Земля помнит всё - Тиркиш Джумагельдыев

концу. Пудак и четверо его подручных, с головы до ног обсыпанные хлопковой пылью — даже брови, ресницы были у них в пыли, — молча поглядели на бригадира красными от бессонницы глазами. Сапар подошел к вороху, покопался в нем — неочищенных коробочек не было. Он успокоился. Взглянул на набитые хлопком мешки, рядком стоявшие под навесом, и, считая неприличным промолчать, пробормотал невнятно:

— Молодцы, не дай бог сглазить… Большое дело сделали… Вон сколько наворотили…

Бормоча эти слова, Сапар, сам того не замечая, пересчитывал мешки.

И это воспоминание ушло. И снова все вокруг изменило свой облик. Теперь перед мысленным взором Сапара появился большой, с заросшими берегами арык. Чуть поодаль дувал, обветшавший, кое-где обвалившийся… Сапар стоит на краю хлопковой карты, а на бугорке, в двух шагах от него, уронив голову на грудь, сидит Ямат…

Да, так оно и было. День был погожий, ясный, вроде сегодняшнего, и такая же тишина стояла кругом. Только не было в той тишине нынешнего покоя, то была совсем другая тишина.

— Значит, уходишь, Ямат? Дай бог воротиться живым, здоровым… Когда отправляетесь?

— Завтра утром.

— Много вас?

— Из нашего села человек двадцать.

— А из других тоже есть?

— Есть. Много…

— А вот меня не берут. Говорят, не гожусь…

— Правильно, на фронте тебе делать нечего.

— Да ты пойми, Ямат. добро бы был я хромой или косорукий! А то силищи во мне как в том дэве, а я с ребятишками оставаться должен!.. Вот веришь: каждый раз, как уходят люди на фронт, со стыда готов сгореть! Хоть бы уж вытек он у меня, что ли, глаз этот, когда я его проткнул!.. А то вроде и глаз при мне, а не гожусь… До войны-то меня не брали на службу, ну я думал, сейчас время военное, особо разбирать не станут. Толкую военкому: возьмите, мол, а он мне, там, мол, стрелять надо, а не ишаков пасти! Я говорю, не все ж стреляют, там и других дел много, а он говорит, других дел на твою долю и в тылу хватит. Я так думаю, не в глазе тут дело, просто года уже не те, сорок три года — не двадцать…

— Да не мучай ты себя, Сапар! Все знают: ты человек честный, не по своей воле остаешься.

— Тебе легко говорить. А как я вдовам буду в глаза смотреть? Как я буду смотреть на женщину, когда ей по-хоронную принесут? Почему муж ее погиб, а я, верзила здоровый, тут, перед ней торчу?! Мука это, казнь!.. Ладно. Дай вам бог вернуться живыми, здоровыми. О семьях не беспокойтесь. Солтанджамал твоей поможем… Хлопок соберем без потерь, весь соберем, до последнего волоконца. Письмо тогда напишу, отчитаюсь. Подумать только: вон, оказывается, какой год потребовался полю, чтоб невиданный урожай выдать. Гляди, какие коробочки! А раскрылись как дружно!..

Они вместе прошли по междурядью, осматривая хлопчатник. Коробочки свисали тяжелые, полные — каждая с кулак. Многие раскрылись, а остальные треснули, и приоткрытые трещинки были похожи чем-то на улыбающиеся рты. Щедра эта земля, надо только понять ее. Ямат из тех, кто понимает, знает, что ей нужно. Эти полтора гектара Ямат один выходил. Солтанджамал помогала, конечно, но как затяжелела, вся работа легла на его плечи. Ямат выдюжил. Четыре месяца подряд не выпускал из рук кетменя да лопаты. Возил из деревни коровяк, со ржавым ведром в руках ходил по междурядьям — разбрасывал. Когда сын родился, он на радостях заново взрыхлил землю, хотя хлопчатник был уже рослый. Теперь вон он какой стоит — загляденье! Повязывай фартук да выходи в поле. Да мешков побольше запасай.

— Жаль, убрать не успею!.. Собрать бы да и со спокойной душой…

— Ничего, Ямат, ты молодой, еще не один урожай уберешь…

Ямат ушел. Остались жена, только что родившийся сын и полтора гектара хлопчатника с начавшими раскрываться коробочками.

Через два дня Сапар снова обошел участок Ямата. Спелые коробочки почти все раскрылись, медлить с уборкой нельзя, пойдут потери. Сапар заметался, не зная, что предпринять. Кого приведешь на чужой участок? У каждого своих забот полно.

— Бог в помощь Бебек!

— Здравствуй, бригадир!

— Как Нурлы, наезжает хоть когда?

— Без трех дней пять месяцев, как глаз не кажет. Будто на фронте. Пускай ты чабан, в пустыне живешь, имеешь ты право хоть раз в полгода домой заглянуть.

— Заглянет Бебек, как будет возможность, так и заглянет. Думаешь, он по тебе не стосковался?

— Очень нужно ему по мне тосковать! Ему бы только пески! Я другой раз девочкам своим говорю, как бы наш отец прямо из Каракумов на фронт не утопал…

— Он бы первым ушел, если б не увечье.

— Увечье! Дай бог не увечному так с отарой управляться!

— Мужа похвалить решила? Ну да, а то я человек сторонний, не знаю его… Эх, ты! Вот что, Бебек, у Ямата на поле хлопок осыпаться начал. Что делать, а?

— Уж не знаю, бригадир, не знаю…

— Не годится так говорить, Бебек. Помочь надо. Дочку пошли. А то и сама сходи, собери немножко…

— Сходить-то можно, об чем разговор. Только ведь неловко как-то…

— Не пойму я тебя, Бебек. Туманно говоришь.

— Да я к тому, Сапар, что как же без хозяина-то? Будь тут Ямат…

— Ямат! Будь тут Ямат, и разговора бы этого не было!

— Ну… Хоть бы Солтанджамал на часок вышла! Хоть бы самые первые коробочки… А то мало ли что сказать могут…

— Что могут сказать?!

— Скажут: люди урожай растили, а Бебек собирает.

— Ну и удумала! Я считал, ты умнее.

Сапар-ага сокрушенно покачал головой, пошел дальше. Неподалеку работала жена Ходжи. Подошел и остановился в растерянности — как с ней толковать, когда у нее ящмак на рту? Хорошо, деверь ее — подросток рядом был.

— Меред, скажи невестке, пусть с обеда переходит на карту Ямата.

— А мне как?

— Если скажет, чтоб с ней шел, иди.

— Сапар-ага, она говорит, если Солтанджамал в поле выйдет… Что? Да говори ты громче! Что?! А… Ладно, я ему скажу. Сапар-ага, она говорит, пусть Солтанджамал начинает, тогда и она придет.

— А если Солтанджамал не сможет выйти?

— Тогда, говорит, не пойду.

— Ну и не надо! Без вас обойдемся!

Больше Сапар решил никого не просить. После полудня повязался фартуком и сам пошел на карту Ямата. Не разгибаясь, не подняв головы, дошел до конца ряда. Злость его малость поутихла. Ведь если честно говорить, не так уж они не правы. Наверное, и Ямату не больно-то приятно было бы видеть, как другие собирают выращенный им хлопок…