Страждущий веры (СИ) - Светлана Гольшанская

Небо на западе чуть посветлело, из непроглядно-чёрного стало тёмно-синим, звёзды таяли на глазах, оставляя лишь бледное око луны следить за нами. Погода была ясная и безветренная. Мороз уже не крепчал. Скрипел под копытами снег. Пахло им же, чистейшим и свежим, с едва заметной примесью тёплой терпкости конских шкур. Умиротворённо. Спокойно.

Глаза настолько привыкли к сумраку, что уже с лёгкостью отличали очертания предметов по оттенкам серого на фоне белого снега и чёрного неба. Вскоре показалось заледенелое море — ровная гладь с вспучившимися гребнями волн. Застыли, как по волшебству, до самой весны.

Хотя Хорхор уверял, что лёд наморозило толстый, Асгрим предпочёл не рисковать. Мы растянулись тонкой цепочкой по одному и медленно ступали по узкому зимнику. Держались друг от друга на почтительном расстоянии, боясь угодить в полынью. И они тут действительно были. Вдалеке мы видели, как возле чёрной лужицы притаился белый медведь. Асгрим говорил, что, наверное, нерпу поджидает, морского пса. Я думала, так бывалых моряков называют, но оказалось, что и животное такое есть. Плохо представляю, как выглядит собака, живущая в море. Асгрим посмеялся над моим затруднением и пояснил, что они мало похожи на собак, с выглаженной водой шкурой и ластами вместо ног. Просто лают сходно. Обещал, что покажет. Чуть позже мы заметили ещё одну лужицу, из которой выпрыгивали несуразные беспёрые птицы с кругленькими белыми животами. Странные здесь животные, странная природа, чем дальше — тем страннее. Хотя, учитывая, что они приспособлены к такой мерзлоте… всё равно странные.

Переход затянулся. Асгрим не хотел делать привал, пока мы не будем в Хельхейме. И мы шли, а в небе уже зажигались мерцающие огоньки звёзд. От мерного раскачивания конской спины я заклевала носом. В вышине раздался пронзительный крик. Я дёрнулась и едва не вылетела из седла.

— Буревестник, — Асгрим указал на парившую над нами небольшую белую птицу. — Хоть бы пургу на хвосте не принёс. Здесь и спрятаться негде.

Впереди показалось небольшое возвышение — долгожданный берег. Но прежде, чем мы успели подняться, послышался оглушительный рёв. Грозный, басовитый, продолжительный. И голосов в нём сливалось очень много. От испуга я припала к шее Кассочки. Кобылка оставалась невозмутима, хотя многие её собратья заволновались, храпя и переступая на месте.

— Лежбище моржей, — предупредил Асгрим. Судя по голосу, беспокоился не слишком. Значит, и мне не стоило. — Придётся взять западней. Аккуратно, у берегов лёд может быть не такой толстый. Полагайтесь на чутьё лошадей.

Он поехал в обход, я следом, дальше весь отряд тонкой вереницей. Не прошло и десяти минут, как Асгрим вновь замер:

— Дальше — вода. Надо подниматься. Будем надеяться, лежбище не очень большое и сейчас у моржей нет гона.

Жеребец под Асгримом в несколько огромных прыжков вскарабкался по скользкой отвесной круче. Я вцепилась в поводья и подалась вперёд. От мощных рывков ощущение было, что лошадь вот-вот из-под меня выскочит, но всё обошлось. Наверху я похлопала кобылу по шее, приговаривая ласковые слова. На этот раз всего на мгновение показалось, что Кассочке приятно. Остальных ждать пришлось довольно долго, поэтому Асгрим отвёл меня в сторонку и указал на разлёгшихся посреди снежного поля чудищ. Они были громадные, бесформенные, морщинистые, с внушительными клыками размером с клинок короткого меча. То и дело кто-то из них переползал по телам товарищей на другое место. Получившие по морде мощными плоскими лапами животные возмущённо ревели, кто-то даже в драку пытался броситься.

— Моржи, — объяснял Асгрим. — Хорошо, что мы нарвались на самый край лежбища. Сейчас они, конечно, довольно спокойны, но по весне, бывает, нападают. Представь, как отбиваться от таких туш.

— Скорее уж от клыков, — я передёрнула плечами. — Папин друг предлагал привезти их вместо клыков вэса.

— Это бивни — роскошная диковинка, — цыкнул Асгрим, разглядывая моржей с явным расчётом. — Ваши торгаши охотно их меняют на дорогие ткани и специи с юга. Правда, ещё лучше они берут рога единорога.

— Что, настоящего?! — по нашему Кодексу единороги считались священными. Их запрещалось убивать строго-настрого под страхом смертной казни.

— Нет, тут есть одна здоровая рыбина, нарвал. У неё на носу растёт длинный рог. Если точно не знать, можно и не отличить. Правда, нарвалов морские колдуны в основном ловят, а им дорожку лучше не переходить, — Асгрим красноречиво указал на горло.

Морские колдуны у нас считались мифом. Морякам никогда особо не доверяли. Ну какой порядочный человек станет проводить большую часть жизни вдали от суши? Вот и называли самых удачливых из капитанов Морскими колдунами, демонами, что являются из морской пучины и обретают человеческий облик, пока коварством не заманивают людей в воду и там в образе акул пожирают их. Я тоже думала, это сказки тех, кто боится открытой воды, но если Асгрим говорит, что они действительно существуют, значит, это так. И они очень сильны, раз даже Стражей обводят вокруг пальца. Не хотелось бы с ними встретиться на узкой дорожке. Но вместе с тем удивительно, сколько в мире всего неизвестного даже учёным книжникам. И я бы никогда этого не узнала, если бы осталась сидеть в четырёх стенах. Так, быть может, только благодаря этому жизнь и стоит... жизни: двигаться, созерцать, не переставать удивляться сложности и многообразию заведённых порядков, а не приковывать себя намертво к роли жены и матери, особенно когда видишь, что эта роль не по тебе.

Весь отряд выбрался на сушу, и мы двинулись дальше. Закружились в воздухе тонкие снежинки, предвещая метель. Мы спустились в ложбинку между двух невысоких снежных холмов и там, в затишке, разбили лагерь. Впервые за все время похода пришлось ставить палатки — крохотные приземистые шатры из сшитых вместе шкур, хорошо защищавших от снега и ветра. Внутри с трудом вмещалось по трое человек или туат. Мне пришлось спать между Веем и Микашем, тесно прижимаясь к обоим и навалив сверху все наши одеяла, чтобы не околеть. Мы, люди, отдельно — так решил Асгрим. Но как же это было неудобно! Не повернуться, хотя ворочаться хотелось ужасно. И судя по всему, не только мне, потому что мальчишки тоже вздрагивали от малейшего прикосновения или завывания ветра снаружи. Микаш замкнулся. За весь день и словом не перемолвился, даже когда укладывались. Взгляд всё время отводил. Задумал что? Не нравилось мне это.

Метель вопреки опасениям оказалась не сильная. Когда мы проснулись, снова было ясно и безветренно. Нам повезло — Хельхейм баловал хорошей погодой, иначе бы замёрзли насмерть. От ветров и снегопадов укрытия никакого. Настоящая лысая, мёртвая пустыня, почти как на гравюрах в папиных книгах с барханами, движущимися волнами от яростных порывов. Только вместо жгучего песка не менее жгучий снег. И от мороза, оказывается, печёт не меньше, чем от зноя. Как я ни укрывала лицо, кожа всё равно обветривалась и саднила. Выступавшие на глазах слёзы так и вовсе горели непереносимо. Но я держалась, как и все.