Донецко-Криворожская республика: расстрелянная мечта - Владимир Корнилов

Харьковские городские власти честно пытались вступить в сношения с представителями центральной украинской власти. Рубинштейн от имени Думы в первые же дни после прибытия украинцев встретился с командующим Запорожской дивизии генералом Зурабом Натиевым, который присутствовал на параде немецких войск в Харькове[1061]. Контактировали городские власти и с назначенным украинским комендантом Харькова полковником Александром Шаповалом. Особенно это касалось постоянных запросов о причинах очередного расстрела или ареста. Правда, чаще всего выяснялось, что Шаповал совершенно не контролирует ситуацию вокруг интересуемых событий.

Генерал З. Натиев (в центре) во время немецкого парада в Харькове

Еще меньше пиетета по отношению к украинским союзникам было у германского командования. Штейфон оставил красочное описание встречи немецкого генерала с представителями украинских властей в Харькове: «Командир баварского корпуса генерал Менгельбир оказался очень суров к пришедшей к нему украинской делегации. Последняя явилась в украинских костюмах, с «оселедцами». Менгельбир заявил, что «не умеет говорить с людьми, у которых хвосты растут на голове». Подобные слова старшего начальника чрезвычайно правдиво выявили фактическое отношение немецкого офицерства к украинскому вопросу»[1062].

Штейфон, как мы видели, любил преувеличивать. Но его вывод об отношении немцев к украинским союзникам подтверждается массой документов. Генерал Людендорф жаловался на качество украинских частей, которые пришлось расформировать, и причитал: «Мы могли бы в конце концов получить хоть немного поддержки со стороны сыновей земли, которую мы освобождали от большевистского доминирования»[1063].

Колин Росс в докладе германскому МИДу вынужден был признать: «Украинская самостийность, на которую опирается Рада, имеет в стране чрезвычайно слабые корни. Главным ее защитником является небольшая группа политических идеалистов. Рада… все же опирается теперь, как, по всей вероятности, еще долго и в будущем, на немецкие штыки». Немецкий публицист, изучив ситуацию в Украине, дал уничижительные характеристики украинской армии: «Украинское войско — войско наемников; оно состоит из бывших солдат и офицеров, безработных и авантюристов… Численность Украинской армии приблизительно равна 2000 человек; армия делится на целый ряд отрядов, отличающихся друг от друга своей формой… Боевая ее сила чрезвычайно мала»[1064].

Сегодняшние легенды, распространяемые историками с титулами и учеными степенями, о том, что украинская армия, дескать, насчитывала сотни тысяч солдат и чуть ли не самостоятельно, без немцев, проводила значимые боевые операции, не выдерживают никакой критики. Немцы не раз докладывали своему командованию о том, что украинские союзники только создают проблемы, в том числе и во взаимоотношениях с населением оккупированных территорий. Командование германскими войсками, расквартированными в Донбассе, докладывала о бардаке, царившем в войсках генерала Натиева: «Конные сотни — недисциплинированные банды, командный состав одинаково ненадежен… Вмешиваются в дела администрации, грабят. Для спокойствия уезда необходимо гайдамаков убрать». О том же просили и представители местной власти. К примеру, уездный староста Александровска докладывал, что «желательно пребывание в уезде не галицийских войск, а германских или венгерских»[1065].

К. Соколов, наблюдая за взаимоотношениями немцев с украинскими вояками, отмечал: «Конечно, казачьи «войска» играли при немцах роль простой декорации. Казаки могли выставить ничтожную горсть плохо снаряженных «людей»… Потомки запорожцев в сборной одежде, вооруженные чем Бог послал, смотрелись совсем михрютками рядом с молодцеватыми краснощекими, отъевшимися на русских хлебах баварцами. Немецкий генерал, которому однажды представили группу казаков, махнул рукой и любезно посоветовал отпустить «этих парней» на полевые работы»[1066].

Во многом такое состояние украинских частей объяснялось природой их происхождения. Как писал генерал Деникин, украинизация войск в 1917 г. представляла собой всего лишь «простое дезертирство и шкурничество». Это же подтверждает командующий войсками Киевского военного округа полковник К. Оберучев, лично участвовавший в формировании украинских частей. Он вспоминал, как из дезертиров, случайно собравшихся в Киеве, сколачивали первые украинские полки. «Но напрасно вы стали бы искать на фронте всех… этих украшенных национальными эмблемами защитников Украины, которой, к слову сказать, угрожал сильный враг, — писал Оберучев. — Их не было там, они туда не пошли, а разбежались по деревням»[1067].

Оберучев вспоминал: «Чуть только я посылал в какой — либо запасный полк приказ о высылке маршевых рот на фронт в подкрепление тающих полков, как в жившем до того времени мирною жизнью и не думавшем об украинизации полку созывался митинг, поднималось украинское желто — голубое знамя и раздавался клич: «Підем під українським прапором»… И затем ни с места. Проходят недели, месяц, а роты не двигаются ни под красным, ни под желто — голубым знаменем»[1068].

Поэтому не приходится удивляться тому, что украинское войско представляло собой скорее фикцию, бутафорию. Как писал Штейфон, «в 1918 году существовали украинские корпуса, дивизии, полки, но их состав ограничивался только скромными штатами «старшин», то есть офицеров, да небольшими командами, главным образом, хозяйственного назначения»[1069].

Очевидцы тех событий единодушно сходились на том, что украинского войска чаще всего не было видно ни в Украине вообще, ни тем более на территориях, входивших до оккупации в Донецкую республику. Достаточно обратить внимание на то, как весь юг Украины и ДКР прошел отряд М. Дроздовского. До Днепра дроздовцы встречали исключительно австрийцев, после — немцев. Периодически вступали в стычки с большевистскими отрядами. Но нигде не видели этого чудного зрелища — войск УНР[1070].

Харьковцы, путешествовавшие по новосозданному государству Украина, также отмечали отсутствие украинских армий. В разгар битвы за Донбасс в апреле 1918 г. корреспондент «Возрождения», к примеру, передавал с фронта: «Линия до Купянска и от Купянска до Харьков а восстановлена. Всюду немцы и только украинцев нигде не пришлось видеть»[1071].

А вот как описывал поездку в столицу УНР профессор Я. Диманштейн, который с делегацией ССГЮР прибыл в Киев по приглашению украинского правительства буквально через неделю после оккупации Харькова: «Всю дорогу встречаем идущие в направлении Харькова поезда с германскими войсками, хорошо одетыми и с довольными физиономиями. Поведение солдат очень сдержанное и корректное… Примечательно было то, что на всем пути, длившемся двое суток (вместо 14 часов в мирное время), мы совершенно не видели украинских войск, существующих больше на бумаге, чем в действительности». Как же эти описания расходятся с утверждениями некоторых украинских историков о нескольких сотнях тысяч украинских военных, чуть ли не самостоятельно решавших исход боевых операций в 1918 году! Скорее был прав Антонов — Овсеенко, считавший, что «гайдамаки, сопутствуя немцам», всего лишь придавали германскому наступлению «украинский колорит» — и не более того[1072].

То, как немногочисленные отряды петлюровцев действовали в годы Гражданской войны, наблюдал воочию во время боев в Киеве в 1919 году публицист Иван Солоневич, так прокомментировавший увиденное: «Совершенно случайно мне пришлось быть живым свидетелем одного исторического симптома. С Фундуклеевской на Крещатик вливались мощные колонны каких — то серожупанников — петлюровской гвардии, одетой и вооруженной немцами. Со стороны Липок туда же проскочил какой — то казачий отряд, едва ли больше двух — трех десятков нагаек. Казаки сразу атаковали петлюровскую армию, и атаковали ее нагайками. Петлюровская армия бежала сразу… Если бы я сказал, что петлюровская гвардия состояла из трусов, — это было бы глупым утверждением… Серожупанники бежали вовсе не потому, что они струсили, а потому, что никто из них не собирался проливать своей крови из — за петлюровского балагана… Никто никогда ни за каких Мазеп, ни Петлюр не воевал»[1073].

Не спорили с этим утверждением и многие военнослужащие, волею судьбы оказавшиеся в украинских частях. К примеру, С. Устинов, оставивший мемуары о своей службе у гетмана Скоропадского, признавался, что изначально не верил «германской выдумке Украине». «Вообще наше положение казалось нам не серьезным, — писал он. — Мы все — таки оставались русскими офицерами и не могли сделаться украинцами». При этом Устинов подчеркивает, что такая же ситуация была и в петлюровских частях: «То, что мы были Гетманцами, а не Петлюровцами, было для нас чисто случайным»[1074].