Возвращённые тенью - Валентина Герман

— Что случилось, Алиетт?..

— Это я хотела спросить у тебя, Плоидис, — ответила она, сощурившись. — Ты с ума сошел? Зачем ты отказал ему?

— Отказал в чем?

— В развенчании.

Плоидис непонимающе смотрел на Алиетт.

— Ты хочешь развенчаться со мной?..

— Ты ведь мог бы жениться на Илли.

Ответом ей была тяжелая тишина.

— Не говори, что ты не хочешь этого, — Алиетт пристально смотрела ему в глаза.

Король вздохнул.

— Конечно, хочу. Но только не так, Алиетт. Я не собираюсь бросать тебя так.

— Другого шанса у тебя не будет, Плоидис.

Его глаза были мрачны.

— Я знаю.

— Тогда скажи ему, что ты согласен на это. Ох, Плоидис, — Алиетт положила руки ему на грудь и не отрываясь, смотрела в его глаза. — Неужели ты не понимаешь, что мы не сможем всю жизнь жить так?.. Все это когда-нибудь рухнет… посмотри, ведь не прошло еще и года, как мы женаты, и что же — Дариан уже влюбляется в Илли, да и кто из нас сможет с уверенностью утверждать, что его собственная дружеская привязанность не грозит когда-нибудь перерасти в нечто большее…

Плоидис печально смотрел на нее.

— Как давно ты знаешь про Дариана?..

— Достаточно давно, — вздохнула Алиетт. — Он пытается скрыть это, но я ведь не слепая, Плоидис. Я слишком хорошо знаю его, чтобы не заметить.

— Алиетт… — он удивленно качнул головой. — И ты — ты готова простить его?..

— Я не знаю. Но дальше будет только хуже. Мы были так наивны, когда полагали, будто этот странный союз может продержаться достаточно долго и даже позволит нам завести детей… но подумай, Плоидис, каково это будет, знать, что твои малыши называют отцом другого? Что будет, когда Дариан и Илли будут растить их, вместе, когда он будет каждый день играть с ними, наблюдать, как они взрослеют… я знаю его — он не сможет не полюбить их, а вместе с ними окончательно полюбит и их мать… Ну а ты? Сможешь ли ты в самом деле принять моих детей, забыв о том, что трон по праву принадлежит твоим собственным?.. Как они будут жить, если когда-нибудь узнают обо всем этом?.. И что будет со всеми нами, когда наши чувства и отношения окончательно запутаются?..

Плоидис печально смотрел на нее.

— Я не знаю, Алиетт. Я в самом деле не знаю. И я боюсь признать, что ты права, во всем… Но я знаю одно: мы не вольны расторгать подобные браки из-за любви.

Алиетт сощурилась:

— И ты готов потерять Илли, Плоидис?.. В самом деле потерять, шаг за шагом убивая вашу любовь… я знаю, как она любит тебя — и поверь мне, ей не будет достаточно навеки остаться лишь твоей любовницей. Пройдет немного времени, и вы оба поймете это… и безысходность начнет убивать вас.

Плоидис сжал губы.

— Прекрати, Алиетт.

— Ты знаешь, что я права, — печально произнесла она. — Ты давно понимаешь это.

В его глазах отразилось отчаяние.

— Я сделаю все, чтобы она была счастлива. Чтобы знала, что я люблю ее.

— Так сделай ее своей женой, Плоидис.

Он тяжело покачал головой.

— Я не могу, Алиетт. Ты представляешь, как будет выглядеть такой мой шаг?..

— О Боги, Плоидис, хоть раз в жизни забудь о политике! — внезапно воскликнула Алиетт. — Какая разница, как это будет выглядеть? Кто посмеет сказать тебе что-то против?.. Мой отец? — нет, ибо я улажу это. Твои придворные? Какое тебе до них дело?.. Другие страны?.. Ну так пускай, если пожелают, выразят свое осуждение — они ведь все равно не пойдут на большее. В конце концов, Плоидис, это, очевидно, не самый сумасбродный поступок в мировой политике.

Плоидис тихо рассмеялся.

— Развестись с принцессой королевской крови из-за обнаружившейся любовницы? Ох, брось, Алиетт, едва ли кто-нибудь сможет опередить меня в сумасбродстве после этого.

— Будет немного лучше, если развода публично потребует мой отец. Конечно, не удастся избежать определенных последствий… но в конце концов, Плоидис, ты ведь понимаешь, что упустив этот шанс, ты своими руками разрушишь собственную жизнь.

Плоидис смотрел на нее, сощурившись, не говоря ни слова. Потом притянул ее к себе и мягко коснулся губами ее лба.

— Но я не хочу разрушать и твою жизнь, Алиетт.

— Мою?.. — она подняла на него глаза. — Плоидис, поверь, этим ты спасешь и мою жизнь тоже.

Он, усмехнувшись, поднял бровь, и Алиетт продолжила:

— Дариан не забудет Илли, находясь с ней рядом — это очевидно. И я совсем не уверена, что смогу простить его, — она опустила глаза. — Я уже думала о том, что будет, если наш великолепный квадрат превратится в кривой треугольник, Плоидис. Едва ли я смогу встретить еще кого-то, кто сможет утешить меня, среди этой своры, жаждущей лишь твоей власти и денег… и разумеется, я никогда не позволю себе претендовать на собственного мужа, который, вероятно, окажется единственным достойным объектом моих мечтаний, — Алиетт взглянула на него с печалью. — Стоит ли мне продолжать, Плоидис?

Он качнул головой.

— Нет.

В отчаянии он устремил взгляд в окно.

Алиетт была права — они не будут счастливы. Крах их идеального союза был лишь вопросом времени. Плоидис с отчаянием, почти с ненавистью сознавал, чего требовал от него долг… и это значило, что когда-нибудь он должен будет потерять Илли.

Он вновь взглянул на Алиетт.

— Ты понимаешь, что развенчавшись со мной, лишишься титула и…

— Плоидис, — Алиетт с улыбкой оборвала его. — Ты знаешь, что в этой ситуации мой титул волнует меня меньше всего. Я в любом случае останусь принцессой Авернаса.

— Однако ты едва ли будешь счастлива, вернувшись домой, — заметил Плоидис.

— Но я и не должна буду возвращаться, — ответила Алиетт и, заметив непонимание в его глазах, улыбнулась: — Я почти уверена, что после развенчания я никогда более не буду нужна Авернасу, чтобы скрепить еще какой-нибудь политический союз. Я буду свободна. Мне всего восемнадцать, и у меня еще вся жизнь впереди. С Дарианом или без, я смогу прожить ее так, как захочу. Я смогу поехать, куда мне вздумается, жить там, где мне понравится… ты представляешь себе, что это значит для меня?.. Свобода, Плоидис… это то, чего такие, как мы с тобой, лишены с рождения.

Плоидис вздохнул.

У Алиетт, похоже, был готов достойный ответ на любой его довод.

Он смятенно нахмурился и неожиданно, сделав шаг к окну, закрыл глаза и уперся лбом в ледяное стекло, словно надеясь, что хотя бы оно вселит в него благоразумие.

О Боги, это неправильно — он знал, что не имел права на это. Он король, и его долг всегда должен стоять на первом месте… но сейчас этот долг требовал от него слишком многого. Он обязан был собственной волей сохранить брак, который в конечном счете погубит каждого из них, медленно, но неизбежно отравляя их счастье. Он должен был обречь Алиетт увядать от одиночества, когда она вычеркнет из своей жизни Дариана; он вынужден был уготовить Иллиандре пылающее горнило ревности, когда стремительное время в конце концов заставит его подумать о законном наследнике. Он должен был затем убедить Илли и самого себя, что она навсегда останется его единственной любовью, в то время, как на ее глазах будут расти его дети от другой женщины; он должен был бездушно закрыть глаза на то, что Алиетт, подарив ему сына, останется брошенной, отверженной женою, которая будет слишком горда, чтобы выказать ему свои чувства, и навсегда останется лишь заложницей собственного долга и несправедливого предательства. О да, он будет молча наблюдать, как их жизнь, их чувства разбиваются о непреклонную стену его проклятого долга, и одним Богам будет известно, сможет ли он остаться разумным, когда поймет, что уже слишком поздно, и что он уже ничего не в силах исправить.