Страждущий веры (СИ) - Светлана Гольшанская

Я вскинула брови. Боюсь ли? Иногда он меня пугает грубыми выходками, ранит резкими словами, но угрозы от него не исходит. Да и стоит ли верить словам старой карги?

— На меня однажды напал единоверец. Он полыхал гневом и ненавистью, я ощущала их почти осязаемыми. А с тобой такого не было ни разу, даже когда ты разбил себе руки из-за моих слов. Скорбь, гордыню — вот что я в тебе чувствую, но не злобу и не ненависть, — я придвинулась поближе и взяла его ладонь в свои. Огромная, бугристая от жёстких мозолей, но на ощупь шершавая и тёплая. Под моими пальцами она расслабилась и обмякла. Я тоже должна что-нибудь рассказать в благодарность. — Горевестница явилась на церемонию взросления моего брата. Это она велела добыть клыки вэса, сказала, на то воля богов. И предрекла мне скорую смерть при родах. Я поэтому сбежала, а не из-за Йордена. Я хотела жить. Хотела увидеть все чудеса Мидгарда, пускай даже моя участь будет более страшной, но не умирать от тоски в четырёх стенах рядом с человеком, который меня не любит и которого не люблю я.

Микаш сжал мои ладони. Взгляд потеплел, лучился ласковым светом, хрупкими нежными эмоциями. Медведь пожалел меня, надо же!

— Ты не умрёшь — я буду защищать тебя, — сказал он так пламенно, совсем как влюблённый мальчишка.

Наивный-наивный медвежонок! Я не выдержала и залилась смехом. Микаш убрал руки, как ужаленный, его лицо покраснело и забавно насупилось от обиды. К нам уже шёл Хорхор с ворохом меховых одежд, поэтому я приложила ладонь к губам и заставила себя замолчать.

— Что это? — подозрительно нахмурился Микаш, разглядывая ношу шамана.

— Костюмы для ритуала, — любезно пояснил Хорхор и разложил накидку из шкуры белого медведя возле чёрной, которую я недавно штопала. Нам вручили по круглой маске: мне белую с тонкими алыми узорами вдоль щёк, Микашу — чёрную с большими белыми, похожими на шрамы, зигзагами. — Демоны Северной звезды просачиваются через врата Червоточин во время сияния и меняют лад гармонии мира. От этого у людей и начинается безумие, которое позволяет эмирикам пролезать им под кожу и овладевать телами. Нужно спеть правильную песню и станцевать правильный танец. Он настроит гармонию на нужный лад и призовёт добрых духов, которые изгонят эмириков и излечат безумие. Играть и петь буду я, а вы — танцевать.

Звучало путано и бредово. Даже по моим скудным суеверным меркам.

— Я не умею танцевать и уж точно не стану позориться в этом! — Микаш отпихнул от себя подальше чёрно-бурую шкуру и встал, нависнув над Хорхором угрожающей громадиной.

— Для моих соплеменников это была великая честь. Здесь не надо ничего уметь, духи сами покажут, — шаман обезоруживающе улыбнулся. — Знаете легенду о Небесном повелителе и Белой птице?

Микаш вопросительно глянул на меня. Легенды о Небесном повелителе были очень древними и не дошли до наших дней. Первые книжники не успели их записать до того, как умерли помнившие их сказители. Я знала лишь, что младшим сыном Небесного повелителя и Белой птицы был сам Безликий.

Видя моё замешательство, Хорхор начал рассказывать:

— На заре времён, когда не было ещё людей, а боги свободно бродили по земле, жила Белая птица. Не было в мире создания прекраснее неё. Но птица была горда. Кто бы ни сватался к ней, она всем отказывала.

Прослышал о её красоте сам Небесный повелитель, высокий Тэнгри, сильнейший из первородных стихий, и решил, что только она достойна стать его женой. Изловил он Птицу серебряным силком и посадил в золочёную клетку. Обольщал, угрожал, умолял принять его руку, но Птица оставалась непреклонна. Отказывалась от подарков и еды, терпела унижения, пока совсем не зачахла. Сжалился над ней Тэнгри, распахнул клетку и сказал: «Улетай, гордячка, чтоб и духу твоего здесь не было! Всё сердце изгрызла!» Птица взмыла в небо и растворилась в облаках, ни разу не обернувшись.

Долго горевал о ней Тэнгри, но даже самые глубокие раны когда-нибудь затягиваются. Настал час войн, спустился Тэнги на землю, чтобы сразиться с полчищами демонов, что заполоняли землю. Пять дней и шесть ночей рубился он с тварями, а после скрылся в пещере, чтобы восстановить силы.

Лечить его раны явилась юная дева. Столько было ласки в её прикосновениях и света в ясных очах, что Тэнгри пленился ею. Дева сказала: «Я буду с тобой этой ночью, если ты отпустишь меня с первыми лучами солнца и не будешь ни о чём спрашивать». Тэнгри согласился. Полной сладостной неги и трепета стала для них темнота. Наутро дева растворилась в тумане, а Тэнгри снова бросился в битву с демонами. А когда устал, дева снова явилась лечить его раны. Так они и встречались, на краткий миг неуловимой летней ночи. Тэнгри не спрашивал, когда дева снова придёт и придёт ли, не знал даже её имени.

Но однажды дева пропала. Шесть лун миновало, а от неё ни весточки. Затосковал Тэнгри и вернулся к себе во дворец. Ждал её, но искать не отваживался, помнил, как вышло с Птицей. Ещё одна луна истончилась, умерла и возродилась тонкорогим месяцем. Мрачным вечером сидел Тэнгри в зале с хрустальным куполом и пересчитывал стада звёздных овец на небосводе, когда в распахнутую дверь залетели голуби. «О, всеблагой Властитель небес, послала нас к тебе Белая птица. Схватил её Чёрный Коршун-лиходей и унёс к себе в гнездо. Хочет он забрать вашего птенца и взрастить в нём ненависть тебе на погибель». Не понял слов голубей Тэнгри, но гордячку Птицу в беде не бросил.

Отыскал он гнездо Коршуна на подпиравшей небо скале, схватился с лиходеем. Выдрал ему все перья, сломал стальной клюв и сбросил коршуна в ущелье, чтобы он уже никогда не поднялся к небу. Взлетел Тэнгри в гнездо, чтобы освободить Птицу, но увидел там свою пропавшую деву на сносях. Припомнил тогда Тэнгри слова голубей и всё понял. Задурила голову своими чарами Белая птица, сменив праздничный облик на будничный, да и спутала куда сильней, чем серебряным силком. Подхватил Тэнгри Птицу и унёс к себе во дворец.

Родила она мальчика, статного и сильного, как сам Небесный повелитель. Взял его Тэнгри на руки и говорит: «За что, жестокая, ты мучаешь меня? Я складывал мир к твоим ногам, я целовал твердь, по которой ты ступала, я был твоим рабом и исполнял все желания, а ты играла со мной, приманивала и бросала, мечтая о свободном полёте. Но разве ты не видишь, что едва не разбилась, летая одна? Я не хочу тебя неволить, но предлагаю свою защиту и этот дом, чтобы ни один коршун больше не смог причинить зло тебе или этому ребёнку». Смилостивилась над ним Птица: «Все любили славу о моей красоте, а не меня саму, поэтому я и испытывала их в образе невзрачной девы. Только ты смог её полюбить, поэтому отныне я буду с тобой, пока ты не попросишь меня уйти». «Тогда ты останешься со мной до конца моих дней». Они поженились и вместе шли рука об руку сквозь радости и горести до самого конца.