Земля помнит всё - Тиркиш Джумагельдыев

проситься будут, не выйдет номер! Хоть на коленях стой! Сейчас немножко перетерпеть надо. Слух идет, на целину скоро выходить будем. А тогда только не прозевать — засеять побольше. Воды-то будет — залейся! Тем более приятель у меня при этом деле. Ключ от плотины считай, что в наших руках. Да ты не хмурься, Сапар-ага, я дело говорю. Все будет! И вода! И хлопок станем убирать машинами. Увидишь, какие доходы пойдут! По радио только о нас и разговору будет!

— Да… Сказки ты хорошо научился рассказывать.

— Это, Сапар-ага, не сказки. Плохой ты бригадир, если перспективы не понимаешь!

— Перспектива перспективой, а вот сегодня как быть?

— Сегодня день был и прошел. Главное — впереди. Нам бы только на целину выйти! Начнем дела проворачивать!

Не договорились они с председателем, не вышло у них взаимопонимания. А тут как раз сердце стало пошаливать — ушел Сапар-ага из бригадиров. А сына в город не отпустил. "Ты знай трактор води, сынок! Как-нибудь перебьемся, с голоду не помрем".

Сыну-то такое можно сказать, а чужому не скажешь… Сейчас ничего, сейчас все наладилось. Уж лет пять, как порядок в колхозе. Новый председатель — человек дельный, можно сказать, огонь мужик. И понимающий. У него главная забота — люди. Кто ушел, всех вернуть старается. По домам ходил: посидит с людьми, потолкует за чайком… Многих воротил. Орам в колхоз вернулся. И правильно сделал, не прогадал. В прошлом году трактористам на круг по пятьсот рублей в месяц вышло. Возвращаются люди… Уж на что Байджи Сытдыхов, говорили, совсем пропал человек — на рынке торгует, а ничего, в тракторной бригаде работает, помощник бригадира… Только вот мотоцикл из города привез, треску от него — житья нет…

А Овез так и не вернулся в колхоз. Может, председатель не сумел с ним поговорить? В таком деле подход нужен… А может, вообще забыл про Овеза? Мудреного ничего нет, вполне мог забыть, дел у председателя по горло. В селе, не дай бог сглазить, народу несколько тысяч, а он один, иногда и напомнить нелишне. Надо напомнить. А может, скажет: "Не забыл я про него, Сапар-ага, просто считаю, рано или поздно сам вернется". Это, конечно, верно. Вернется Овез, никуда он не денется. Некуда ему деваться от земли. Дома научился строить? И слава богу, колхозу строители — позарез. На южной стороне стан совсем обветшал, давно пора сносить. Вот и пусть займется! Ты ж свой, вырос тут, на этом поле. Чем на стороне людей искать… Может, конечно, обижен ты сильно, ждешь, чтоб позвали тебя? Возможное дело. Тогда что ж? Тогда пойду к председателю, с ним к тебе явлюсь уговаривать, чтоб вернулся. А потом ты будешь новый стан строить, а я чаек тебе кипятить… Посидим, потолкуем, прошлое вспомним. Помнишь, возле того заросшего арыка шалаш стоял, мы с тобой там чаек попивали?.. Ты, бывало, все помалкиваешь. И в кого ты такой удался? Отец-то, конечно, тоже не больно говорлив был и болтунов не жаловал, но все-таки не такой был молчун. Ну да это ничего, Овез, я буду говорить, ты послушаешь. Нам с тобой есть что вспомнить…

Над головой прострекотал самолет. Придерживая рукой тельпек, старик задрал голову, взглянул на небо. Самолет уже ушел далеко на запад, потом развернулся и, снизившись, стал опылять поля.

Забыв обо всем на свете, Сапар-ага, как мальчишка, загляделся на самолет. Летит низко, низко, да его сейчас даже и не видно, только густой пышный серый хвост, словно пыль за идущей по дороге машиной. И вдруг хвост оторвался, и самолет резко взмыл вверх — глаза Сапара-ага едва различили вдали неясные его очертания.

Да, велики стали колхозные земли… Вот собери попробуй весь этот хлопок руками! Ни за что не собрать. Только человек догадлив. Сначала машину придумал, теперь вот порошок с самолета сыплют. Посыплет хлопчатник, и лист опадать начнет. Что ж делать — пусть уж лучше без листьев стоит, чем хлопок несобранный останется. Конечно, красоты той не будет. Не увидишь, как в темно-зеленой листве сияют белоснежные комочки хлопка. Что ж делать?.. Побитые заморозком коробочки — тоже грустное зрелище, зато если заморозок вовремя листву снимет, для урожая только польза.

Да… Придешь на рассвете, тронешь рукой листья — мокрые. А потом, как пригреет солнышко, ссохнутся, съежатся, словно кожа на углях. Сердце разрывается глядеть.

Теперь не ждут, не хотят рисковать. Чтоб хлопок скорей вызревал, лекарством листву снимают. Только вот не торопятся ли? Конечно, может, где и не угадают: поля-то вон они — ни конца им, ни края. Да, без техники, без науки теперь не обойтись. Техника, она облегчает крестьянский труд, очень облегчает, тут возражать не приходится, а только и о красоте думать надо — жалко раньше времени поля оголять, лишать их зеленого убора. Можно, наверное, такую машину изобрести, чтоб красота не страдала, чтоб убирать хлопок прямо с зеленых кустов, Сделают такую машину, придумают — ученые, они все могут. Уж если ворохоочиститель придумали!..

О ворохоочистителе поговаривали давно, хотя пока что никто его в глаза не видел. Машину ждали, очень ждали, надеялись, что избавит она наконец людей от мучений с куреком, повторявшихся каждую осень.

Ноябрь. Побитый морозом хлопчатник засох до самых стеблей. Из раскрывшихся коробочек давно уже выбрали хлопок, остались лишь сухие створки с острыми, как шильца, концами. Теперь наступила пора курека — предстояло выбирать хлопок из нераскрывшихся или раскрывшихся лишь наполовину коробочек.

Вечером сборщики клали на весы огромные мешки, доверху набитые этими коробочками, взвешивали их, и каждый нёс свои мешки домой. Утром на тех же весах, в тех же мешках взвешивали уже очищенный хлопок. Ночь лежала между вечерним и утренним взвешиванием, и какая ночь!

Человек намаялся за день, пришел домой, выпил чайку, поужинал. Теперь бы лечь ему, расправить натруженную спину. Не тут-то было — на дворе ждут полные мешки курека.

И снова крестьянин принимается за работу. В работе участвует вся семья: и старики и дети. Если у тебя быстрые пальцы и много помощников, тебе, может быть, удастся управиться к полночи. Если нет, будешь сидеть до рассвета. Руки ничего, руки привыкли — сами собой действуют, а вот глаза никак — то и дело слипаются. Ткнешься подбородком в грудь, вздрогнешь, и опять рука привычно тянется к мешку, опять пальцы начинают дергать хлопок из коробочек. Но проходит минута-другая, и снова слипаются глаза, и