того, оперативной информации поступало все меньше. Каждый день в десять часов Смайли и Гиллем являлись во Флигель и каждый раз уходили все более расстроенными. Домашние телефоны и Тиу, и Лиззи Уэрдингтон прослушивались. Магнитофонные ленты проверялись на месте и переправлялись в Лондон для дальнейшей обработки. Джерри устроил допрос Чарли Маршаллу в среду. А уже в пятницу Чарли оправился от потрясения, позвонил из Бангкока Тиу и начал изливать душу, Тиу послушал его секунд тридцать и резко оборвал, дав указание «снова связаться с Гарри прямо сейчас». Это указание привело всех в замешательство: никто не знал никакого Гарри. В субботу же все пришло в движение: «жучок», прослушивавший домашний телефон Ко, обнаружил, что тот отменяет традиционную воскресную игру в гольф с мистером Арпего. Ко ссылался на неотложное деловое свидание. Вот оно! Началось! На следующий день с согласия Смайли гонконгская служба Кузенов для наблюдения приставила к «роллс-ройсу» Ко автофургон, два автомобиля и «хонду». Они следили за ним с той минуты, как он въехал в город. Что за сверхважная тайная встреча должна была состояться в воскресенье в полшестого утра, чтобы ради нее Ко отменил еженедельную игру в гольф? Ответ оказался прост: он нанес визит своему прорицателю, почтенному старцу, уроженцу Сватоу. Тот принимал в обшарпанном храме на боковой улочке неподалеку от Голливуд-роуд. Ко провел у него больше часа, а затем вернулся домой. Ретивый юноша в одном из фургонов Кузенов на протяжении всей встречи старательно нацеливал на окно микрофон направленного действия, но, если не считать транспортного шума, единственными звуками, какие ему удалось записать, было кудахтанье кур в курятнике старика. В Цирк срочно вызвали ди Салиса. По какой такой причине человек, а в особенности миллионер, может отправиться к прорицателю в шесть утра?

Их недоумение привело ди Салиса в восторг. Он радостно взъерошил волосы. Человек такого высокого положения, как Ко, естественно, желает посетить прорицателя первым, рано утром, пока ум великого человека незамутненно воспринимает откровения духов.

После этого пять недель не происходило ничего. Ровным счетом ничего. Проверка почты и прослушивание телефонов регулярно поставляли вагоны неудобоваримого сырья, после обработки которого не удавалось извлечь ни одной полезной ниточки. Тем временем приближался установленный Управлением по борьбе с наркотиками окончательный срок, и тогда Ко станет добычей всякого, кому первому удастся обнаружить что-нибудь против него.

Но Смайли не вешал нос. Он отвергал все обвинения по поводу манеры вести дело, и Джерри, и своей собственной. Дерево потрясли как следует, утверждал он, Ко бежит сломя голову, время покажет, что они правы. Он сопротивлялся всем попыткам вызвать его на решительные жесты в сторону Мартелло и упорно придерживался условий договора, приведенных в письме, копия которого была отдана на хранение Лейкону. Он также отказывался (что дозволялось уставом) обсуждать движущие силы операции, будь то силы Божьи, доводы логики или, точнее, побудительные мотивы самого Ко, за исключением случаев, когда дело касалось вопросов протокола или выдачи мандатов. Он хорошо знал, что такие разговоры, стоит только их начать, обеспечат сомневающихся свежей порцией боеприпасов против него.