Дети капитана Гранта - Жюль Верн

— Только не ваше, сэр! — воскликнул Джон Мангльс.

— Почему? — спросил Гленарван.

— Вы не можете покинуть вашу супругу — это раз, ваша рана ещё не зарубцевалась — это два.

— Гленарван, — подхватил Паганель, — вы не имеете права покинуть экспедицию.

— Да, Эдуард, — добавил майор, — ваше место здесь.

— Я не согласен с вами, друзья! Это не увеселительная поездка. Едущий подвергается большой опасности, и я не уступлю своего места никому. Напишите и моё имя, и пусть жребий решает.

Пришлось подчиниться его требованию. Имя Гленарвана было написано вместе со всеми остальными. Бумажки были смешаны в кучу, и первой была вытащена бумажка с именем Мюльреди. Бравый матрос даже подпрыгнул от радости.

— Я готов, сэр! — оказал он.

Гленарван крепко пожал ему руку. Затем он вернулся в фургон, оставив Джона Мангльса и майора на карауле.

Элен, узнав о принятом решении, одобрила его. Она обратилась к Мюльреди со словами, которые до глубины души растрогали смелого моряка. Надо признаться, что случай выбрал действительно удачного гонца: Мюльреди был храбр, силён, умён, находчив и неутомим. Отъезд его был назначен на восемь часов вечера. В это время уже было темно. Вильсону пришла в голову удачная мысль заменить предательскую подкову с трилистником обыкновенной подковой, снятой с копыта одной из павших лошадей.

Таким образом, каторжники не смогут ни распознать следов Мюльреди, ни преследовать его, так как лошадей у них не было.

В то время как Вильсон занимался перековкой лошади, Гленарван обдумал приказ Тому Аустину и попросил Паганеля написать письмо под диктовку, так как раненая рука не позволяла ему самому держать перо. Учёный, поглощённый какой-то идеей, казалось, не замечал ничего происходящего вокруг. Надо сказать, что Паганель уже успел забыть все неприятные происшествия этого дня и мысли его целиком были заняты новым анализом злосчастного документа. Он на все лады повторял его содержание, стараясь извлечь из него новый смысл.

Поэтому он не сразу понял просьбу Гленарвана, и тому пришлось повторить её.

— Ага, ага… — ответил, наконец, учёный. — Я готов.

И он машинально теребил в руках свою записную книжку. Затем, вырвав из неё белый листок бумаги и вооружившись карандашом, он приготовился писать.

Гленарван стал диктовать:

— «Предлагаю Тому Аустину немедленно выйти в море и отвести “Дункан”…»

Дописывая это слово, Паганель случайно посмотрел на номер «Австралийской и новозеландской газеты», лежавший на земле. Газета была сложена таким образом, что виднелось только слово «зеландская». Карандаш Паганеля повис в воздухе, и сам учёный как будто забыл и про Гленарвана, и про письмо, и про все окружающее.

— В чём дело, Паганель? — нетерпеливо спросил Гленарван.

— Ах! — вдруг вскричал географ.

— Что с вами? — спросил майор.

— Ничего, ничего! — ответил учёный. И он прошептал:

— Зеланд… Ланд… ландия, ландия!

Он вскочил на ноги, схватил газету, скомкал её, видимо с трудом удерживая поток слов.

Элен, Мэри, Роберт, Ольбинет, Гленарван смотрели на учёного с глубоким недоумением, не понимая причин его волнения.

Паганель казался объятым внезапным припадком безумия. Но его возбуждение быстро прошло; радость, блиставшая в его глазах, потускнела, и, снова усевшись на своё место, он спокойным голосом сказал:

— Продолжайте, Гленарван, я готов писать.

Гленарван возобновил диктовку:

— «… и отвести “Дункан” к восточному побережью Австралии…»

— Австралии? — переспросил Паганель. И сам же себе ответил: — Ну, конечно, Австралии!

— «…к тридцать седьмому градусу широты», — продолжал Гленарван.

Паганель дописал записку и передал её на подпись. Гленарван, морщась от боли, кое-как подписался. Паганель сложил записку, спрятал её в конверт, запечатал его и рукой, дрожащей от волнения, надписал адрес:

ТОМУ АУСТИНУ,

помощнику капитана

яхты, «Дункан».

Мельбурн

Затем он выбежал из фургона, размахивая руками и бормоча:

— Ландия! Ландия! Зеландия!

Глава двадцать первая

Четыре ужасных дня

Конец дня прошёл без происшествий. Мюльреди кончил сборы в дорогу. Этот славный человек был рад возможности доказать свою преданность Гленарвану.

Паганель снова стал спокойным. По его виду, правда, можно было догадаться, что он о чём-то беспрерывно думает, но он решил скрывать свою заботу. Надо полагать, что у него были серьёзные основания поступить так, ибо майор подслушал, как он бормотал себе под нос:

— Нет, нет! Они мне всё равно не поверят! Вдобавок, это не приведёт ни к чему! Слишком поздно!

И, тряхнув головой, как человек, одержавший над собой победу, Паганель объяснил Мюльреди, какой дорогой тот должен ехать. Он нанёс на карту маршрут до Мельбурна и не от пустил от себя матроса до тех пор, пока не убедился, что тот прочно усвоил его. Все тропинки в степи выходили на Люкноуский тракт. Этот тракт шёл на юг, к берегу моря, и там круто поворачивал к Мельбурну. Паганель требовал от Мюльреди, чтобы тот отнюдь не покидал Люкноуского тракта и ни в каком случае не пытался ехать напрямик по незнакомой пустынной местности. Таким образом, ничего не могло быть проще этого маршрута, и Мюльреди не мог заблудиться.

Опасности грозили посланцу только в непосредственной близости к лагерю: шайка Айртона, вероятно, охраняла все тропинки. Но, благополучно миновав эту заставу, Мюльреди мог уже ничего не опасаться.

В шесть часов путешественники пообедали. Снова лил проливной дождь. Палатка протекала, поэтому все укрылись в фургоне, где к тому же было безопасней. Глина крепко держала его на месте, и он походил на маленький форт. Арсенал состоял из семи карабинов и семи револьверов. Таким образом, импровизированный форт мог выдержать даже долгую осаду, так как ни в порохе, ни в пулях, ни в съестных припасах недостатка не было. Между тем не позже как через шесть дней «Дункан» мог прибыть в бухту Туфольда, и ещё через сутки экипаж «Дункана» должен был появиться на противоположном берегу Сноуи. Даже если путешественники не смогут сразу переправиться через вздувшуюся реку, шайка Бена Джойса всё равно должна будет отступить перед силой. Но для всего этого необходимо было, чтобы Мюльреди успешно завершил свою опасную миссию.

В восемь часов ночь была уже непроглядно тёмной. Настала пора отправляться в путь. Вильсон привёл лошадь. Копыта её были обёрнуты тряпками, чтобы заглушить стук копыт. Дивотное казалось усталым, а между тем от крепости его ног зависела участь всей экспедиции. Майор посоветовал Мюльреди беречь лошадь, как только он минует разбойников. Лучше опоздать на день, но зато ехать без всяких приключений.