Королева пустыни - Джорджина Хауэлл

Это была критическая точка. На следующий день во время их разговора Гертруда напомнила, что скрыть их расхождения во мнениях от широкой публики стало невозможно, поскольку она всегда это говорила, и самому А. Т. в первую очередь. Он ответил, что возражал против любого частного общения с министерством по делам Индии, а она сказала, что считает это нелепым, но подчинится его желанию. «На этом мы тепло пожали друг другу руки – при температуре 115°[36] трудно пожать руки иным образом».

А. Т., несмотря ни на что, был хорошим организатором, и административная рутина продолжала строиться на успешных моментах, детализованных в Белой книге Гертруды. Страна стала процветающей, что показал рост налогов. Доход администрации вырос на 300 процентов за три года до 1920-го. Тот факт, что поступление налогов было сбалансировано с расходами, стал решающим. Административная задача Черчилля как государственного секретаря по делам колоний состояла в уменьшении наполовину 37 миллионов фунтов стерлингов, расходуемых на управление Палестиной, Ираком и Аравией, и в построении финансово приемлемой системы управления для Ближнего Востока. В Ираке он попытался уменьшить ежегодные военные расходы с 20 до 7 миллионов фунтов стерлингов. Вскоре он доложил Ллойд-Джорджу о необходимости «успокоить» настроения арабов, «иначе расходы на гарнизоны определенно вынудят нас возвратить территории, которые каждая страна получила в результате войны». Теперь любой ближневосточный проект составлялся на тему уменьшения военных расходов.

В вечер перед своим отъездом в конце сентября А. Т. пришел в кабинет Гертруды попрощаться. Это был эмоциональный момент, и каждый из них проявил благородство. Она встала и двинулась ему навстречу со словами, что удручена сильнее, чем может это выразить, и остро сожалеет, что они не смогли установить лучшие отношения. Когда Уилсон ответил, что пришел извиняться, Гертруда перебила его – она виновата не меньше, чем он. А потом она сделала ему величайший комплимент, пригласив в Лондоне зайти к ее родителям, и Уилсон так и поступил.

Официальная карьера А. Т. вскоре закончилась. Он женился на молодой вдове и принял пост менеджера по операциям на Ближнем Востоке англо-персидской нефтяной компании. Частное письмо, написанное другу из Мухаммара на Персидском заливе через пару лет, показывает, что он злился не только на Гертруду, но и на Кокса. Своего прежнего начальника Уилсон обвинял в нечестности и некомпетентности, в том, что тот «обещал все и не делал ничего», а Месопотамию 1922 года называл жалкой: «нет руководства – нет решения». Он дал собственное освещение событий: «Каждый день радуюсь, что спрыгнул оттуда и ушел под развевающимся флагом, из моей старой банды многие ушли со мной – все, кто мог себе позволить… Сейчас вообще никто не верит Коксу, и его репутация просто рухнула».

11 октября 1920 года сэр Перси вернулся в Багдад. Украшенный флагами и устланный ковровой дорожкой вокзал был набит первыми лицами города, арабскими и британскими. Гремел пушечный салют, вдоль дороги выстроились приветствующие, а сэр Перси в белом с золотом мундире стоял, отдавая честь, пока оркестр играл «Боже, храни короля».

После приветственных речей Кокс ответил речью по-арабски. Он здесь по приказу правительства его величества, объявил он, чтобы войти в совет с народом Ирака и совместно установить арабское правление под надзором Британии. Сэр Перси попросил людей помочь ему установить принятые условия, чтобы он сразу мог приступить к своей задаче. Это было новое начало, и Гертруда, приседая перед ним, старалась не выдать своих эмоций. В письме домой, написанном через несколько дней, она сообщала:

«Совершенно невозможно передать вам, какое облегчение и радость служить под началом человека, суждению которого полностью доверяешь. К необычайно трудной задаче, которая перед ним стоит, он подходит с искренним желанием действовать в интересах народа этой страны…

Ох, если бы мы смогли это вытянуть: связать одной веревкой молодые горячие головы, шиитских обскурантов, энтузиастов, лощеных старых политиков и ученых – если бы мы могли сделать так, чтобы они стали работать совместно и сами искать выход, как это было бы прекрасно! Я вижу видения и предаюсь мечтам…»

Глава 14

Фейсал

В мае 1885-го, когда Гертруде было шестнадцать лет, в замке своего отца, Таифе, в пустынях Хиджаза родился мальчик и был назван в честь сверкающего падения сабли – Фейсалом. Каковы были шансы, что школьница из Йоркшира и сын хашимитского шерифа Мекки вообще встретятся или что судьбы их переплетутся?

Фейсал был третьим сыном шерифа Хусейна ибн Али, продолжающим прямую линию от пророка Мухаммеда через его дочь Фатиму, которая вышла за Али из рода хашимитов, и ее старшего сына Хасана. Род пророка держал временное правление в Мекке последние девятьсот лет. Фейсал был аристократом дважды: его мать, первая жена Хусейна Абдия-ханум, была также двоюродной сестрой его отца, и, таким образом, в ее жилах тоже текла кровь пророка. Согласно священной традиции, его на седьмой день забрали у матери и отнесли в пустыню, чтобы его там воспитывали бедуины до семи лет. Больше он своей матери не видел – она умерла, когда ему было три года. Гертруда лишилась матери в том же возрасте.

Фейсал, как и его старшие братья Али и Абдулла, жил в черном шатре как сын племени и учился драться в жестоких играх, от которых у него остался шрам на голове и заживший перелом руки.

К султану-психопату Османской империи Абдул-Хамиду хашимиты относились подозрительно, но с уважением. Чтобы шерифы не забрали себе слишком много силы, он периодически приказывал доставлять самых сильных из них в Константинополь, где они были обязаны жить «почетными пленниками» на скромные доходы под пристальным надзором зловещей фаланги султанских шпионов, стражников и черных евнухов. Такова была судьба шерифа Хусейна, который оставался с семьей в Константинополе долгих восемнадцать лет.

В девяносто первом году в возрасте шести лет Фейсал был отнят у приемной бедуинской семьи на год раньше положенного срока и вместе с братьями доставлен к отцу в дом на Золотом Роге в Константинополе. В доме отца жили тридцать две женщины его гарема со своей свитой и невольницами.

Хусейн был домашним деспотом и твердо решил, что его сыновья не должны знать комфорта или роскоши. Он занимал несколько традиционных постов в Османской империи, но доход его оставался скромным. В доме, как ни был он велик, мясо позволяли себе лишь раз в неделю. Дисциплина была суровой: прежде всего сыновья должны были научиться собой владеть. В ходу все еще была фалака – веревка, которой ребенку связывали ноги вместе, а потом били тростью по подошвам. С другой стороны, Хусейн следил, чтобы его сыновья получили правильное образование: он нанял учителей, сначала четверых, потом, по мере того как дети росли, их число увеличилось. Политическая атмосфера была очень напряженной, жизнь полна опасностей. Город кишел заговорами тайных обществ, и султан, на чьей совести за всю жизнь накопилось, может быть, полмиллиона трупов, имел неприятную привычку удостоверяться в смерти своих жертв, для чего ему присылали их головы в ящиках.